И забрезжит вдруг бабье лето...

И забрезжит вдруг бабье лето. Но не вспомнишь ни баб, ни лето. Это не эротический сон. Это сон обо всех чужих жизнях... кто (сидел на моём стуле? кто ел из моей тарелки? кто моими глазами глядел? моими ногами шуршал по листве? моими губами пил,целовал?.. но) не смог найти моих слов, ведь они растворились в солнце, они упали дождем и вновь в облака вернулись, и надо долго долго вживаться и умирать, и переумирать, а потом еще долго ждать и ждать у моря погоды, а зимой от скупого - снега, и все это время любить их, слова,как себя. Или забытъ обо всем и прожить все чужие жизни, разные ства( ) и уки(   ), авы(    ) и енья(      ), оты(        ) и тья (                ), пока не станут твоими, скучными и родными,болтливыми, но дорогими, и ты будешь скучать и слушатъ, и понимать, зевая, и привычно устало любить. И забрезжит вдруг бабье лето...

И приплывут облака , и вечность - проныра,брысь! - быстро спрячется в тень, в душистый мир трав и мхов, детских страхов-грехов, забытья-забытья-забытья, снов наяву - с глазами, открытыми в память, в память о том о том, что все это - музыкой было и будет... И сочная свежесть весны, и серая влажность утра, грусть перед бурей бурей, грусть созревающей силы - о, эта грусть сладка, она - ожиданье восторга, она... давно позабыта. И выросла та трава, и дождь тот стал бесконечным, и грусть его хоть и любит, но за ним ничего не видит. Они моросят вдвоем, отрешенно, почти неподвижно - о, они знают свой срок, который не совпадает со сроками всех остальных, кого они раздражают, чьи воды сливаются с их неторопливой водою и вместе уходят в песок... И помнить о них не нужно. Не мы выбираем память, она выбирает нас.

На моем плече - бабочка. Солнце пронзает насквозь этот клен, эту пыль на стекле, этот дым сигарет, и - сквозь туман тёмных дум - мою жизнь.
Крылья бесшумно шевелятся – бабочка. Листья бесшумно падают – осень. Мысли бесшумно шуршат – ( ). Нужно было продраться сквозь …взгляды в окно, в глаза, в зеркала, в пустые донца стаканов, и – дальше, и – по ночам – в беспредельность, и – по утру – в пустоту, и – среди бела дня – в петлю, и …всё это так не ново. Столько снов ожидания. Бабочка. Солнце. Пыль. Пыль на стекле, на взгляде. Пыль на душе… Попробуй. Сотри пыль с захолустной дороги среди полей и печалей, среди лесов и веков… О! Оставь дождям этот труд. Оставь снегам эту радость. Отпусти свою вечность на волю. Твоя память ее проводит, если та сбежать не сумеет. Хорошо, хорошо на воле!.. Бабочка улетела. Скоро скроется солнце в роще. Пройдёт еще одна жизнь. А я хочу ту, что – знаю – где-то сейчас одна – зеленоглаза, картава, но… я знаюязнаюязнаю – будет счастлива только со мной! Потому что я это умею.

…потому что настой тархуна – на! на!.. но – очень крепок. Бьет по мозгам, по рогам, по корням, по тем самым-самым струнам – трепетным, трепетным струнам в чуткой ранимой душе! А всего после нескольких рюмок! О бедным сопливый гений! Прости себе всё это сам. Мы, гении, всё простили. Сопли гениев льстят соплякам. И прости нас, что мы не… сопливы. Посмотри, наступили осень. Её настой крепче будет! Он прошибает до слез всего лишь после глотка. И то слезы не гения чище. Самое чистое – слезы – самое лживое. Ч-истое. Л-живое. Господи, скучно! С-кучно.