Колыбельная

Кошка скребется прохладными лапками в груди моей по утру.
Чувствует, старая, что куда там мне – не поднимусь, не соберусь и не убегу.
В этом мире не так много сна, но остается больше, чем я беру –
Небольшими порциями, тихо-мирно, не приторговывая собой на углу,

Не падая с разбегу в грязь, не обнажая конечностей, голоса, нервов, лица,
И в духе Де Сада не разыгрывая непослушную дочь и нравоучительного отца.
Не смеяться безудержно, в магазинах не примеривать на распродаже венца –
«Ну, ты что, ну ведь дешево, ну давай, сколько денег у нас еще до конца».

У каждого тома свои переплеты, у каждого озера есть свои трупы,
У каждого – собственный страх, который «ты что, никогда, никогда не забуду»,
У каждого личная головная боль, зазноба, заноза, простуда.
Свои обещанья, которые не выполняют и личное «нет, я сегодня не буду».

У каждого жив его личный кошмар – твой, видать, хорошо с детских пор сохранился,
То-то дышать тяжело и задумчивый взор, несмотря на хорошую память на лица.
Острый взгляд, острый нрав, из-под выреза четко и резко ключица
Нам остается только лежать на местах, там, где были и снова покорно смириться.

Только опять в этом городе засуха – и опять никого не спасти.
Оставалось больше, чем я брала, но остальным всё равно тяжело ходить,
Трудно дышать, и режет глаза осознание того, что что-то будет там, впереди.
Но что-то уставшее день за днем упрямо скребется в моей иссохшей груди.