Человек с филином

К одноимённой картине Константина Васильева

Как-то вышел я в рань погожую
С русским воздухом да порошею

Побродить средь древ лесом красочным
Да вкусить напев зимний сказочный.
 
Эх, тропа моя неизбежная!
Завела меня в дебри снежные
 
Да запутала явь нахрапами,
Лишь махают вслед ели лапами.

Мать честная! Стыть, бездорожие...
Тело стало ныть колкой дрожию.

Да забился страх над утробою,
Да сгустился мрак над сугробами.

Вдруг шаги скрипят – сердце сжалося,
Натерпелося, исстрадалося...

Только вижу я старца статного,
Мне до крайности непонятного.

На плечах висит шуба прелая,
Да летят с чела кудри белые.
 
Эх, тропа моя – сплошь извилина!
А старик в руке держит филина.
 
Тот взмахнул крылом, словно путами,
И объяла лес стужа лютая.
 
Щёлкнул клювом раз – между елями
Заиграло убранство метелями.
 
Я в отчаянье! Не креститься ли?
Или это всё просто сниться мне?
 
Но во сне душа не расколота
От безумия да от холода!

Я в глаза гляжу старцу вещему,
А он взгляд схватил будто клещами.
 
Только пустошь в них злыми бельмами
От туманных дум ставших мельными;
 
То ли поле там спит белоснежное,
Толи море ледяное безбрежное.

Я на птицу взор – пуще плачется!
Ведь из этих глаз смерть таращится.
 
Древо жизни в них точно спилено.
Не забыть теперь взгляда филина!
 
Он когтями хвать часть заплечную! –
И у старца вдруг хлыст со свечкою

На руках извне разом выросли.
Просвистел тот хлыст, как на выпасе,
 
И (не диво ли?) мы на облаке,
Не узреть внизу малой толики.

Только шапки лесовые распушилися,
Да метели присмиреть вмиг порешилися.
 
А по небу чернота виснет гроздями,
Но усеяна она напрочь звёздами.

И, откуда ни возьмись, свиток сорванный
Закружил в ветрах на все стороны

И у ног моих, уж подкошенных,
Лёг от всех стихий тяжкой ношею.
 
Как узрел, зачах с горькой истины –
Мое имя там кровью писано.
 
А старик тогда, мной не спрошенный,
Подпалил свечой свиток брошенный.
 
Заметалась суть в яром пламени,
Я сорвался вниз, тяжко раненный.
 
Голос старца вслед роком грезился:
«Не терзай тоску! Скоро встретимся!»

Я на землю пал жатым колосом
И заметил лишь, что тем голосом

Будто сам себе слал послание,
А не чуждое слушал звание.
 
Отряхнул с себя хлопья наледи
Да пошёл вперёд, что по скатерти.

Расступился лес с тайной силою,
И вернулся я к дому милому.

И зажил опять жизнью прежнею,
Но не столь уже безмятежною.

А когда тень сна опускается,
Мне старик опять тот является;
 
Распускает свет белым волосом,
Говорит со мной моим голосом...
 
Серым пеплом стал свиток с именем,
Только вижу я, как средь инея

Проросло сквозь тлен древо красное,
Взору филина неподвластное.