Враги и братья

                Новелла

 Начало 1934 года в Украине было безрадостным. У отцов, матерей, сыновей, дочерей, ещё не высохли слёзы о миллионах умерших, безумных, съеденых, пропавших безвести родных, близких, друзьях... Казалось голод отступал, но на лицах селян, ещё оставалась печать минувших страшных лет, невообразимых бедствий и страданий. Семья Тараса Сидоренко была одной из немногих, в которой все остались живы, хоть и были истощены до крайности. Хлеба по-прежнему почти не было. Урожай 1933 года выдался на редкость щедрым, но убирать его было некому. Те кто остались в живых были просто не в силах это делать. Тарас, восемь детей и жена Ганна, всё-таки были безмерно рады, что Бог миловал их. Скромное хозяйство, которым приходилось обзаводиться с изнова давало надежду на будущее.
  Наступила весна. Тарас и Ганна от рассвета до поздней ночи трудились в колхозе. Приходя домой, не чувствуя себя падали замертво до утра. За семьёй смотрели старшие сыновья  Григорий и Алексей, да и то, когда возвращались к себе на хутор из соседнего села, где учились в "пятилетке."
  Хата, в которой жила семья Сидоренко была не очень большой, но всегда чистой и ухоженной. У окна стоял большой деревянный стол и десять табуреток. - В углу  большой деревянный ящик с одеждой для всей семьи. Тулуп Тараса и старенькое пальто Ганны висели в сенях, там же были и некоторые детские зимние вещи и обувка. В левом углу хаты висела икона Божьей матери прикрытая отрезком тюли и занавесками, внизу возле маленькой свечки лежал Отче наш. У входа в большую комнату над дверями висел наглухо прибитый портрет вождя всех народов.
   Некогда семья Сидоренко считалась одной из самых зажиточных на хуторе. - У них было более сотни едениц домашней птицы, конь, две коровы, бычок, две свиньи и коза. Из-за этого они прослыли кулаками. Некоторые хуторяне завидовали им и в вечерних скамеечных сплетнях из зависти несли всякую напраслину, желая недоброго простой, честной семье. Тарас и Ганна знали это, но по понятным причинам помалкивали.
  Коллективизация и индустриализация внесли свои коррективы в жизнь семьи Сидоренко. Из района как-то приехал парторг Зубриевич, и вежливо уведомил Тараса и Ганну, что всё их хозяйство и продовольственные запасы будут изыматься в пользу государства. - Ни доводы Тараса о большой семье, ни слёзы безутешной Ганны не умолили парторга. - Последний лишь сослался на указ и на то, что он всего лишь его исполнитель. - Напоследок посоветовав ничего не утаивать, если хотят избежать жёстких санкций.
  Был на хуторе некий Прошка, родители его погибли ещё в гражданскую. Долгое время он болтался по детдомам, или просто с беспризорниками. Во времена НЭПа решил вернуться на Родину, но работать мешала лень и старая беспризорная привычка бездельничать и воровать. Хата его родителей обветшала и пришла в запущение. - На земле только бурьян в Прошкин рост. Он бродил по окрестным хуторам, воровал, когда мог(за что часто получал доброго трёпа), иногда нанимался на разовую работу, за чарку горилки и кусок хлеба. Как-то зашёл во двор к Сидоренко и спросил, не нужно ли чего по хозяйству помочь? На что Тарас ответил отказом, и посоветовал Прошке заняться своей землёй и хатой. Прошка затаил злобу.
  Через неделю к дому семьи Сидоренко приехал всё тот же Зубриевич, с ним был комсомольский актив из района. Один из молодых парней пояснил Тарасу и Ганне, что молодая Советская республика очень нуждается в помощи селян, и что это временная мера.- После, когда всё наладится им вернут всё, что изъяли. Скотину вывели, птицу погрузили в специальный ящик, продукты на телеги. Дети в недоумении смотрели на происходящее, самые маленькие  Рая и Галя плакали. Зубриевич подошёл к Тарасу, и шёпотом сказал: смотри Тарас, ежели что упрятал... Когда и тот ушёл, 5-летняя Маричка спросила:  А что мы теперь будем кушать? Тарас успел припрятать кое-что, в погребе: спички, соль, крупу, сало и самогон. - Погреб рыл по ночам, далеко в поле. Об этом знала только Ганна.
  Во всех сёлах бурно росло колхозное движение. Людям не оставляли выбора - либо колхоз, либо Сибирь. Тарас и Ганна от рассвета до поздней ночи трудились за трудодни и скудный паёк. Ни паспортов ни денег у них не было. Коллективизация шагала по советским сёлам, как чума по средневековой Европе, оставляя за собой трупы, как стариков, так и младенцев, порождая градацию, клевету, ненависть, предательство, каннибализм. Правда, иногда в сёла приезжали лавки "торгсинов", и предлагали дефицитные продукты в обмен на золото, серебро и другие ценности.
  Однажды, Прошка очередной раз напившись до беспамятства уснул прямо в кукурузном поле, неподалёку от хаты Тараса. Тарас глубокой ночью возвращался с дальнего поля, где был его потайной погреб с припрятанными запасами. Там же он варил в большом котле кашу из кукурузной или ячневой крупы, приправил это салом и нёс домой, чтоб утром накормить детей и жену. Ганна из жмыха пыталась делать некое подобие лепёшек, в перемешку с лебедой и крапивой. В окне едва мелькал свет от тусклой лампадки. Проснувшийся от холода Прошка заметил свет и решил подобраться ближе к хате, как вдруг увидел подходящего ко двору Тараса. Прошка затаился. Тарас подошёл к сараю, положил нехитрое снадобье у пустой собачьей будки и отошёл справить нужду. Прошка не долго думая, схватил узелок, где была каша и бутылка самогона, которую Тарас взял чтобы растереть прихворавшую Маричку и бросился что было сил, куда глаза глядят. Пока бежал, думал на радостях: самогон выпью, а на Тараса донесу, за что ещё и хлеба дадут. Утром по хутору поползли слухи, якобы нашли Прошку мёртвым прямо на дороге, поговаривали, что пьяный захлебнулся от свой же рвоты, рядом валялась полупустая бутылка и казанок с кашей.
  Прошли страшные годы голода. Немного легче стало с продуктами, Алексей и Григорий снова пошли в школу, но репрессии и коллективизация не прекращались. Подрастали Нина, Маричка, Катя, Вера, Рая и Галя. С малых лет родители приучали их к тяжёлому труду. Нужно было выживать. У них снова появилась скотина и немного домашней птицы.
   Наступило лето 1941 года. Тарас и Ганна ещё до рассвета вышли в поле.  Воскресный день они решили посвятить труду для семьи. Солнце поднималось всё выше, время шло к полудню. Тарас и Ганна присели в поле, чтобы немного передохнуть и перекусить. Едва перевели дух, как послышался шорох. - Прибежал Григорий. На его испуганном, с широко раскрытыми глазами лице был страх. Гриша сказал, что отца срочно зовёт, всё тот же парторг из района - Зубриевич, и что последний велел Тарасу немедля идти домой. Началась война. Тарас с Ганной переглянулись, и Ганна громко заплакала, изо всех сил обняв мужа и сына.
  Григорию было семнадцать, Алексею-девятнадцать. В этот же день Тарас и Алексей ушли на фронт. С Ганной остались шестеро детей и лишь одни мужские руки. Григорий не стал дожидаться совершеннолетия и примкнул к отступающим частям красной армии. После, до конца войны был в партизанском отряде. Через три недели в хутор вошли войска вермахта. Хутор заметно опустел, из мужчин остались только старики и дети. Однажды в дом Ганны пришли полицаи, главным среди которых был, всё тот же, бывший районный парторг-Зубриевич. Они забрали с собой Маричку, якобы для работы уборщицей в комендатуру райцентра. Больше Маричку никто не видел, позже стало известно,она погибла в Освенциме у Доктора Менгеле. Не долго ходил в полицаях и Зубриевич, вскоре был расстрелян, как еврейский пособник большевиков.
  Ганна заметно постарела, прибавилось седых волос, но нужно было жить и растить детей. На постой в дом Ганны прибыл рядовой солдат лет 40-43. Этот немец на удивление был спокоен и приветлив. Сразу же вежливо представился, и войдя в хату почтительно спросил разрешения присесть. Ганна указала взглядом на табурет. Эрик, улыбнувшись, протянул руку Ганне. Ганна посмотрела на автомат висевший с левого бока, а после на икону в углу. Немец, чуть смутившись, попятился назад и оставил автомат в сенях, но рожок с патронами достал и воткнул за пояс. После подошёл к до смерти испуганным детям. Галя заплакала и попросила солдата не убивать их. Немец снял пилотку, вытер вспотевший лоб, достал плитку шоколада, разломал и раздал детям. Девочки посмотрели на мать, Ганна кивнула головой. Шоколад был немедленно съеден. Эрик вышел в сени и вернулся с рюкзаком. Достал хлеб и две банки тушонки. Битте, предложил он Ганне. Ганна стояла молча, тогда немец положил всё  на стол. Дети голодными глазами смотрели на хлеб и консервы. Эрик спросил, не найдётся ли у хозяйки немного соли, лука и картошки? Ганна вышла в погреб и вернулассь с продуктами. Немец попросил растопить печь, а сам принялся чистить картошку и лук. Примерно через час, на плите стоял большой казанок с наваристым мясным супом,а дети уже сидели за столом. Солдат достал флягу со спиртом, предложил Ганне, она отказалась, он налил себе, выпил за Ганну и детей, а минут через двадцать и казанок был пуст. После, солдат вышел на улицу перекурить, и позвал Ганну. На ломанном русском и с помощью жестов, он попытался объяснить, что ничего плохого ни ей, ни её детям не сделает, и что будет помогать, чем сможет. Ганна молча слушала. После, немец чуть прослезился и сказал, что в деревне близ Гамбурга, у него осталась жена и двое детей. Ганна определила немца в комнете, где жили сыновья.
  Ранним утром Эрик колол дрова во вдоре, и подправил крышу перекосившегося сарая. После ушёл и вернулся с консервированными сосисками, чаем и сухим молоком. Постепенно к нему привыкли дети, и даже иногда заигрывали, называя его - дядя Эдик. Он на удивление был всегда вежлив и приветлив, а когда к нему заходили сослуживцы, он заставлял их разуваться перед входом в хату, и оставлять оружие в сенях. Иногда они устраивали пьяные застолья в хате, но зато дети были сыты. Временами, по долгу службы Эрик исчезал на несколько дней. Однажды вернувшись, он застал Ганну в слезах и с растрёпанными волосами. Она сидела за столом и плакала, перед ней лежала похоронка на Тараса. Эрик снял каску, сказал, что очень сожалеет и вышел из хаты. Ганна долго не разговаривала, и детям ничего не сказала.
  Прошло время, и у Эрика с Ганной завязались близкие отношения. На фронте наступил перелом, немцы начали отступать. Эрик и Ганна понимали, что скоро им придётся расстаться. Линия фронта приближалась. Однажды ночью в хату Ганны кто-то настойчиво постучался. Испуганная Ганна вышла на двор. Перед ней стоял израненный партизан, который воевал в одном отряде с Григорием. Он был на соседнем хуторе по заданию командира отряда. - Наткнулся на полицаев и едва унёс ноги. Ранение было в руку и шею. Испуганная Ганна поместила его в сарай, промыла рану и принесла поесть. Боец уснул, но утром ему стало намного хуже. Ганна обратилась за помощью к Эрику. Тот уверил Ганну, что будет молчать и не выдаст партизана. Когда Эрик вошёл в сарай, испуганный боец схватил винтовку и нацелил на немца. Ганна попросила его успокоиться, не шуметь, и стала между ними. Немец показал из-за спины Ганны бинты и лекарства, партизан опустил оружие, и снова застонал от боли. По заданию партизанского отряда этот парень должен был выяснить, кто из хуторян доносит полицаям и немцам о ночных визитах партизанских групп на хутор. Эрик прекрасно понимавший, что война проиграна, и что люди не должны страдать, поведал партизану о предателях. Через два дня окрепший партизан ушёл "по английски." А через две недели в хутор вошли советские войска. При отступлении немцы жгли дома и угоняли в Германию всех, кто мог пригодиться на работах. Эрик предупредил Ганну, и та с детьми укрылась в погребе вырытом Тарасом далеко от дома. Там они находились почти трое суток, пока шли бои. Погиб Эрик или ушёл с отступающими немецкими войсками, Ганна, так и не узнала. Лишь дети долго вспоминали его добрыми словами.
  Вернувшаяся на хутор Ганна, застала в доме Григория, с товарищами. Счастью не было предела. Григорию разрешили два дня побыть дома, после, вместе со всеми отправился гнать фашистов на запад. Налаживалась мирная жизнь. Нельзя сказать, что стало легко. Страна по-прежнему всё отдавала фронту. Всё же спать можно было спокойно.
 Пришёл день когда война закончилась. Вернулись домой Алексей и Григорий, израненные, но в орденах. Ганна молчала о похоронке на отца, а меж тем его все ждали. Как-то сели все за стол, помянуть Маричку, и Ганна решила, сказать наконец о том, что получила известие о смерти Тараса. Дверь в хату отворилась, на пороге стояли люди в военной форме, у Ганны ёкнуло сердце. Капитан НКВД строго велел  Ганне и сыновьям выйти во двор. Предъявил им ордер на арест и велел собираться в райцентр. Опешившая Ганна умоляла капитана объяснить в чём дело. Капитан молчал, ссылаясь на приказ. К вечеру, Ганна и вся семья были в райцентре, где им сказали, что её муж Тарас Сидоренко жив, и осуждён за то, что попал в плен, и теперь является предателем и врагом народа, а её осудят за пособничество врагу.
  После, всю семью отвезли в город, где их ждал товарный поезд, в один конец, далеко на восток, в Сибирь.