2 hours left

А небо всё скалится-скалится, последние кадры – и сессия лета, с деревьев цветы осыпаются – мешают постановке света. Фотограф прицелом щёлкает – вот-вот и вылетит птичка, девчонка наивно хлопает ресницами – вот глупышка.
А май бредёт тротуарами, замёрзший чуть-чуть, до одури. Ему бросают милостыню, из глаз откачивают воды.
У них распродажи на «чувствие» и «со» – по цене безразличия, а он даже им не сочувствует, в немодном плаще приличия.
У них впереди так глянцево – инфарктность жары и море. А он даже не прощается – вернут календарно скоро.
Шипят листки неоторванные у дней без корня весенних, а он даже не остановится на будущее воскресенье
и не переночует в гостинице с июньским названием «Грозы», а он постарел так стремительно – весенние метаморфозы.

Придёт без стука в полтретьего:

– Привет, я…
– Уйдёшь, я знаю.
И больше сказать-то нечего – фальшь в форточку выдуваем.
– Но ты же хотела «летия»
– Я так давно совершенна…
И смех на кухне в полтретьего без повода и прощения
– Весна была…
– Да, забавная…
– А помнишь?
– А есть ещё опции?

И смех, вопросом испуганный, на ноте «си» оборвётся.
И можно рыдать в потёртое, пальто, уткнувшись как в детстве...

– Но я же вернусь...
– Но скоро ли? Вдруг я не узнаю песню?
Вдруг я изменюсь до безумия? Или изменю узнаваемость?
Я так тебя ненавидела, что поздно уж признаваться…

…И просто сидеть до полпятого, укутавшись в майские руки


А в пять – дверь распашкой распятая…

Под ковриком ключ от разлуки.


27/5/2010