Образы
Вот на миг можно представить себе кучку мусора, бесформенно лежащую где-то в углу сцены. Среди прочих кусочков ткани, глины и дерева кое-где проглядывают нити, причудливо собирающиеся в узелки. И лишь художник прозревает в этом мусоре скрытый смысл. Он один замечает некий обрывок нити – средоточие прочих смыслов. Художник тянет за кончик этого обрывка. И одна за другой в движение начинают приходить все другие нити, витыми змейками, как сквозь норки, скользя сквозь круглые отверстия в дереве, глине, стекле, ткани. Нити тянутся, упираясь узелками в отверстия, и тогда они влекут за собой и сами эти материальные кусочки реальности. Притягиваемые друг к другу бессмысленные, казалось бы, обломки складываются в осязаемые формы. Последний рывок нити вверх, и кучка мусора, вдруг переродившись, подрагивает перед нами ожившей марионеткой, чутко реагируя на малейшее движение пальцев художника. Готова играть в его руках любую роль.
Или другой образ: неосязаемый полет детства, как оторвавшаяся от шапочки одуванчика пушинка. Летит, невесомо расправив свои тоненькие лучики. Не осознавая себя саму в бескрайнем по ее масштабам пространстве. Во всем своем парении отдаваясь воле ветра. Но со временем приходит некая тяжесть осознания своего бытия. Пушинка все ниже в своем полете соскальзывает к земле. Вот уже и касается ее, неожиданно осознавая потерю сразу половины бесконечности. Касания земли все чаще, все ощутимее. А лучики все жестче, все хрупче. Вот наша пушинка уже не летит, а катится по земле маленьким игольчатым шариком, то подскакивая на неожиданных препятствиях, то проваливаясь на уже обломанные лучики. С каждым днем таких потерь все больше. Давно прошло огорчение первых лишений. И лишь добавляется количество привычных компенсаций несовершенства. Бывшая пушинка угловато переваливается через обломанный лучик, дальше два уцелевших, потом немного вбок – на болезненно покалывающий обломок, а дальше снова несколько целых… Траектория качения все сложнее, все угловатее. Падая сразу на несколько обломков, приходится подолгу ждать сильного порыва ветра, способного опрокинуть эту устойчивую конструкцию. Каждый раз, находясь в таком положении, уставшее сознание ловит себя на мысли – а, может, это всё, и ветру больше не удастся еще хотя бы раз опрокинуть этот ущербный и угловатый обломок былого совершенства.
Потом остатки лучиков постепенно погружаются в наносимый ветром песок. Поверхность его поднимается все выше, поглощая колючий ершик сознания и отбирая последнюю надежду на движение. Гладкая поверхность песка скрывает последний кончик последнего луча, навсегда погребая под собой все радости и горести еще одного сознания, еще одного жизненного пути.
А потом художник одним движением руки срывает со своего мольберта холст, освобождая реальность от всех образов и оставляя ее в туманно-молочной безликости…
Свидетельство о публикации №110073104350