Старик

Помню детство лихое, веселое,
В школе призмы чертил, да окружности,
Ну, а рядом, в подвале, за школою
Жил старик непонятной наружности:

Зуб передний червонного золота,
А рубаха в грязи вся, засалена,
На плече имя жинки наколото,
А на левой груди – профиль Сталина.

Да жена уж на небе, на ситцевом,
А Иосиф в аду с чертенятами,
И ходил он бескрылою птицею,
Баб пугал с молодыми ребятами.

Но в пору, когда синяя лужица
Разлилась, словно озеро грязное,
В нашем классе, хорошем до ужаса,
Появилась девчонка отвязная.

Всё гуляла она, не училася,
Эх, лихою была эта новая,
И душа старика изменилася,
Полюбилась ему непутевая.

Борода его будто бы вспенена,
И, наверно, с нечаянной радости,
Он на рынке у площади Ленина
Воровал ей копейки да сладости.

Удивлялись девчоночки-цапельки,
И пугались кума да соседушка,
А она не боялась ни капельки,
Называла его добрым дедушкой.

Так и шло всё, тихонько да гладенько,
Но вечерней зарницей багровою
Вдруг приехали страшные дяденьки
И забрали с собой непутевую.

Неба плошечка будто бы в тине вся,
Лишь четыре звезды, как у Брежнева,
И старик тосковал и кручинился,
Похудел, пострашнел пуще прежнего.

Всё ходил и травил себя водкою,
Зубы продал, штаны истрепалися.
Тут – милиция – дело короткое:
Повязали его и смоталися.

И кричало там пугало пестрое:
“Отвечай, где девчонка, развалина!”
Но не знал он, тогда пулей острою
Прострелили ему профиль Сталина.

Это всё помаленьку забылося,
Снег могилу накрыл белой тканию,
А девчоночка вдруг воротилася,
Весела и отвязна, как ранее.

Улыбнулась она, непутевая,
Мол, привет вам, кума и соседушка,
Всё, как прежде, и дело не новое,
Только где же ее добрый дедушка?

Он теперь за незримой границею.
Где? Не знали девчонки с ребятами,
Может, с жинкой на небе, на ситцевом,
Иль с Иосифом да с чертенятами.