не ищи. больше нет тотемных ликов..

не ищи. больше нет тотемных ликов ни на кромках скал, остриях ножей, - человек, запечённый с базиликом, рассказал: улов - грузовик клещей.
рассказал: полыньи забились сором, заросли подъезды как трясины, вымерли все двери и заборы, утонули в крыльях муравьиных взлётные площадки, шпалы в гари, копоть кораблей изъела днища, корни словно ломом корчевали, ветер в сетках стен гремит и свищет, в памяти завалы красной рыбы плещутся по сонной синей дали, бьются лбами в каменные глыбы, мы как будто взяли и проспали, мы как будто отлучились выпить и нырнули в градус пятисотый, и теперь из нас портвейн не выбить, мы залеплены в складские соты, сбрызнуты сиропом и мукою, вытащены к карточным руинам, чьей-то шестипалою рукою вдавлены в тузы, в клеймо на минах. вдоль осиротевших трасс и доков фонари осели словно плети, свет под ними - фаска, заготовка всего светлого, что на планете; чёрная земля молчит угрюмо, лодки соскребают пыль с бетона, провода - изорванные струны, небо - смесь пустыни и картона, в таком небе можно печь картошку, проводами можно пускать песни, можно верить, что ещё немножко - и со стана нот сорвётся вестник рассказать, каким прошлись пожаром идолы по городу родному и какие боги разрешают делать конец света столь убогим, чем на завтрак боги отравились, отчего решились на измену, и откуда призраки явились, что пришли сегодня им на смену.
мёртвые форели в мутных лужах, сизые страницы, гулкий клёкот, мы когда-то выживали в стужу, и не слышен был ни плач, ни ропот, но сейчас, когда в остервененьи дым взрезает пастбища и рощи, хочется молиться о спасеньи, целовать святые прах и мощи..
здесь темно и пахнет базиликом, треск огня живёт в сыром полене. хочется молиться об убитом,
но убитый шепчет: "нет тотемов",
поправляет волосы тревожно, медленно так рвёт на ранах швы, ухмыляется, как он лишь может,
и уходит с тихим "не ищи".

не ищу, но ветер режет губы, пальцы льнут к шершавости заката,
мир на ощупь по-наждачьи грубый, словно бы для лёгкости захвата,
не ищу, но чёрт, колючий воздух ржавчиной исходит на дне лёгких,
впаивает в нёбо, что непросто отказаться от вершин далёких,
от богов, сидящих на вершинах, попивающих нектар с чумою..
но без них, любимых, мы всё ж живы -
может быть, нектар чумы не стоит.