***

1.



ОТ УДЕЛЬНОЙ ДО БЕЛООСТРОВА БЕЗ ОСТАНОВКИ

Посвящается нон-конформистам 70-х
Рыцарям без страха и упрека


Внимание художники
Рисуйте
Мазки от неподвижности раскуйте
Осенний лес воскресный как базар
Свистят юлой раскрученной овраги

Художники
Запомните
Aзарт
Разбавьте долгой музыкой отваги
Во всех  нас Божий тлеет уголек
И лишь бездарным это невдомек

Внимание художники
Запомните
Что в тамбурах ветра нас не щадят
Как будто Блока прочитали в комнате
А нужно прочитать
Hа площадяx


На страх толпе
Соцреализма  ради
Бульдозеры правительства в засаде
Казенный дизель на нейтралке жгут

Плевать на выставку
Мы едем за грибами
Упруго-белыми
Kак сибирячки в бане
Мне в юности вскружившие башку


1974










2.



Родишься, а очнешься в сорок лет –
Угрюмый, злой, в долгах, рубцах, болячках.                Да, это я, у входа в туалет.                Бухой чалдон, блевавший враскорячку.               
Да, это я, но я тут непричем,                Меня сто ведьм околдовали разом,                И Сатана заржавленным мечом                Ударил в бровь и сделал одноглазым.
Будил баяном полуголых шлюх                (По пуду груди, попадьям на зависть!),                И, как проулок, наполнялся слух                Похабными частушками красавиц.
Горошины свободного такси                Во рту оставят вкус аминазина -                Когда  мне грустно, я тогда плаксив,                Когда влюблен, похотливей грузина,
И не было прощения бы мне,                Когда бы я не успевал в запоях,                Рисуя вурдалаков на стене,                Писать стихи на этих же обоях.

3.

НАДЕНЬ ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ

Давным-давно цыганские гитары догадались,
Что черный цвет соперничает
С каждою струной.

Наденешь платье черное –  в музыке тогда лишь
Наступит равновесие
Меж музыкой и мной.


4.

Снимает усталость бутылка вина
Венгерского красного с пробкой клейменной,
Сиропные дольки тугого лимона
И в горле медовом друзей имена.

5.
До заката солнца  помирюсь со всеми - 
С другом ненадежным и врагом заклятым.
Вон за тем пригорком и дымком осенним
Мой покой душевный ширится закатом.

Бредом меланхольным напугал товарищей:
Пульс мой не прощупaлся, но  - не хороните.
Сладко спит прощенный, слаще спит прощающий.
Кто зашьет мне веки шелковою нитью?




6.

НАСТОЯЩАЯ СТРАСТЬ  -
у  женщины за сорок.

Понимая что все относительно кроме времени
Она не отстает и не забегает вперед
В  интимном  марафоне
И – чуткая к нюансам мужских комплексов  -
Тешит твой слух
Преувеличенно томным стоном
Который
Kак всякая гениальная подделка
Дороже оригинала

Женщина  за сорок  -   аристократка с головы до ног -
Не ворует у тебя подушку
В дремотной клептомании
Не спит по диагонали
Не дышит на тебя
Гнилою манкой простуженных миндалин
Mышьяком удаленного нерва

У нее на кухне не найдешь дурацкую электрическую кофеварку
С  пачкой  фильтров как для пылесоса
О нет
Oна заваривают кофе в турочке
Разливая его почучуточку
Как расплавленный свинец
При отливке пуль

Она  никогда тебя не ревнует
Нет смысла
Ты для нее существо неодушевленное
Ты просто-напросто горбатая крышка сундука
Облепленная изнутри
Фотографиями ее бывших мужей и любовников

Свободная от ревности
Она и тебе дает полную свободу
Поэтому едва уйдя
Ты снова к ней стучишься
В полуоткрытую дверь


7.

О стекло стучит пчела
И уныл оконный бубен
Потому что жизнь была
Да не будет

От черемухи в цвету
Холод Ладоги далекой
Бейся сердце на лету
И не екай

От черемухи светло
До одиннадцати ночи
Молча бредить – ремесло
Одиночек

Время стертое в труху
Между пальцев как махорка
В райских кущах наверху
Так же горько?

8.

Падает медленно снег за окном
Падает плавно
Шпиль Петропавловки как метроном
Влево и вправо

Утренних сумерек заячий мех
Бело-лиловый
Рыщут зигзагами телепомех
Ветки еловые

Глобуса глыба –  кубарем в ад
Вечных падений
Но догоняет его снегопад –
Свет сновидений

9.

Жрет кошка рыбу, радостно урча:
Ей нужен фосфор студенистый хека,
Чтоб ночью два зеленые луча
Уснувшего пронзили человека,
А поутру он занеможет вдруг,
Почувствовав, что затемненье в легких
Расширило кляксообразый круг
До самых звезд, вчера еще далеких.



10.

УССУРИЙСКИЙ ДУРДОМ

Уссурийский дурдом, он армейский дурдом,
Это значит – сплошная умора,
Это значит, Гоморра вчера и Содом,
А сегодня Содом и Гоморра.

Эпилептик-сержант, психопат-лейтенант,
Капитанишко  с белой горячкой.
У ефрейтора –  трансцендентальный талант
Расползается по лбу болячкой.

Я, ефрейтор, и  сплю,  и пророчу во сне,
Сплю во сне и во сне вспоминаю.
Я – бунтарь, но – один,  и в мышиной возне
Я участия не принимаю.

Рано ль, поздно ли, все превращаемся в пар!
Ух вы,  ряжки в Хабаровском  Штабе! 
Все до фени мне  – сплю.  я полжизни проспал
То на рукописях, то на бабе.

Не присягу давал, а  зевал у знамен,
На которых, в геральдике сложной,
То с примкнутым штыком карабин  узнаем,
То усы добродетели ложной.

Почему в необъятной  как небо  стране
Духота громыхает плацкартой?
Почему  улыбаемся только во сне,
Раздвоившись игральною картой?

От гашиша кругами заползал казах,
Клептоман  у себя же ворует.
Рядовой на скамейке, у всех на глазах,
Снял кальсоны и  ну озорует.

Самолет пассажирский?  Сбивай его влет!
Мы  с ножами идем, брат на брата,
А  майор-педераст со слезами поет,
Со слезами в четыре карата.

Все я вижу, но  сплю, все я слышу, но  сплю  –
Беспробудно, бездонно, дурманно.
Как ножовкою, храпом зубчатым пилю
Воздух Тихого океана.

Как письмо от слепого слепому – спина.
Шрифтом Брейля – мурашек страница.
Сплю и глохну,  летает вокруг тишина –
С головою отрубленной птица.

Упираюсь подошвами в тени друзей,
В тень доносчика  –  трепетом пульса.
Вся Россия – расшатанная карусель,
На которой никто не проснулся.

1970,
Уссурийский Военный Госпиталь,
Психатрическое Отделение,  Палата №2, 
Четвертая койка справа

11.
Для тебя моя странность ясна:
Мне конверты дороже письма,
Потому что по клею конверта,
По дорожке его слюдяной
Плыли губы твои и, наверно,
Переблескивали слюной,
Предназначенной для поцелуев.
Ну а сами послания? Ну их!


12.


У ресниц наколю «Не буди»,
«Не стреляй» наколю на груди.

Или  в спящего целятся –  или
Перед смертью меня разбудили.




13.

Часовщик с моноклем рачьим
Зорок словно астроном.
Мы в будильник время прячем,
А оно со всех сторон.

Приутихни, иппохондрик,
Проиграет только тот,
Кто большой трубе походной
Всем нутром не подпоет.




14.
Естественный отбор, да не в ту сторону,
Прохожие всесильнее Батыя,
И, если завтра буду арестован,
Сосед мой вставит зубы золотые.

1972

15.


Опять - крутизна опьянения,
Опять под углом – тишина.

 
Какие оттенки падения
И взлета какие тона!

Надо же так напиться,
Да еще без причин!

Я не мужчина – птица.
Птица – среди мужчин.


16.

ОСЕНЬ В АНГЛИИ

Так низко тучи, что ржавеет
На крышах жесть.
Вот лишь когда душа не верит,
Что небо есть.

Так низко тучи, что нам нечем
С тобой дышать.
Без воздуха   погаснут свечи,
Без  высоты  – душа.

1981





17.
Именами событья приходят
И уходят опять в имена,
И безлично, как будто пехота,
Мимо окон идут времена.

18.

Будто девушка меня
Угощает апельсином –
Желтый месяц.

Между приторно-понятным
И навек необъяснимым –
Желтый месяц.

Через эту подворотню
Не пробиться
Без кастета
И удачи.

Может, просто откупиться?
Где ты, желтая монета?
В тучах, не иначе?




19.

Я болен был, и часто мне казалось,
Что смерть, как полупьяный парикмахер,
Который тоже простынею пахнет,
Не в меру лихо кадыка касалась.

Я озирался в панике, не зная,
В каком углу каморки холостяцкой
Артелью засутулится бурлацкой
Архангелов широкоплечих стая.

Я вверх глядел испуганно, однако,
Поскольку не было иконы в доме,
Был Божий Лик бесформенно огромен
С дохристианским нимбом зодиака.

Я умолял ту пустоту над свечкой
Отсрочку дать, не торопить поминки,
Пересмотреть мои рентгеноснимки
И время жизни с фосфорной насечкой.

Уж я тогда – ну ни минуты даром.
Обмажу сердце пенкою кисельной,
С врагами буду барышней кисейной,
Со шлюхами – Дега и Ренуаром.

Я не забыл о клятвах тех внезапных,
Но вновь живу в полсилы, потому что,
Чтоб день был громом, а не погремушкой,
Во всем витать обязан смерти запах.







20.

В ЗАЩИТУ ДАНТЕСА,
ИЛИ НЕ ВСЕ ТАК ПРОСТО КАК НАМ КАЖЕТСЯ


Не честь жены спасал поэт
А смерть свою искал
Пульсацией бугристой сердца
И плоским пульсиком виска

Дворяне русские мазилы
Когда противник их поэт
Чугунной чушкой тянет мушка
К земле дуэльный пистолет

Ну а француз ни бэ ни мэ
Ни бэ ни мэ ни кукареку
Он просто пробует помочь
Уйти на небо человеку

И бьет наверняка в живот
Где всякая смертельна рана
Он ангел смерти он слуга
Талмуда библии корана



21.

Свечение ума -
Священная стихия.
И что нам дурдома,
Когда везде Россия.


22.

Необходимы зеркала
Бояться собственного взгляда,
Бояться собственного зла,
Которое внезапно рядом.


23.

За столько лет своим друзьям ни разу
О самом главном не дорассказал.
Пойду вперед, потом вернусь назад
Продолжить неоконченную фразу.

Мы притворялись глупыми людьми
Для простоты общения друг с другом,
Но голову повыше подними:
Ты с горизонтом образуешь угол.


24.

СКВЕРИК У ЛИТЕЙНОГО МОСТА

Вместо будущих яблок пока еще
Лепестки, словно чайные ложечки,
Свет размешивают - успокаивающе,
Просвечиваются - тревожаще.


25.

А друг, мой горестный двойник –
Ко мне, с моим вопросом.
Я говорю. «Веди дневник,
Лекарственную прозу,
И все, что мучит, запиши,
И не ищи ответа.
Мы все умны, но у души
Гораздо больше света.”

26.

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ ДРУГА

Эй, старикашка, со взглядом хмельного раввина,
Двадцать два года, а жизни – уже половина.

Свечки в тортах были б символом, так как из каждой
Черный фитиль – словно грифель торчит карандашный.

Деньги транжирь на севрюжные срезы застолья:
Скупость – болото творческого застоя.

Надо быть римским патрицием, киевским князем!
Грусть-персиянку – за борт, как бешеный Разин!

Шизофрения – свобода мысли и плоти.
Встать у станка – это спать на своем эшафоте.

Будь безр;ботным, о горбе раба не тоскуя:
Тот, кто поденщик, тот в денщиках у холуя.

Но не транжирь золотоносное время:
В дреме створожится даже зачатия семя.

Тащит нас время за чуб, как драчливая баба.
Лысый мой череп как панцирь витринного краба.

Не разъясняет Господь мимолетные сути
Счастья земного или кладбищенской жути.






27.

РУССКАЯ ЛЮБОВЬ
(из дембельского альбома)

Мы смирялись?
Мы смеялись!
В самоволку – удирай
Самогонку – через край!

Мы пэтэушниц обнимали
То под оркестр, то в  подвале
То Уссурийска, то Уфы.
И в лихорадке ласк – увы!-
Перецепляли мандовох
(Кудрявый пах – зеленый мох.)

Потом стройбатовцев лупили
За то, что били нас вчера,
И снова с ними ели-пили
(Стройбатовцы богаче были:
И белый хлеб и ветчина!)

От нашей матерщины нервной
На всех церквах колокола
Давали трещину, наверно,
Как дуба старого кора.

День дембеля, броней мундиры,
На пряжках хоть картошку жаль!
Придурки чертовы, мудилы,
Мне расставаться с вами жаль,
Но из грязюки непролазной
Я в Питер не спешу домой,
Я остаюсь у той, заразной,
У той, заплаканной, у той,
Которую и бил, и мучил,
И грабил на последний рубль.
Я остаюсь, так будет лучше –
Жить с той, которую люблю.


28.

АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

Сабля - в левой, в башке  - пророчество
“Я бессмертен, и Зевс мое отчество”.

Шпорой режу коня на конину,
К персам – в самую середину.

Я из тех полководцев, которым
Не сидится в уюте конторном,

В тесном сумраке блиндажей.
Я левша, я смелее правшей.


29.

ЧАРЛИ ЧАПЛИН

Какой бы мы в искусстве
Прогресс, друзья, ни делали,
Кино и пианино
Должны быть черно-белыми.


30.

КАЧЕЛИ

Торопливо убедимся:
Страх паденья соразмерен
Быстрому испугу взлета.

Есть еще мрачней единство:
И Учителю не верим
И клянем Искариота.

На зрачках веселых – блики
Лун вчерашних вспыхнут, будто
Капли голубого клея.

И опять изгиб великий
Женских бедер, ветер блуда
Умилят прелюбодея.


31.

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ


Я враг народа – там, я здесь  – агент охранки.
Одни меня убьют, другие заклеймят.
Их серые мозги, как бледные поганки,
Державный сок земной перегоняют в яд.

Борьбою против зла увлечены настолько,
Что в лицах затвердел звериный перекос.
Им разжижает кровь перцовая настойка,
Их пальцы на курках погасших папирос.

Спаси меня, Господь, от братьев по оружью,
Спаси меня, Господь, от простодушных клятв.
Я поцелую флаг – и сразу обнаружу,
Что уголок его в мой перекручен кляп.


Лондон,  1981




32.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА

На плечо на мое
Убаюканный сын
Опускает висок
И височные сны.

Эй, планета царей
И напуганных птиц!
Перетоптанная,
Цыц, проклятая, цыц!

Я труслив или смел,
Не хочу выяснять.
Моя сущность – хитин,
Панцырь этого сна.

Плотно веки смыкай,
Чтобы свет не погас.
Ходит холод ночной
В хромовых сапогах.

Он и порчу нашлет,
Он-то поднатарел,
И застынет сердечко
Комаром в янтаре.

Сглазить могут бельмом
Белым, словно мозоль.
(Много тех, кто не плакал,
А накапливал соль).

Ни одною из вер
Ты еще не крещен.
(В каждой высится
полой клешней капюшон).

Согреваешь плечо,
И тепло твое как
Мед летучий осело
В моих позвонках.

Ум – нашествие тайн,
Страшных, если туда
Не отправишься ты
На лошадке шута.




33.

РЮМЧАТАЯ АРМЯНКА 

Не успевает какрандаш
Догнать начало черных молний.
Себя художником я вспомнил,
Но требует иного  ваш,
И просит по-другому твой,
И, самый вдохновенный зритель,
Скриплю зубами «Озарите
Горизонтальной наготой!»

34.

ОПЯТЬ О ЛАУРКЕ

Эта жизнь интересна,
Да и смерть интересна,
Но при жизни все сложно,
А в гробу очень тесно –

В измеренье другое с тобою лечу,
Ущипни мне сосок с ненасытным оскалом -
Так, на пальчики сплюнув, ты гасила свечу
И давила во тьме ее скользкое жало.

Я учился в кадетке, тот барак-монастырь
Эхом грешных ночей мою похоть умножил,
Ущипни мне сосок, но потом поостынь:
Если оба горим, ничего мы не сможем.

35.
ТРОИЦКИЙ МОСТ

Втирает ночь речным волнам
Налет перегоревших ламп,

А в пустоте опорных дуг –
Мрак исполинских колоколен.
От высоты захватит дух
Иль от невыплаканнои боли?

Трамваи рядом пролетят –
Я покачнусь как мойщик окон.
Oт света жмурюсь я, хотя                При свете тоже одиноко.


36.
САМОУБИЙСТВО В ТОКИО

Мякоть кисточки тушью полна                И по шелку – жирней чернослива.                Что  поделать, нужна тишина,                Чтобы не прозябать молчаливо.
Иероглиф – как перья в снегу                После драки двух воронов старых.                Указательный мой разогнут                Опоздавшие  санитары.


37

Поэзия не треплетя  mрачнея
Как будто кровь пророчества черна
Когда она о завтрашем - точнее
О чем-то не случившемся вчера

Россия снова сипота кликуши
Мозолью медной бьется грудь о крест
Ну почему бессмертны наши души
А для прозренья времени в обрез?




38.

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ
При артобстреле эта сторона  улицы наиболее опасная
Табличка на Невском

Вы целовали грудь фригидной дамы -
Лизали обух топора в мороз?
На мягких крылышках дурдомовской пижамы
Перелетали разведенный мост?

И если да, мы жили  где-то  рядом,
На улице малиновых погон –
Вот здесь фашисты чиркнули снарядом,
Вон там чекисты чиркнут сапогом.