У Анны Андреевны

      На Фонтанке за роскошным фасадом Шереметьевского дворца есть обычная скромная квартира. Таких еще много осталось в Петербурге с жильцами из коренных, или как говорили раньше, из бывших. Такое было время. Размещали учреждения, заселяли, уплотняли и, наконец, выселяли. Правда, вход туда давно уже со двора, со стороны Литейного.
       Иду через современный холл мимо холеной охраны из бывших сотрудников силовых ведомств, вверх по лестнице на третий этаж. Дверь с табличкой: Пунин Н.Н. Рука сама тянется к звонку, спохватываюсь и просто толкаю дверь, открыто. Стрельнуло под сердцем, здесь почти 30 лет жила Анна Андреевна Ахматова.
         Вхожу в квартиру - и... сегодняшний день как отрезало, повернуло время на десятилетия назад. Прихожая, старинное зеркало. Заглядываю в него и ищу тот таинственный, страшный и жестокий мир. Вдруг я увижу в зазеркалье  мелькнувшую тень и знакомое мне лицо, или услышу:
               
                Звук шагов, тех, которых нету
                По сияющему паркету…

           Нет, не увидел. Иду длинным коридором этого привычного коммунального питерского жилья с его подглядыванием и доносами. Осторожно трогаю оборванные обои, наклеенные под ними советские газеты. Словно перелистываю время.  Говорили вещи, книги, фотографии. Говорили ее голосом, ее стихами. Скромный быт русской интеллигенции, скромный до нищеты. Ее комната, мольберт с портретом Пушкина, бюро, чернильница и веер. Вот листы исписанной бумаги, письма с просьбой об освобождении ее сына. 
               
                Узнала я, как опадают лица,
                Как из-под век выглядывает страх,
                Как клинописи жесткие страницы
                Страдания выводят на щеках…

 Здесь писался Реквием, начата Поэма без героя. Те самые строки, читая которые постепенно сходишь с ума от пронзительной боли. Окно, ее окно в сад. Где смотрит тот самый старый клен, похожий на иссохшую черную руку...
           В этих стенах слишком  много пережито и пролито слез. Они еще слышали ночной шум  автомобильных колес и шарканье сапог гэпэушников. Правда была только в том, что это было со всей страной, но кто-то должен был писать об этом.
          Здесь тяжело дышится и захватывает сердце от боли. Только кому сегодня нужна эта боль? Боль, где
               
                За одну минуту покоя
                Я последний отдам покой.

           Указатель с адресом Анны Андреевны на Литейном проспекте все больше закрывают сверкающие витрины показного благополучия нового мира, но так здесь было всегда.
           Все же удивительное это место на Фонтанке у Аничкова моста. Много здесь петербургской таинственной стихии. Рядом Михайловский замок с призраком убиенного императора Павла, трущобы героев Достоевского, Семеновские казармы и Семеновский плац, где писатель стоял в ожидании казни. Да и сам Шереметьевский дворец знал много печальных тайн о судьбе крепостных актрис. Здесь, наверное, хорошо писалось.
              Выхожу на улицу, где уже ничего не давит и светит солнце, сливаюсь с беззаботным людским потоком. Нет, не слился. Что-то вытолкнуло меня из этой массы, свернул в буфет Российской национальной библиотеки, где за чашкой кофе стал набрасывать эти строки. Чтобы не отболело, чтобы запомнилось. Помните, ахматовские:
               
                Это я -твоя старая совесть-
                Разыскала сожженную повесть
                И  на край подоконника
                В доме покойника
                Положила-
                и на цыпочках ушла…