Заочный фашист

      – Точно, на бархате?
      – Ты в смету не смотри. Может, в последний раз отмечают.
      На столе, под картоном, запел мобильник.
      – Не можем мы дать никого, все на войну брошены, – Ленка отняла трубку от рыжих волос, направила в комнату, мы услышали монотонное, быстрое: плоттер, по-чёрному, стритборд гуляет. Она выждала с полминуты и сказала решительно: – В комитет звоните. У самих экспозиция горит. На губернатора пашем. Победа на носу.
      – А письма как раскладывать? Ворохом, для массовости, или…
Ленка взяла конверт из пачки, поднесла близко к цветным стёклам, и зачитала отчётливо, как в классе: – «Смерть фашистским оккупантам». Я за такой на Удельной барахолке 200 рублей давала не для вороха. Человек должен видеть, проникаться.
      Мы отобрали с адресами получше: 8-я линия, канал Грибоедова, улица Гоголя, – такие цепляли своей причастностью.
      – Мало адресов хороших, нужно еще подкупить.
      – А со звездой что делать? Решили ж звезду на верхнюю ступень, так и ищите звезду теперь.
      Позвонили Сергею.
      – Нет, у меня нету. Есть из тонких стеклянных палочек, в овале, и есть от ёлки новогодней. А как у Кремля – нету. Сами из бумаги делайте.
      Ещё Ленка хотела глобус с подсветкой, в самый низ. Чтоб что-то знаковое, большое. Глобусы были диаметром 21 и 32 сантиметра, доставка из Москвы. Мы стали обсуждать сроки, гарантии. А какие гарантии, когда по интернету покупаешь, даже не покупаешь, а так, кликаешь. И тогда кто-то нашёлся: – А может, каску немецкую? Каску с черепом? Череп в каске!

      Петро всю жизнь боялся войны, и воевать не пошёл. Был техником в колхозе, да бабам помогал. Как началось, сразу заделался хромым. Потом и замуж за него никто не хотел, так бобылём и остался. Если спрашивали очень уж въедливо, отвечал: мне бы дефект помешал надавить куда надо, танк бы фашисты взорвали, а кабы в летчики, так бомбу б не туда кинул, или вираж завернул, что своих бы обрил. А пехота, ну, какая пехота, я дальше, чем через поле у двух берез ни разу не ходил. А после войны говорил так: ногу подвернул, мне подвига не совершить было, а вот зато после смерти я себя в медицинский институт отдам. И отдал. При Меченом уже. Всех баб своих пережил, восьмерых председателей похоронил, а девятого и не было.
      В анатомичке, прямо в сентябре, тело разобрали на нужды первого курса, а после зачёта поделили, что для внутренних, а что физиологам. По решению декана, низ скелета отдали на второй этаж, в патологию, а весь верх – нервным. Однако, группа, возглавляемая профессором Шивковичем, опротестовала такое решение и ушла с заседания кафедры. Среди младшего состава состоялась потасовка, и череп приобрёл овальную вмятину с дыркой. Примерно через год ажиотаж сошёл на нет, новое время обеспечило скелетами сполна. Тогда, в самый путч, лаборант по-пьянке продал череп оборотистому аспиранту из Челябинска. Тот затёр инвентарный номер пемзой и толкнул соседу-археологу. Археолог наложил патину и затёртый, зашорканный, отдал барыге в Измайлово. Барыга его сперва для себя придерживал, но как кредит платил, занёс к военным историкам. Те порекомендовали копателям. Дырка во лбу выдана была за прямое сквозное, череп похвалили за высокое арийское чело и спихнули, уже при Путине, в Питер.
      Так Петро и оказался в немецкой каске на выставке в Манеже.

      Этого мероприятия инвестор  Н. ждал с особым нетерпением. Именно здесь он планировал получить губернаторскую отмашку к началу своего грандиозного проекта. Техническая сторона была согласована еще в марте, недоставало только короткого визави: дерзай, да не забудь! И про «не забудь» в особенности. Этот деятельный господин Н. подмазал главного городского шофёра и теперь точно знал, когда прибудет кортеж. Шофёр припарковал губернаторский мерседес не по центру, между колонн, где уже ждали, а у края ступеней, куда инвестор стал заблаговременно. Он вовремя открыл губернатору дверь, ловко встроился в свиту, и теперь всё нашептывал ей в быстрых решительных словах картину неминуемого и скорого благополучия.
      Губернаторша плыла, отстраненно посматривая на мемориальное. Плакаты, картины, люди с медалями, фотографов набежало, треноги эти, а посидеть только в машине удастся, и вдруг увидела инсталляцию со звездой и черепом. Бархатная пирамида с фронтовыми письмами была увенчана большой пурпурной орденской звездой. Внизу, аллегорией смерти, из-под ржавой бурой каски пусто смотрели глазницы черепа с дырявым лбом. Губернаторша остановилась. Вспомнила родную Шепетовку, инвалида-самовара с базарной площади, взгляд его голубых водянистых глаз.
      – Так вы какого мнения? Поддержите? – донимался инвестор.
      Но губернатор только передёрнула плечами, поёжилась в жакете и на слова инвестора промолчала. А настойчивый инвестор, так ловко состроивший эту аудиенцию, растерялся, смутился, и его сразу оттёрли в задние ряды. Замы сплотились, а он отстал, засомневался, и потом всё прокручивал в памяти, искал причины, докапывался. Расследовал даже. Настойчиво, вроде как тронулся. На него под конец целая бригада из Мура работала. Там майор был, он и аспиранта разыскал, и старика Шивковича поприжал. Дельный майор. От него мы с Ленкой и знаем эту историю.