Как я стал героем - 1

80-й год. Первые дни лета. Большая группа возвращается из братской Венгерской Народной Республики в столицу нашей Родины город-герой Москву. Приехали в пограничный городок на автобусе ранним утром, выгрузили вещи на привокзальной площади, ждём поезда.

Все разбрелись. Я и ещё один парень остались стеречь багаж. А чего ходить? Разве что ноги размять. Смотреть совершенно не на что. Деревня деревней. Тем более – воскресенье. Никаких признаков жизни. Магазины закрыты… Да и что искать в этих магазинах? После Венгрии?

Солнышко стало припекать. Спрятаться от него негде. От вещей не уйдёшь, народу на площади по прежнему никого, но мало ли… Снял я футболку, загораю. Вот появляется первый абориген. Движется к нам не очень уверенной походкой. Мужчина к шестидесяти, в тёмном костюме (пиджачок узковат,  брючки коротковаты), белой синтетической сорочке и галстуке. Лицо буквально тёмно-свекольного цвета. Выражение лица напряжённое. Сейчас на поправку здоровья клянчить будет.

Но нет! У алкаша совершенно другая тема – воспитательно-патриотическая. Он принимается стыдить меня за неприличный вид, требует, чтобы я немедленно оделся и вообще не сидел вот так – развалясь. «Тут же иностранцы!»

Это меня даже позабавило! Повторяю для ясности: воскресное утро, совершенно пустая площадь, да и домишки вокруг больше деревенские по виду, чем городские, что само по себе провоцирует простоту нравов и вольность нарядов. А что касается иностранцев, то нам довелось наблюдать как выстраиваются автоматчики у каждого вагона и бедных иностранцев гонят сквозь эти шпалеры в здание вокзала с прямо противоположной от нашего чемоданного лежбища стороны. Чтобы закончить эту глупую сцену спрашиваю блюстителя нравов: «А как мне в такую погоду одеваться? Не в нейлоновую же рубашку с галстуком?»

Тут происходит удивительная вещь: я вижу, как из-под тугого узла галстука поднимается выше и выше краска ещё более тёмного оттенка, какого-то уже совсем запредельного спело-лилового. Но меняется не только цвет. Меняется и тон: «Кто старший группы? Что за группа? Куда следует?»

В ту же секунду из воздуха материализуются руководители поездки. Между прочим, ребята из ЦК ВЛКСМ (надо расшифровывать аббревиатуру?). «В чём дело? Вы кто?» Отработанным движением сливоволицый вынимает из кармана удостоверение и демонстрирует в развёрнутом виде вальяжным цековским ребятам…

Понимаю, что текст уже перенасыщен цветами и оттенками, но взяв себе за правило не отступать в этих байках от правды, должен отметить, что в этот момент лица обоих комсомольцев мгновенно утратили не только свежий загар, но и природные краски. Посерели. А в следующее мгновение наши руководители уже тащили куда-то прочь упиравшегося дядьку, продолжавшего сыпать угрозы: «Я отменю посадку на поезд! Группа никуда не поедет! Этого я задерживаю до выяснения!» «По линии Цэ Ка комсомола… Молодёжь… Не стоит так всерьёз…» - вились вокруг него наши начальники.

Один из комсомольцев метнулся назад: «Водка! Водка у кого-нибудь осталась?!» Это был вопль отчаяния. Мы все везли по две дозволенные к провозу бутылки, как для укрепления дружбы с братским венгерским народом, так и для внутреннего употребления, но кто же будет их везти обратно?!  И ещё раз напоминаю: 1980 год, воскресенье, около десяти утра. Добыть алкоголь нереально. Вдруг мой товарищ по приглядыванию за багажом тихо произносит (он всегда говорил очень тихо): «У меня»… Комсомолец, придерживая бутылку в кармане пиджака, бежит догонять завернувшую за угол вокзала парочку.

Постепенно подтягиваются наши. Рассказываю, что случилось, ждём. Наконец, появляются наши начальнички. Лица из сереньких стали красненькими, жесты несколько преувеличенными. Дело не только в водке (ясно, что основная часть досталась «сливовому»). Они возбуждены ситуацией. Я сижу тихо, не зная, чем вся эта история для меня обернётся. Но остальные наперебой интересуются: «А кто это был?» «Главный местный гэбэшник».

Угрозы этого дядьки в коротковатых брючках и узковатом пиджачке приобретает совсем другое значение. Понятно, что снять всю группу с поезда он мог легко. Послать грозные бумаги по месту учёбы или работы. Реально навредить карьере наших пламенных комсомольцев. И, само собой, сделать всех «невыездными» навсегда. Я же в первую очередь подумал об угрозе «задержать до выяснения». Это вам не милицейские «трое суток». В пограничной зоне действовал другой закон: человека можно было держать столько, сколько «компетентные органы» посчитают нужным. Хоть до второго пришествия.

Я ожидал, что вся группа, дружно устроит мне бойкот. Но – вот интересный поворот – я стал героем. Ладно, это ещё можно понять: народ просто не успел осознать опасность, попав на самый финал представления. Но и наши начальники из ЦэКа чуть ли не хвалили меня за «смелость». А, может, всё дело в их эйфории от осознания, что удалось отвести от всех – и от себя в первую очередь! – опасность. Тоже чувствовали себя героями.

А вот не сохранилась бы в чемодане приятеля та бутылка «столичной»?!