переводы Лины Костенко

***

А жизнь идет и всё без корректур.
И время мчит – не удержать галопа.
Давно уж нет маркизы Помпадур,
и мы живём  уже после потопа.

Не знаю я, что будет после нас,
в какие мир оденется наряды?!
Без устали  стучит за часом час,
и нам, живым, спешить, конечно, надо.

Создать, оставив что-то на земле,
самим по жизни пролететь как тени,
и чтобы небо стало голубей,
увидев землю милую в цветенье.

Чтобы леса не вымерли, как тур,
и слово веры не остыло в рудах.
А жизнь идет и все без корректур –
напишешь как, то так оно и будет.

Пусть не пугает слабая строка –
прозрение приносит исцеленье.
Не бойся правды, хоть она горька,
и радуйся, когда томим сомненьем.

Охаять бойся  душу, человек,
ошибка здесь останется навек!

***

Мой первый стих написан был в окопе
под взрывами на стонущей стене,
когда погасли звёзды гороскопа
и детство с ним на гибельной войне.

Лилась пожаром из вулкана лава,
вмиг поседели в порохе сады,
и захлебнулась наша переправа
под шквалом бомб и смерчами воды.

Весь белый свет стал чёрной душегубкой,
светлела ночь, не дожидаясь дня.
Окопчик тот – спасительная шлюпка
средь моря смерти, страха и огня.

Земля стонала, выла серым волком –
кровавый свет и черная заря!
А я писала, чуть ли не осколком,
большие буквы, будто с букваря.

Играть бы в прятки, в куклы, или в классы,
летать во сне до самых синих гор,
а я стихи  писала о фугасах,
увидев смерть жестокую в упор.

О боли первые! Вы чёрными крестами
ужасный след оставили во мне!   
Но, если боль не выразить стихами,
то озвереют люди на войне!

Душа в словах – как море в перископе,
воспоминания – отсветы на челе…
Мой первый стих написан был в окопе,
печатался он прямо на земле.

***

Осенний день,  осенний день, осенний!
О, синий день!  О, синий день! О, синий!
Осанна осени, о, грусть! Осанна.
Неужто осень, осень, о! – та самая.

Созвездья астр, прекрасных лицами,
страдают болью.
А вот ковер, что соткан птицами,
летит над полем.

Багдадский вор, добро поправ,
он выкрал лето.
Кузнечик плачет среди трав –
мелодий нету…


***

Счастливая,
имею каплю неба
и две сосны, как призраки, в окне.
Уже казалось, что живого нерва,
живого нерва не было во мне.

Уже душа не знала, где тот берег,
она устала от мучений злых.
И в громе дня, в оркестре децибелов,
мы были, будто хор глухонемых.

И вдруг, – о боже! – после того чада 
и беспокойства, равного нулю,
Я слышу дождь. Он тихо плачет правду,
что я кого-то искренне люблю.

Я слышу тишину. Летают птицы. 
Приходят люди добрые ко мне.
В пахучей хвое дождевой водицей
стоит туман, как небо на земле.

Пасутся тени вымерших тарпанов,
на цыпках бродят сумерки и сны.
А поднесет весна кувшин тюльпанов, –
за небо выпью и за две сосны!