А город нелеп и дерзок...

 
А город нелеп и дерзок в своей шутовской короне.
Ему бы - колпак на голову и веселить царя.
Даю сумасшедшей Наташе гадать по своей ладони,
бесплатно, из любопытства, с мыслишкой - мол, вдруг, не зря.
Та хмурится, на руку смотрит - а мне уже интересно,
какие грядут экзерсисы и сколько отпущено лет.
Чудачка рядом устроилась - местная поэтесса
и, видно, художница - рисует Наташин портрет.
Ах, много ль юродству надо - по белому А4
бессмертить свой пир с натуры дрожащим карандашом!
Наташа мне обещает событья чудным-чудные...
"На белом коне принцесса, - шучу, - иль казённый дом?"
"Нет - страшные перемены, зависящие от близких...
В любви всё - фигом-фигово, но вскорости - трое детей..."
Танцует отвязный грифель, движенья умелы, быстры,
и мнится: судьба несётся, как тройка через метель.
Несётся она, шарашит по белой дороге мглистой,
зигзагами, виражами, как тот карандаш легка,
пока мне шепчет Наташа, что в прошлом была магистром,
и зелье варить умеет, и даже смерть накликать...
Чудачка последний штрих наносит рукой умелой,
спрашивает: "Похоже?" Я соглашаюсь: "Да".
Снимает корону город и в пляс пускается смело,
и можно плясать вприсядку, коль вскорости перемены,
и счастье листком белеет, и чёрным горит звезда...