Эрот и Персефона

(античная трагедия в форме телефонного разговора с подругой, написанная по ее совету и по некоему случаю)

звонок.
— когда?
— вчера.
— зачем? ах, ты опять...
— я не больна.
— тогда зачем?
— о, не суди.
прости, я снова влюблена.

мне не до сна, не до весны,
не до февральских синих вьюг,
меня пугают те же сны,
я вновь вступила в тот же круг.

границы хладны и белы
как помнишь, тот кембрийский мел,
теперь в колчане мало стрел
одну лишь вынуть он посмел

я знаю, он смеялся вновь
когда пускал ее в меня
он думал — эта-то добьет
ту что отвергла не узнав

он стар, он дряхл
почти слепой.
рука неверна.
ты не верь,
что он все юн...
бессмертен он,
но Кронос
все-таки сильней.

он мстителен, как малышня
ты помнишь, младше я была,
когда мальчишкой лип ко мне
и патокой измазан рот

я легкомысленна была —
не поняла, кто он такой.

тогда в песочнице играл,
все полз ко мне как червячок
с смешным зелененьким совком,
с соплей как будто у виска

меня хотел, меня желал
но был в тот миг не в теле том

как плохо слышно в телефон
— алло, алло? ты слышишь? — да.
— да, слышу, да. ты говори...
— болит... — а как?
— как и всегда.
болит то справа, то внутри,
то слева в ребра отдает.
опять я думаю, — за что?

ведь я тогда уже была
отнюдь не девушкой младой,
поди, за сорок было мне.

— что ж он хотел?
— не знаю я.
наверно, то же, что и все.

его я на руки взяла,
и отмахнулась от него
когда схватил меня за грудь —
я думала, что он шутя, —
шутя и шлепнула его.

и он упал на ком песка
а я ушла с скамейки той.

кто знал что бог пришел за мной
что мне бессмертье подарил
дар юности своей отдал

теперь я та же, что тогда,
трехсотая моя сестра,
наперсница в моих скорбях
наложница в моем гареме
заложница в моей горсти

тебя сомну как василек,
тебя сорву как одуван
тебя я сдую как пылинку

опять ты в глаз мой заплыла
с попутным ветром залетела
прощай и жизнь твоя прощай
сестра пропащая моя

моя отрада — маша, катя,
а может аня
я не помню
подруга ты или сестра,

я ничего уже не помню

вот только снова грудь болит,
вот только снова сердце ноет,
вот только снова я брюхата
от ветра,
что принес любовь,
к кому — по-прежнему не вижу
за что — по-прежнему не знаю
зачем — по-новому люблю
но как по-старому тревожусь...

спасусь как прежде — ты прости
ты завтра жить уже не будешь

надеюсь ты уже уснула
тебя мой голос убаюкал
как ты была смела голубка
когда меня ты полюбила

совсем иной я оказалась
я научилась врать помалу
с того момента как узнала
что смерть несет моя любовь

мужчин мне жалко
ведь не знаю
куда мои уходят дети
когда теряю их в скорбях

вчера еще живот был полон
потом вдруг в сон я попадаю
не помню — было ли дитя
и имя я свое не знаю
живу опять — день, месяц, год
за что мне это наказанье

не помню я, кого любила,
и может быть за эти годы
мальчишка тот все перепутав
по праву злобно веселится,
когда опять меня он ранит
своей отравленной стрелой.

и вновь сижу я на скамейке,
зажав в руке совок зеленый.
он пальцы быстро тяжелит.
мне кажется, что я седею.

я иногда почти что знаю —
мужчин, мальчишек, стариков
из всех прокуренных постелей,
со всех измятых простыней
всех мира городов окраин
из окон всех, из всех щелей
сквозь все прицелы автоматов
МНЕ СМОТРЯТ ВСЛЕД МОИ ГЛАЗА,

когда опять я ухожу
чтоб к ним опять весной вернуться.

1998