Мой дед

Мой дед не знал колхозной новой жизни.
Потух рассвет у самого двора…
И на деревьях перезрели вишни,
Которые никто не собирал.
Дед помер не в больнице от инфаркта…
Ловлю себя на мысли, что берусь
Сейчас вот, не имея точных фактов,
В стихах излить его казачью грусть.
Он мне сказалы бы: «Здравствуй, внук Павлуша,
Дождались в гости!
В хату проходи.
Ты что же тощ, – одни глаза да уши!
В чём только дух и держится в груди?
С такой силёнкой вряд ли заказачишь,
Но я тебя поправлю, дай лишь срок.
Курень мой не какие-нибудь дачи,
Что в городах натыканы не впрок.
Работы прорва, были б только руки:
Мы, как в Москве, не киснем на печи.
Разворовали Донщину, подлюки,
Жиды да коммуняки-москвичи!»
Он крыл и охал,
Хаял злобно город,
В котором жить казаку не с руки.
Наверно, за такие разговоры
И упекли его на Соловки.
Дед не увидел подлой новой жизни,
Ему досталось девять грамм свинца…
Я здесь, как он, – такой же третий лишний,
И мне страдать за правду до конца!