Илья Муромец освобождает узников

К одноимённой картине Константина Васильева

Вдыхая удушье пыли
И серость утекших лет,
Как будто уже забыли
О том, как прекрасен свет.

В суровых глухих пещерах
Они коротали век,
Уняв луч незримой веры
И радость давнишних нег.
 
Невольники с тихим стоном
Вкушают трудов язык,
Предстал их судьбе заслоном
Бездушный сырой рудник.

Влачат кандалы и цепи,
Не зная свободы рук,
И смерть среди мёрзлой крепи –
Предел их земных потуг.
 
Осунулись, истощали,
Почти не имеют чувств,
Приняли завет печали,
А взгляд отрешён и пуст.
 
Враги рвали плоть хлыстами,
Сгоняя несчастных в плен,
И грузный тяжёлый камень,
Сравнимый лишь с толщей стен,
 
Приставили к щели входа
С пределом возможных сил.
Теперь и толпа народу,
Не зная покоя жил,

Не может подвинуть камень,
Пусть даже на малый шаг.
И с этого сердца пламень
Сменился на полный мрак.
 
Но вдруг затрещали своды,
Внезапно качнулась твердь.
В предчувствии той свободы,
Что вручит радушно смерть,

Узники кротко вздохнули.
Знать, вышла им горсть земли.
К застенкам спиной прильнули
И ровный покой нашли.

Но ринулась к ним свобода,
О коей не смели мечтать.
И камень пещерного входа,
Отброшен, что легкая прядь.
 
Кто мог сотворить то действо?
Чудовище? Демон низин?
Проклятье сковало место
Для гибели впереди.

Но только не зверь на пороге,
Не злобой взошла земля,
Стучит в обитель убогих
Честной богатырь Илья!

Опора краины русской,
Велик от своих побед.
А взоры из щели узкой
Нещадно терзает свет;

И в нём фигура героя,
Как идол благой мольбы.
Сравнимый с самой горою,
Не слышащий горн судьбы.
 
«На волю, мои родные! –
Раскатом гремит Илья, –
Пожухлые да больные...
Довольно сего житья!

Злодеев, что вас гнобили,
Я давеча повстречал.
Видать, они полюбили
Размах моего меча».

«Заступник! Спаситель!» – волны
Восторга звучат в ответ
«Ну, полно вам, братцы, полно!
Идёмте скорей на свет!»