нет рубрики

Мама ушла, едва мне исполнилось пять. Брату было семь. Сложить пять и семь получится двенадцать – все одно чертовски мало, чтобы от кого-то уходила мама. Но она не была математиком, подобных счетов не вела. Видимо по этой причине и ушла.
       С отцом у них всё что-то не ладилось, мама бегом убегала из дома - ночевать у подруг, родственниц, спала с другими мужчинами. Однажды взяла нас обоих и уехала к родителям – моему деду Феодосию с бабкой Розой Яновной, на море, в Сочи. Помню еще, я потерялся на Московском вокзале, пил сначала яблочный сок в буфете, потом вдруг обнаружил себя, одного, стоящего посреди залитого солнцем зала ожидания, услышал свой громкий рев. Я не понимал, что произошло, но чувствовал – случилось плохое. Вокруг всё были чужие люди – ни одного знакомого лица. Люди смотрели на меня с жалостью и безразличным сочувствием - так смотрят на уличного котенка, зная, что никогда не возьмут его к себе домой. И… вдруг появилось лицо мамы! Я мигом успокоился, забыл страх. Мир сделался родным и безопасным. Впереди ждал месяц лета, цветущий южный город, Черное море.
         А потом мы вернулись в Ленинград. Она все время возвращалась к отцу. Ради нас? По другой причине? Кто знает…
         Помню, отец с тяжелым лицом встречал нас троих на перроне. На нем была белоснежная нейлоновая рубашка, тщательно отутюженные брюки, вид у него был измученный и какой-то очень, очень усталый.
–«Зачем ты так, Наташа?» негромко спросил он, видимо не ожидая ответа. –«Ладно бы одна, зачем тащить с собой детей?!»…
           Мы вернулись в июне 1971-го. А потом вдруг незаметно наступил июль, начало июля. Был обычный летний день, полный ребяческих игр, незаметно перешедший в вечер. Мы с братом легли спать, а когда проснулись, первое что я увидел - лицо отца.
–«Вот так дети» сказал он, -«Мамы с нами больше нет…» Лицо его осунувшееся, с провалившимися бесцветными глазами, еще более посерело. –«Нет больше вашей мамы» повторил он.
–«А где она, почему её нет? Когда она придет?» спросил я.
Отец молчал.
На столе стояла тарелка с ярко-бордовой клубникой.
–«Она просила клубники» сказал отец –«Всё повторяла, Слава, Славушка, хочу клубники…(отца звали Вячеслав) -Клубнику я нашел, но было уже поздно.» Отец опять замолчал, теперь надолго...
Я встал с кровати, попробовал клубнику – ягода уже начала размягчаться, пропадать, давать сок, так истекает соком ягода, сорванная с грядки несколько часов назад.
В памяти моей до сих пор стоит опустевший, растерянный взгляд отца, ставшая вдруг ненужной, такая пахучая, сладкая, роскошная клубника, июльское утро наполненное солнцем, яростный щебет птиц за окнами. Утро, в котором почему-то больше нет мамы.
     В тот вечер они повздорили сильнее обычного. Что было причиной ссоры? Этого я уже никогда не узнаю, да теперь и не важно. Более поздние рассказы родственников, соседей разнятся и похожи на правду лишь отчасти...
      Помню как мама лежала дома, в гробу, в большой комнате на столе, а я играя, бегал из комнаты в комнату, не в силах осознать произошедшего, не желая осознавать. Да, если разобраться, кто, даже из взрослых, может по настоящему осознать что на самом деле значит смерть…
Помню еще, было очень много букетов, везде цветы, цветы, цветы. Они увядали, тяжело сладковато пахли. Не переношу с тех пор приторного запаха срезанных, начинающих увядать, цветов!
      
     Ночью мама зашла на кухню, достала из буфета аптечную склянку с нашатырным спиртом, налила примерно треть стакана и выпила… –Химический ожог пищевода, слизистой желудка, общая интоксикация, нарушение дыхания, мозговой, сердечной деятельности... Врачи сделали все возможное - промывали обоженный изуродованный желудок, пытались проводить поддерживающую терапию. Все напрасно. Около 5-ти утра её не стало.

Ей было 34.