***

  "Орёл и ворон."
Над горным склоном медленно кружил орел,
Глядел он зорко вниз, добычу выбирая.
Внизу, остатки падшей лани, ворон доедал,
Три дня уже лежала падаль догнивая.

Орел увидел сверху молодую лань,
И прокляла несчастная свою лихую долю.
Вонзить хотел ей в сердце когти,
Иль вспороть кишки,
Желал напится свежей крови в волю.

Вдруг дунул ветер, промахнулся хишник,
И сел на поле он нисчем.
Увидев как смеется рядом старый ворон,
Спросил его:Смеешься ты над чем?

Я не смеюсь, мне просто тебя жалко,
Иди ко мне скорее, мой пернатый брат.
Я поделюсь с тобою, всем еды здесь хватит.
Коль вместе пищу мы разделим,
Станешь ты мне сват.

И птица гордая взглянула на него с презреньем,
Я падаль от рожденья никогда не ел.
Уж тридцать лет питаюсь я горячей кровью,
Смотри, почти совсем за эти годы поседел.

Всего-то тридцать, да ведь ты еще так молод,
А я живу уж триста долгих лет.
Все потому что ты голодный, долго в небе кружишь,
А я ем все подряд, когда прийдет обед.

И перья у меня чернее смоли,
И весом, не на много меньше я тебя.
Вся разница лишь в том, что ты живешь охотясь,
А я всегда найду питанье для себя.

Мне все равно, что это дурно пахнет,
И все равно, что на земле лежало пару дней.
Да вот вчера, отменную с друзьями ели падаль,
Загнали волки сразу двух гнедых коней.

Послушал наш орел всю эту ересь,
И стало как-то тошно вдруг ему.
Я не хочу жить триста, мне довольно тридцать,
И жизни я вороньей не пойму.

Знавал я в жизни много всякого народа,
Бывали очень редко среди них орлы.
Вам нравится, вы скажете, вот этот способ жизни,
Не забывайте-хищники они.

А как быть жертве, что пасется смирно на лужайке,
Она наверно тоже хочет жить.
Но ведь попавшие к орлу в стальные когти,
Не смогут у него пощады попросить.

Он разорвет им грудь и прекратит существованье,
От Бога им дарованную жизнь.
Тут я спрошу:А по-какому праву делаешь ты это?
И сам себе отвечу: Произвол вершишь.

Как трудно нам порою сопоставить,
Деяние орла и ворона с людьми.
Ведь люди не орлы, ни вороны конечно,
Должны остаться ведь людьми они.

Не призываю я питаться падалью, иль кровью человека,
И жить я не хочу все триста долгих лет.
Жить тридцать не хочу, себе подобных убивая,
Ведь твердо помню я Исуса нашего завет.