Серебро

Поэта не унять ни горем, ни весельем.
Но знаю по себе предел своей строке:
мне гадить не велят ни Пушкин, ни Есенин
досужей болтовнёй на птичьем языке.

Пускай ещё зовёт из прорвы преисподней
и блещет мишурой примера волчья сыть -
мне нечем удивить тех присносущих сводней,
которым тьма имён: любое ненавидь.

С сегодняшней страды лишь тот уйдёт поэтом,
кто слову сохранил и свежесть, и родство,
кто слово обронил, но сокровил при этом
язычество его с отечеством его.

Пускай  оно и Бог, и неисповедимы
пути и нити глосс, алалия, игра, -
да будет чист исток, где непереводимы
ни звук, ни завиток, слетевшие с пера.

Да, слово - серебро, разменная монета
на рынке, на торгу, где золото куют
и на слове «добро» спешат унять поэта.
Советами - темнят. Сонетами - поют.

Я знаю свой шесток. Ценю своё болото.
Едва накинет ночь покров на дерева,
я достаю исток из прорвы для кого-то,
кому достань глоток - и  не избыть родства.

Пусть всякого своё в бреду затеплит чувство.
И дело не во мне, и не во мне предел
искусам языка и выкусам искусства -
я знаю свой листок. И - точку. И - пробел.