Он вчера сказал

- Добрый день, Минами-сенсей.
- Добрый…
Отмахивается он и, не сбавляя шаг, резко поворачивает за угол. Успеваю рассматривать каменный пол под ногами и иногда захватываю взглядом носки своих кроссовок. Моя правая рука ноет, оттого что держит он ее крепко, и, кажется, сейчас отвалится. Упадет на пол и я, пробегая, может быть, успею ее рассмотреть. Ну, куда он так бежит?! Поднимаю на него глаза, и оказывается он просто идет. Очень спокойно. Это я перебираю своими коротенькими ножками, похожий на таракана, если меня сейчас перевернуть. Не понимаю… Куда он тащит меня?
Заворачиваем за угол, поскользнувшись, подворачиваю левую ногу. Он даже не обернулся. А, ладно, наверное, не заметил. Перебираю ножками дальше. Левая побаливает, но мне это не интересно. Или уже правая… Ну вот, раз забыл, значит, уже не болит. Куда интереснее рассматривать длинный коридор. Поднимаю голову, на глаза падает длинная челка. Она всегда так делает. Свободной рукой отмахиваю ее в сторону и… А-а-а-а-а!.. разъезжаюсь по полу. Падаю на бок и, не удержавшись, качусь к нему под ноги. Еще и чуть об его ботинок не ударился. Поднимаюсь с пола. Кажется, сильно ударил коленку, она так странно ноет, и в горле какой-то комок застрял. Такой же, как тогда, когда я подавился большой красной конфетой, только теперь комок не сладкий, а какой-то горький.
Поднимаю на него глаза и ничего не вижу. Взгляд туманится, а комок в горле будто растет.
- Не вздумай плакать.
Так ведь больно. И еще стыдно, что расстелился посреди коридора. Смотрю ему под очки, и, кажется, он говорит серьезно. Мама не запрещала мне плакать. Он вчера сказал, что мама умерла… Но, проснувшись сегодня утром, я это забыл, и ждал, когда она придет. Ему пришлось снова все повторять.


- Посиди здесь, я скоро приду.
Ну вот, сиди теперь тут один… И зачем сюда так бежать было? Озираюсь по сторонам… Встаю с дивана, куда он меня посадил и медленно (мне захотелось еще добавить чинно, но точно, что это, я не знаю) прохожусь по комнате. Запах такой непривычный. Резкий. И горький. И еще пахнет тем, чем мама пахла по вечерам.
Ах, сколько у него бабочек! У мамы тоже были бабочки. На занавесках в моей комнате были и на дверях в ванной тоже. Еще иногда появлялись на магнитах на холодильнике. Но у него они другие. Кажется, вот-вот полетят к каким-нибудь красивым цветам. Стою, задрав голову вверх. Мне вот эта нравится больше. Она у него самая красивая. И самая синяя. И если бы я умел ловить бабочек, поймал бы ее, потом обязательно отпустил. А если бы поранил нечаянно, отнес бы ее маме. Она бы вылечила, и я все равно бы отпустил. Он вчера сказал, что мама умерла… Но, проснувшись сегодня утром, я это забыл, и ждал, когда она придет. Ему пришлось снова все повторять.


Мне кажется, это не он убил маму. Когда я спросил о ней, он стал грустным. Сказал, что она была его другом. И поцеловал в лоб. А потом мы побежали сюда. По дороге я еще упал… Надо бы подумать, кто убил маму. Я хотел вчера об этом подумать, но перенес на сегодня, потому что уснул. И сегодня, кажется, тоже не время. Так рисовать захотелось. Подхожу к большому столу. Наверное, он здесь самый главный. Такие столы бывают только у главных, я так думаю. Та-ак, вот листок. Ну и пусть, что на нем что-то написано. Я его щас переверну, и буду рисовать. Окидываю взглядом всю поверхность стола. Замечаю темный очень красивый пенал. У меня тоже есть пенал, но не такай красивый. Стоя на полу мне его не достать, хотя я все же считаю, что я довольно уже большой.
Забираюсь ногами на стоящий рядом стул и тянусь к пеналу, смахнув рукавом пару каких-то голубых таблеток. Наверное, он простужен, или у него этот… гар-ма-рит. У меня такое было. Сложная штука, но выжить можно. Так вот. Тянусь к пеналу, распластавшись уже по столу. До него остается еще совсем чуть-чуть. Поворачиваю руку так, чтобы можно было его достать и… А-а-а-а-а!... задеваю локтем кувшин с водой, и он падает на пол, брызгая на меня. Я хватаю заветный пенал и удираю со стола,… Что я наделал? Мокрая лужа образовалась на сером ковре. Нужно прикинуть, чем ее закрыть… Стул! Может он не заметит, что стул стоял не здесь и ничего не случится. Двигаю стул на место пятна и нечаянно наступаю в него. Хлюп! Ну, чего, хлюп, надо маскироваться. Поднимаю кувшин и ставлю на стол, как и было.
Ах да, пенал… Верчу его в руках, не зная как открыть. Скажу честно, мой мне нравится больше. Он открывается просто, а этот… Щелк! Сам не понял, как открыл. Осматриваю еще раз. Наверное, какая-то кнопочка. Нет, закрывать я его не стану. Я же не глупый. Раз уж пенал сам открылся, надо срочно рисовать. Достаю ручку. Она оказалась в нем одна. Странный он, зачем в таком тяжелом и красивом пенале хранить всего одну ручку?


Любуюсь своим рисунком, развалившись на ковре. Надо будет показать маме. Скажу ей, что это бабочка. Он вчера сказал, что мама умерла… Но, проснувшись сегодня утром, я это забыл, и ждал, когда она придет. Ему пришлось снова все повторять.
Держу в руках ручку. Мне она очень понравилась, только очень тяжелая и больно натерла на пальце. Откладываю в сторону ручку и еще раз вглядываюсь в рисунок. Или сказать, что это кошка? Неожиданно замечаю, что передо мной сидит он. На том самом диване, на котором оставил меня. Сидит, скрестив руки на груди, и смотрит прямо в глаза.
- Соби-кун, что ты устроил в моем кабинете?
Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что забыл поднять таблетки с ковра. Нет, поздно уже бросаться к ним. Главное, чтобы пятно не заметил.
- Соби-кун, подойди.
Подхожу к дивану. Нет, я не боюсь его, но этот взгляд меня настораживает. Он протягивает мне руку, и я кладу в его ладонь свою. Если он снова побежит… Его кожа такая теплая, чуть даже влажная. И ладонь такая широкая. Мои белые пальчики с изгрызенными ногтями смотрятся на ней очень некрасиво или нелепо. Он просит показать ему рисунок. Я подаю ему листок той стороной, где что-то было написано. Он чуть морщится, сдвигая брови к носу, и с укором глядит на меня. Его глаза делаются чуть мягче, и он переворачивает листок. Уголки губ разъезжаются в улыбке. Я недоумеваю. Ну что тут смешного?
- Соби-кун, что это?
- Кошка… Нет! Бабочка…
Ну вот, я сам запутался. Хотел же сказать, что это бабочка. Он еще больше улыбнулся, и, одним движением обхватив меня за ребра, усадил к себе на колени. Заглядываю в его глаза и вижу, что он грустит. Пытаюсь улыбнуться, но что-то удерживает меня. Просто сижу и тихо болтаю ногами, стараясь не задеть его. Смотрю на кроссовки. Шнурок развязался. Тянусь к нему и, вспоминаю, как это делала мама. Ничего не получается. Это не узел, а что-то… как моя кошка-бабочка. Он отодвигает мои руки с кроссовок и стягивает их.
- Мы завтра займемся этим.
Мне хочется что-то у него спросить, но не нахожу слов. Наверное, он хороший, иначе бы мама не отдала меня ему. Слушаю стук его сердца… Он вчера сказал, что мама умерла… Но, проснувшись сегодня утром, я это забыл, и ждал, когда она придет. Ему пришлось снова все повторять.