Урбанистический саботажник

Психи, присущая им фанатичность,
Строит порою, проект эпотажный.
Мокрая, странная, темная личность,
Лезет в объект, стратегически важный.
Ночью сподручней бомбить и глумится,
Спали бы лучше, но нет, им не спится.
Право вандала нужно хранить,
Ночью сподручней, взрывать и бомбить.
Любимый спорт его бомбометатель.
Нечем заняться совсем сволочам,
Он не грабитель, он поджигатель,
Он развлекается так по ночам.
Это не просто банальные кражи,
Спички лелеет маньяк словно знамя,
Урбанистические саботажи,
Душу согреет, открытое пламя.
Главный герой своего же романа
Взрыв для него небольшой, словно пища,
Это забава лишь, для пиромана
С черным нутром как очаг пепелища.
Он хочет видеть себя в роли бога,
В роли космического, его величества,
И от амбиций в извилинах много-
Антистатического электричества.
Словно награда большого порыва,
Температура горящего ада.
Под канонаду истерики взрыва,
Небо нагрето, коптильнею чада.
Чтоб радостно горели заголовки,
Листа холодного и текста распаленного:
-В чем разница, пожар бензоколонки,
Или гиганта нефтеперегонного.
Есть ощущение, чего-то глобального
В уничтожение строения панельного.
Стимул творения, для ненормального,
Жажда фатального и запредельного.
И его хобби теперь как работа,
Творческий взлет и душевный порыв.
Только лишь гложет мечта идиота,
Видеть огромнейший ядерный взрыв.
Страшные вещи творят, злые гении,
Если их видишь, то нужно бежать.
Чтобы не делал он, в яростном рвении,
Жертв, человеческих не избежать.
Псих, извращенная с детства фантазия,
Миром в не виданной соре с логичностью.
И под желаньем творить безобразие,
Он хулиганство творит с методичностью.
Он, понимая, что он ненормальный,
Все время, находясь, на грани фала,
Осознавая, что он экстремальный,
Черпал адреналин, из экстремала.
Он для себя всегда был, яркой личностью,
Теша себя той сомнительной верою.
Он обладал, оболочкою серою,
Ставший для всех, антикварной античностью.
Столько маньяков, в огромном количестве,
Кто его гением, вообразит?
Я сомневаюсь, в могучем величестве,
Он просто пакостник и паразит.
Быстро по меркнул, в невзрачном предбаннике,
Статус крутой, для божка-повелителя.
Строгие, строгие дяди охранники,
Ночью той, сцапали все же вредителя.
С мелкой позиции, грызунов-мышек,
Был пригвожден порицанием как трактором.
И отведенный удел для людишек,
Сразу стал грозным, карающем фактором.
Тут уже бес толку, биться в амбиции,
И возвышаясь над всеми злорадствовать.
Ты же хотел всеми царствовать, властвовать,
Это конечно, оценят в милиции.
Вы посмотрите, на беса тщедушного,
Как он забился, в тревоге за шкуру.
Надо таково же взять, равнодушного,
Чтобы прочувствовать всю процедуру.
Кем он теперь всему миру доведется,
Видно личину его наконец.
Просит прощения, плачет и молится,
Он просто пакостник, трус и стервец!
Между тем это - лишь голос депрессии,
Вспомнил: О боге, любви с милосердием.
Где они были, когда он диверсии,
Козни, когда свои строил с усердием.
Что же нам делать с таким персонажем,
Что-то с его, эпатажем неважно.
Может быть, скажем, давайте накажем,
Так, чтобы не было, гаду повадно.
Псих, изощренна его фанатичность,
Кончится  может, для мира фатально.
Жалкая, серая злобная личность,
Зло кровожадно, а не гениально.

                20.08.2000г.