В миру теней

              Люби Иисуса, 
              Как себя самого,
              Слушай Бога –
              Отца, как сердце своё,
              Действуй под началом святого духа,
              Он твоя правая рука,
              Ибо всё это –
              Есть сам ты.

Автор:
Тырина Кристина Михайловна

13. 07. 2010г.
Введение
Прежде чем начать свою книгу я хочу предложить вам познакомиться с одной притчей. Притча это о сущности человека, притча эта из жизни, а название её «Страна истины»
Один человек верил, что обычная, происходящая наяву, жизнь никоим образом не может быть полной. Он искал истинного Учителя Века. Он читал много книг, вращался во многих кругах; он слушал слова и наблюдал дела одного мастера за другим. Он выполнял указания и духовные упражнения, которые казались ему наиболее привлекательными.
Некоторые из его переживаний воодушевляли его. В других случаях он был в растерянности; и он не имел ни малейшего представления ни о том, на какой стадии он находится, ни где и когда могут закончиться его поиски.
Однажды, размышляя о своём поведении, этот человек неожиданно обнаружил себя неподалёку от дома одного мудреца высокой репутации. В саду этого дома он неожиданно встретил Кхидра, тайного проводника, который показывает путь к Истине. Кхидр привёл его в место, где он увидел людей в сильном страдании и безутешном горе. Он спросил их, кто они.
— Мы те, кто не следовал истинным учениям, кто не был верен своим обязательствам, кто почитал учителей-самозванцев, — сказали они.
Затем человек был приведён Кхидром в место, где каждый был привлекателен и полон веселья. Он спросил, кто они.
— Мы те, кто не следовал истинным Знакам Пути, — сказали они.
— Но, если вы пренебрегли Знаками, как же вы можете быть счастливы? — спросил путник.
— Потому, что мы выбрали счастье вместо Истины, — ответили люди, — тогда как те, кто выбрал самозванцев, выбрал также и печаль.
— Но разве счастье не является идеалом человека? — спросил человек.
— Цель человека — Истина. Истина больше чем счастье. Тот, кто обладает Истиной, может иметь любое настроение, какое пожелает, или никакого, — сказали они ему. — Мы делали вид, что Истина есть счастье, и счастье есть Истина, и люди поверили нам, поэтому ты тоже до этого момента воображал, что счастье — то же, что и Истина. Но счастье делает тебя своим пленником, так же, как и горе.
А затем человек обнаружил, что опять находится в саду рядом с Кхидром.
— Я выполню одно твое желание, — сказал Кхидр.
— Я хочу знать, почему я потерпел неудачу в своих поисках и как мне достичь в них успеха, — сказал человек.
— Ты обладаешь всем, но попусту тратил свою жизнь, — ответил Кхидр, — потому, что ты был лжецом. Твоя ложь заключалась в том, что ты искал личное удовлетворение, тогда как мог искать Истину.
— И, однако, я пришёл в место, где нашёл тебя, — сказал человек, — а это едва ли вообще с кем-нибудь случается.
— Ты встретил меня, — сказал Кхидр, — лишь потому, что, хоть на мгновенье, был достаточно искренен, чтобы желать Истину ради неё самой. Именно искренность, в это единое мгновенье, заставила меня ответить на твой призыв.
И человек почувствовал всепоглощающее стремление найти Истину, даже если он потеряет себя. Однако Кхидр стал удаляться, и человек устремился за ним.
— Тебе нельзя следовать за мной, — сказал Кхидр, — поскольку я возвращаюсь в обычный мир, мир лжи, ибо именно там мне надо быть, если я намерен выполнять свою работу.
(Суфийские притчи)
Моя книга может и не направит вас на путь истинный и не поставит вас перед философским вопросом о проблеме выбора жизненного пути, не подскажет, возможно, даже где найти счастье, но единственное, что самое главное, это всё здесь есть. Ровно, как и всё то, что все мы ищем где-то, хотя достаточно иногда просто приглядеться к своим красным штанам, быть может, они вообще оранжевые.
Глава 1

- Жизнь, каждый раз произнося это слово, хочется дышать. Оно звучит так воздушно и легко, слетает с самого кончика языка так быстро и незаметно, но в то же время , как       Буд-то  электрический заряд пробегает по всему телу. Мы говорим 6 «жизнь» и в нашем разуме тут же появляются ассоциации и возникают вопросы:  «…что такое жизнь?» Жизнь -  школа, учёба, работа, семья, дети, любовь… Примитивным чередом пробегает эта полосатая линия, у кого-то цветная, у кого-то чёрно-белая, у других она заканчивается так и не успев начаться, а чья-то тянется, словно конца и не видно. Но как бы там, ни было, какие бы мысли нас не посещали, какими бы детьми или родителями мы не являлись у всех у нас одна жизнь, да одна… одно начало, один конец. Не смотря на то, что и рождение, и смерть  случаются у всех по-разному и в разное время, даже в разную эпоху.  Рождение – вход в историю, смерть – печальная весть, оплакиваемая людьми, а почему? Всё из-за простого человеческого заблуждения, неуравновешенных весов, обитающих у каждого в сознании, и не достижении гармонии.  Смерть… каждый день, нет, каждую минуту умирает новый человек: а кто он? Откуда? Как его звали? О чём он думал? И наконец, какой смертью он умер? А я, знаю ли я когда умру? Люди умирают по-разному: в несчастных случаях, в автокатастрофах, от неизлечимой болезни, убийство, самоубийство и многое другое.  А как бы я хотела умереть? Я никогда не задумывалась? И правильно… это может и не совсем так важно, даже если и задумывалась. Все мы мечтаем добраться до истины, в том числе и я. Сейчас я окрою вам одну из моих тайн, о которых никто не знает, а именно о чём же я мечтаю... А я мечтаю просто узреть истину, будучи совершенно слепой. Мечта моя не так уж и оригинальна, об этом мечтает, ну или хотя – бы задумывается каждый человек. Да я и не хочу вовсе быть кем-то особенным и совсем не отрицаю и не ругаю свою обыденность, я такая, как и все.  Зима… холодное время года, время разбитых сердец и несбывшихся надежд. Сегодня достаточно тепло и снег валит хлопьями, такой крупный и чистый, что почти и не заметно людей впереди идущих.  Уже совсем темно, ботинки все в снегу, а я уже в пятый раз за неделю возвращаюсь так поздно домой из школы. Ботинки все в снегу, а мне не важно, мои мысли где-то совсем далеко, где-то не здесь, не со всеми. А люди всё идут и идут, и на душе становится спокойнее. Они идут, и всё течёт и движется своим чередом, жизнь продолжается. Врятли кто-то из них сейчас намерен, отчается и совсем не хочет думать о хорошем. А вот какой-то незнакомец, идущий впереди меня, уже как пять минут по дороге, вдруг свернул за угол  девяти этажного дома, оставляя за собой большие следы от мужских ботинок, и скрылся в подъезде. А что у него в сумке?  Продукты, дома, наверное, жена и дети. А в голове, может быть пустота… совсем ничего, просто он устал после долгого рабочего дня и уже думать совсем ни о чём не может, он, как и я… Может он, как и я думает о жизни, о том о сём... И всё же жизнь – не справедливая штука, хоть и славится своими точными весами. Нет и здесь я не права, жизнь вообще и по определению штукой быть не может, она ведь не вещь… - думала Евгения, и вдруг мысли её оборвались от неожиданного лая собаки.   
- О! Честер, как я рада тебя видеть, - трепала она за ухом бездомную дворняжку, до костей промёрзшую, всю в снегу, что пускала пар изо рта как паровоз, с длинным высунутым наружу языком. Собака завиляла хвостом и замолчала, но, не уставая прыгать и бежать, проводила Женю до самого подъезда. Женя любила животных, особенно псов. Честера она знала давно, ещё щенком она подобрала его в своём дворе, одинокого и бездомного. Хотела его взять, но родители были против, и разочарованная девочка, вся в слезах отпустила щенка на улицу, но не бросила. Его собачьи глаза не давали покоя её сердцу, и она каждый день, с тех самых пор, кормила его и со временем дала кличку, Честер. Так пёс и прижился у неё во дворе. С тех пор прошло уже пять лет, и пёс уже не был резвым и бойким щенком, не мог забавлять добродушную Женьку своими безумными выходками, но всё также был предан её, и почитал её своей хозяйкой.
- Да… всё же, - задумалась Женька, расправляя свою кровать перед сном. – И всё же планета земля – архаическое явление.  Немудрено разногласие молодых «существ», их протесты и бунты. Пылкий и страстный характер, запутанный мозг, раненное сердце, всё это так мне, да и все знакомо, - как бы обиженно твердила она про себя. Женька никогда не любила эти нудные и скучные уроки, что заставляли её трудиться, причём она была, совсем не лентяйкой, но школа для неё, впрочем, как и для многих подростков, была, просто адской пыткой. На этой мутной ноте она и заснула.
И что в ней было необыкновенного? Нет, она совершенно такая же как и все… хотя… просто иногда больше чем другие рассуждает, немного больше других плачет, смеётся и мечтает. Сон… что это? Биологическая потребность или мистическая реальность. Возможно, просто ничего… то ничего… что часто так раздражало нашу героиню. Она любила мечтать, наверное, больше всех на свете она была влюблена в свои мечты. Казалось, даже во сне она продолжала грезить о чём-то невозможном, не существующем или же просто новом.
С тех пор, как погибла мать Жени, она перестала замечать многое в этой жизни хорошего, оставляя себя на растерзания грешным мыслям о жестокости и неправильности этого мира. Спустя уже два года в доме царила наколённая обстановка, старший брат с психическим расстройством после внезапной смерти матери был отправлен на лечение, а отец всё своё горе пытался сдержать, углубляясь в работу с головой, но всё, же Жене иногда и доставалось не за что. Как получилось так? Как произошло такое ужасное стечение обстоятельств, череда необратимых событий… В этой дружной и, казалось, счастливой семье всегда все дела шли спокойным чередом, ни в право, ни влево. Но, как известно, от беды себя не уберёг ещё не один человек, так два года тому назад, старший брат Жени Николай, возвращаясь, домой с работы, наткнулся на обожженные угли своего дома. Причина пожара так и не была установлена, вот только мать детей спасти не удалось, тело сгорело дотла, как и сам дом. Отец, конечно же, сам находясь в после шоковом состоянии, был расстроен, но не мог оставаться безответственным за своих детей. Вскоре же приобрёл новую квартиру, правда, уже не в самом городе, а рядом в небольшом посёлке, на накопленные им средства на различные житейские нужды, откуда до города езды было не более часа. Вскоре семья обустроилась, но горе не покинуло их так быстро в этой новой квартире, брат оставил их семью и теперь отец единственный кормилец и родитель для дочери, которую любил и по возможности оберегал.
Выходные для девочки так же проходили без особых приятных сюрпризов. Евгения по обычному делу проснулась в то воскресение дома, совсем одна, отец работал даже в выходные, а точнее подзарабатывал. Телевизор был включен, и Евгения опять заставили думать о грустном; новости, где говорилось о случившихся авариях, о погибших и пострадавших.
_ Люди мрут, как мухи, - говорила она вслух обиженным голосом, пытаясь предъявить хоть кому-нибудь свои претензии.
Везде и повсюду эта девочка замечала самую низшую черту человеческого существования, во всём видела смерть и бессмысленное и безрезультатное бытиё. Ближе к вечеру, они обычно с отцом по воскресениям навещали Николая, и поэтому, сегодня Евгения тоже отправились туда. Там, на приёме у брата, она снова встретила его доктора Александру Сергеевну, которая была Жене почти как мать, ну или старшая сестра. С тех пор, как на лечение поступил Николай, она была её самой близкой подругой. Естественно, два года назад, когда она впервые увидела Женю, то не смогла оставить её без внимания, девочка лет четырнадцати была в стрессовом состоянии, и потому как психолог она была вынуждена осмотреть её.  Они понравились друг другу. Больше всего Жене нравилось то, что она может доверять Александре, чего ей на тот момент очень не хватало. Это и положило начало их крепкой, пусть и не совсем искренней, дружбе.
- Привет, Женечка.
-  Здравствуйте.
- Как твои дела? Всё хорошо? – обеспокоилась доктор, как-то странно задумчивому, но в, то, же время потерянному взгляду ребёнка. 
- Вы ведь выслушаете меня, да? Как всегда… - робко улыбнулась Евгения. На тот момент доктору даже показалась, что девочка умаляла её своим взглядом о пощаде, и желала понимания.
- Да, конечно, пойдём ко мне в кабинет.
- Женя, - остановил их отец.-  Ты домой собираешься?! – как-то мрачно и жестоко, в этот раз, обратился он к дочери.
- Пап, я позже приеду…
Отец промолчал, и в знак прощания кивнул доктору головой. Доктор и Женя уселись на кушетке в кабинете Александры Сергеевны. Доктор улыбнулась, пытаясь рассеять напряжения девочки, и дав ей понять, что она может начинать говорить.
- Понимаете… - начала жалобно, с некоторой даже дрожью в голосе, Женя. – Мне кажется, я начинаю сходить сума.
Доктор озадачено посмотрела на девочку:
- Продолжай…
- Я больше так не могу. Я везде вижу смерть. Во всём… Я, наверное, слишком много стала думать обо всём и сразу. Я очень часто представляю, как и где я сама буду умирать. Мне страшно… - расплакалась Женя.
- Тише, - доктор, пытаясь успокоить девочку, обняла её.
- Женя, это очень весомо можно объяснить. Все дети твоего возраста подвергнуты опасностям психического расстройства, а в твоём случае особенно. Я знаю, как тебе помочь…
Женя вопросительно подняла свои мокрые глаза на доктора. Но вдруг как-то очерствела, что-то в ласковой, на первый взгляд, улыбке Александры ей показалось неприятным:
Что? В психушку меня хотите затащить, к брату? А не надо мне помогать!- вдруг закричала Женя, соскочив с кушетки. – Мне и так хорошо, идите вы все к чёрту… - вспылила она, выбежав из кабинета.
- Женя… стой!

Глава 2

Женя была девочкой с не самой обычной внешностью. Многие, и взрослые, и дети замечали в ней что-то особенное, приятное и притягивающее. Она носила русые, часто растрепанные и запутанные в кудри, длинные девчачьи волосы. Это была девочка – подросток среднего роста, обычного телосложения, с не выдающими себя параметрами тела, часто производившая на окружающих восторженное впечатление своими зелёными, как летняя листва, глазами и блестящими как лёд.  Прохожие и знакомые люди всегда находили над юными, усыпанными весенними веснушками щеками, глаза, которые как будто всегда смотрят сквозь блестящую струю воды. И мало кто знал, что этот необыкновенный блеск в её глазах, есть ничто иное как обычные детские слёзы... Пожалуй, они никогда не покидали нашу героиню, казалось эти слёзы она несёт с сбой через всю жизнь, чтобы однажды измерить ими всю человеческую боль. «Я не хочу…» - стало повседневным лозунгом в её жизни. Может быть, и сама себе она создавала лишние проблемы, но признаться в том, что сама виновата в собственной участи означало для неё сейчас предать саму себя, а больше никого у неё и не было, да и выглядело это всё как-то, куда нельзя мерзко. Женя прекрасно понимала и осознавала всю горечь своего положения, но она, тем не менее, пыталась, можно сказать, она изо всех сил старалась наладить отношения с окружающим её миром. Под словом мир она последнее время понимала всё живое, она лишь склоняясь на свой подростковый возраст, часто говорила себе что: « всё скоро пройдёт, я выросту, повзрослею, и эти глупые мысли меня отпустят…» Но чем больше она думала, тем больше запутывалась, но иначе она не могла. Кроме собственных размышлений в жизни её больше ничто не могло утешить, а успокоиться было надо.
Перенести чужую смерть ещё, куда ни шло, другое дело, ощутить собственную вину в чьей-то смерти, теплоту крови другого человека на своих руках – мечта каждого маньяка – убийцы. Наблюдать за тем как «жертва» последний раз пытается вдохнуть грязный и холодный воздух, вес пропахший кровью и приближающийся кончиной, сердце его останавливается, и он отпускает душу. И всё это происходит на твоих глазах. Сначала удовольствие безумное от достижения и удовлетворения своих собственных желаний, затем замешательство, дрожь, мысль тебе никогда ненадлежащая и наконец самое ужасающее, когда начинаешь наконец-то осознавать, что ты натворил и вот тут, находясь в здравом уме, человека начинают преследовать самые страшные угрызения совести. Нет, это не страх перед последствиями осуждения и судом, это страх нравственный: « что я наделал? Я человека убил, почти себя…» И кажется что вот-вот и ты совершенно и окончательно сойдёшь сума или в лучшем варианте вообще проснёшься. И все и всё вокруг тебя презирают, тебе нет успокоения уже даже в собственных мыслях, ведь в них именно и кроется вся тайна твоего греха, ты оборачиваешься на свою тень и в ней тоже видишь врага. И куда бы ты ни удрал, от себя уже не сбежишь. Осуждение самого себя, презрение, что влекут за собой просто всякое разложение личности, что может быть страшнее, чем потеря самого себя.
Так и нашу героиню не удалось спасти от нападения нравственных бед, вскоре и ей пришлось испытать тоже самое. Сошла ли она сума, запуталась или просто устала, да какая разница, что сделано-то сделано.
- Я ненавижу все, я больше не хочу здесь находиться, - дрожали и рвались кто, куда в хаусном беспорядке Женины мысли. Пока она, уже замедлив шаг, даже совсем волочась, зашагала по родной улице.
- Женя, где ты шаталась так долго?! – выбежал ей на встречу разъярённый и весь покрасневший от злости отец. Натягивая на себя куртку, он резко схватил дочку за плечо так, что та даже чуть не упала. И в самом деле, время было уже позднее, Женя не заметила, как наедине со своими мыслями пробродила по городу до самой ночи.
- Пап! – вскричала она не в самом лучшем тоне на отца. – Отпусти! – и, выдернув из-под его объятий свои плечи, зашагала вперёд к дому.
Женю ждал не самый приятный разговор, как только они зашли в квартиру, отец сразу же накинулся на неё в порыве гнева. И так как оба собеседника находились не в самом лучшем психическом состоянии, вскоре их разговор перерос в масштабную ссору. Евгения уже не могла сдерживать свои эмоции и, рыдавшая во всё горло, она стала припоминать все свои неудачи, бросая их одна за другой отцу в лицо, помогая ему понять, что и сам он не самый последний, кто виноват во всех её бедах. Отец тут же всё принял на свой счёт  и начал оскорблять дочь. У Жени на тот момент уже случилась истерика:
- А-а-а! – закричала она, вся вдруг нездорово покраснев, слёзы её не останавливаясь, катились с быстротой света. Женя скинула всю посуду со стола, и та, разлетаясь с грохотом по всей кухне, билась об пол. Евгения упала на колени, и, ухватившись за оконные занавески, начала дрожащим голосом шептать:
- Мама, мамочка…
Отец понял, что последние оскорбления были лишними. Слава богу, дело не дошло до рукоприкладства, и, пожалев дочь, он в спокойном темпе отправился за веником с совком.
Всё продолжалось не самым лучшим образом. Женя забросила уроки, в школе начались конфликты с учителями, и вскоре она вообще и вовсе перестала её посещать. Раздался телефонный звонок, но Женя, по привычке последних двух недель, даже не подняла головы с подушки. Отец взял трубку:
- Здравствуйте, это Иван Сергеевич? Вас беспокоит Лариса Геннадьевна, директор школы, я по поводу вашей дочери!
- Здравствуйте, а что случилось?
- Я бы хотела поинтересоваться всё ли у вас в порядке, просто Евгения уже две недели как пропускает занятия, и я подумала, может…
- Как?! – перебил её возмущённый и одновременно удивлённый отец.
- Так вы тоже не в курсе?! Гм… значит, всё ясно, что ж будем принимать меры!
- Подождите, подождите! Какие меры? Не надо никаких мер… я … я сам разберусь! Попробую…
- Ну, хорошо. Но если ваша дочь уже завтра не…
Отец бросил трубку на пол:
- Женя! – ворвался он в комнату дочери.
Евгения медленно подняла на него свои опухшие от слёз глаза в предвкушении чего-то ужасного. На неё было больно смотреть, она выглядела слишком жалко. Казалось, она совсем забыла, что значит улыбаться и радоваться, на первый взгляд даже можно было подумать, что она ужасно больна. Лицо её было бледное, слегка опухшее, обвисшие щёки и посиневшие мешки под глазами. Всё это отражало её внутреннее состояние.
- Почему ты мне не сказала, что у тебя проблемы в школе?!
- А ты разве спрашивал…- спокойно и тихо отвечала Евгения.
- Я… да я работаю, день и ночь, вкалываю как прокажённый, а ты ведёшь себя как неблагодарная свинья! – швырял он в девочку подушками.
Женя даже не отмахивалась, она просто опустила глаза вниз и снова зарыдала.
- Да какое тебе до меня дело, ты же меня совсем не любишь… - доносился голос из подушки.
- Какое дело?! Она ещё спрашивает. Да я хочу, что бы ты выросла, что бы ты школу, хотя бы закончила, и работала, и жила, как все нормальные люди, а не как твоя мать! – Женя подняла на отца испуганные глаза. – А не как твоя мать спилась, и шаталась, чёрт знает где! А потом тебя бы нашли дохлую в своей собственной квартире, которую и спалили твои же дружки алкоголики, за зажатую бутылку!
- Да, как ты смеешь! – бросилась Женя на отца – моя мать ни капли, в жизни не брала.
- Ну конечно, может быть при тебе и не брала… - продолжал психовать отец, не подозревая, что и сам он уже переходит все границы.
- Видела бы ты её до нашей свадьбы, тот ещё цветочек, заядлая алкоголичка! – всё это продолжалось на повышенных тонах.
- Да, я женился на ней только потому, что мне с бабами не везло, а её уже никто замуж не брал…
- Так ты не любил её…
- Да, какая тут любовь! Будь она не ладна, сука твоя мать, ещё та! Думаешь, нам было легко всю жизнь притворяться, строить из себя приличных родителей!
- Да-да ты просто жалок! – Женя выбежала вон.
- Женя вернись!
- Я не хочу в это верить! Ты псих, зачем ты меня выводишь?! Зачем?! – кричала от безысходности Женька, попеременно хватаясь то за голову, то за кухонный стол.
- Женя, прекрати! – зашёл вслед за ней отец.
- Что… думаешь?! Ах, на что мне эти долбанные дети достались! Один псих больной, другая не удачница, да?! Жизнь – дерьмо, да?! Что ты молчишь?!
Отец залепил Жени смелую пощёчину, видно что-то в её словах его сильно задело. Может быть он и, в самом деле, любил своих детей. Но Женю такой поступок сильно возмутил, и она в порыве гнева, сама того не осознавая, толкнула отца обеими руками, так, что тот ели успел задержаться за табуретку, чтобы не упасть.
- Ты, что же себе позволяешь! – ошеломлённо накинулся он на дочь с кулаками, и уронил её на пол.
Женя не уступала, наверное, на тот момент она себя совершенно не ощущала, и уж точно не отдавала отчёт своим действиям. Девочка яростно мычала, и, поднявшись с пола, набросилась на отца. Она повалила его на пол и стала бить разъярённо кулаками по лицу и по горлу, при этом отчаянно всхлипывая и уже задыхаясь от гнева. Отец схватил девочку за шею, и прижав к полу попытался успокоить:
- Женя, прекрати!
Девочка билась в истерике, ударяя руками и ногами о пол, но подняться не могла, отец прижал её своим весом к полу слишком сильно. Наконец она устала метаться, и буря внутри, немного, успокоилась. Отец обнял дочку:
- Женечка, доченька, прости меня…
Женя молчала и лишь тяжело вздыхая, смотрела куда-то вперёд, избегая столкновения глаз. Гнев не сходил с её лица до самого вечера.
- Ненавижу, ненавижу, что б он здох! – злилась про себя Евгения, нервно умываясь в ванной комнате.
- А что будет? Что со мной будет, если я оступлюсь? Я уже как-то об этом думала, может всё-таки стоит попробовать. Нет, разве я могу ставить психологические эксперименты на собственном отце, он же тоже человек, наверное... Но гнев не покинул её и ночью. Нашу героиню вся эта сцена, что произошла днём, сильно унизила и задела, можно сказать, что даже растоптала в пух и прах, ей страшно захотелось отомстить. Она переживала, но в, то, же время уже перестала давать себе отчёт в жестокости своих идей и мыслей, она превратилась в рабыню гнева, отчасти умерла. И когда во всей квартире погас свет, она, вдруг не робея, отправилась за оружием на кухню. Боже, как в это мгновение она желала услышать его умоляющие стоны о пощаде и напрасные крики о помощи. Женя нанесла первый удар как-то не смело, так, что даже чуть порвала кожу на животе отца. Отец вздрогнул и с просони не сразу и понял в чём дело, он было, даже хотел что-то сказать, но Евгения резко полоснула ему, хорошо заточенным ножом, глубоко по горлу. Кровь плеснула ручьём, и девочка вдруг ощутив на своих вспотевших до ужаса руках эту тёплую жидкость, вдруг даже испугалась, и попятилась назад, с каждым шагом возвращаясь  в реальность, и осознавая свой поступок:
- Разве это действительно так, - прошептала она вслух. Она не могла оторвать взгляда от безжизненно провалившимся в кровати тела отца. Она не могла ни смеяться, ни кричать, ни плакать, одним словом, потеряла всякую реакцию и даже мгновенный ужас вдруг куда-то испарился.
- Пап! – позвала она тихо, но в ответ никто не ответил…
Не зная точно зачем, но следуя внутреннему инстинкту, она вдруг отправилась на кухню, вымола аккуратно нож, руки её уже перестали дрожать, лицо её ничего не выражало. Смыв всю кровь и, удалив какие-либо улики, она стала собирать свои вещи, стараясь не оглядываться на труп отца. Застелила постель и, надев даже перчатки, как самая последняя преступница вышла вон, закрыв дверь на ключ. На улице было ужасно темно, четыре часа утра почти никого, абсолютная тишина и двадцати градусный мороз.
- Бежать… - было единственной мыслью в голове девочки.
- Куда? – спрашивала она нервно саму себя, и тут же отвечала. – Да без разницы, бежать…
Евгения вышла на главную трассу, которая уводила машины ко всем ближайшим городам. Фонари светили тускло и то не все, а в руке у нашей Женечки была тяжёлая сумка и грех на душе…
Вдалеке, впереди загорелись фары легкового автомобиля, и было слышно в этой немой тишине, как шумит мотор. Женя шла посередине дороги, и смело глядя вперёд, продолжала идти. Нет, она уже давала полный отчёт своим действиям, но всё ещё полностью себя не чувствовала. Женя ясно видела впереди себя автомобиль, прямо движущийся на неё, и знала что делает. Но она вдруг почувствовала какое-то спокойствие на душе от одной мысли о смерти. Она не боялась этой тьмы и совершенна была готова на всё и ко всему. Ей вдруг даже захотелось улыбаться этим двум жёлтым фарам, ей вдруг захотелось сильно во что-то верить... И на лице её в тот час же проявилась блаженная улыбка. Она не чувствовала дороги, и по прежнему ничего не ощущала, внутри её воцарила полная пустота… И когда машина вдруг стала вот-вот совсем близко Женя даже не закрыла глаза, а наоборот смело вглядываясь в фары летящего автомобиля, старалась разглядеть там лицо неминуемой смерти.
Глава 3
В лесу было шумно и прохладно, несмотря на знойный полдень самого жаркого летнего месяца июля. Алексей, шестилетний мальчик, вместе со своим дедушкой Иваном Николаевичем, часто по утрам гуляли по лесу и зимой, и особенно летом, любовались прикрасами и дарами деревенской природы, вдыхая чистый воздух Тайги. Именно здесь, среди этих огромных таёжных лесов и долин, лежала, а точнее пряталась в холмистом овраге небольшая деревушка. Вся жизнь местных жителей зависела от леса. В деревни этой проживало несколько семей, где все друг друга знали, ссорились, дружили, враждовали, но мирились, ведь одно их всех объединяло – ослепляющее солнце на чистом синем небе, что так ярко освещало их холмы, и грело плоды в садах и огородах. Лёшка был обычный дворовый мальчишка. Гонял мячик с ребятами целый день после самого сытного в мире маминого обеда: наваристых, густых щей с огромной горбушкой хлеба, и, конечно же, десерт, блины с вишнёвым вареньем.  Дружил он со многими, почти со всеми ребятами своего двора, но никто из них не мог заменить ему его лучшего, самого близкого, друга Егора. Мать Егора очень близко зналась с Ниной Ивановной, матерью Алёшки. Обе они учились в одной местной школе, сидели за одной партой, и так как детей воспитывают вмести, то уже и внуков порешили воспитывать на пару. По вечерам, особенно, Лёшка с Егоркой любили собираться за домом у пруда. Там, за широкими таёжными деревьями их было никому не найти. На своём излюбленном месте, которое они обнаружили уже давно, и сами не помнят, как и когда, они проводили все вечера напролёт, когда все ребята уже расходились по домам. И на улицах только изредка похаживали местные дамочки со своими ухажёрами, ребята прятались там от всех, и делились своими самыми сокровенными секретами и тайнами, давали клятвы в вечной дружбе и топили кораблики в пруду. Вообще этот пустырь посреди таёжных массивных столбов был необыкновенно красив и таинственен. Сутра до вечера по глади его невинной и нежной гулял то сильный, то лёгкий ветерок, наполняя свежестью уставшую и измученную от недостатка солнца и света траву. Ветки деревьев зашевелились и послышались быстрые шаги:
 - Эй, Алёшка, подожди, я не успеваю! – кричал Егор, не успевая за своим другом и теряя его из виду.
- Ну, где ты там!? – гордо обернулся Алёшка, который, по-видимому, уже не первый раз выиграл соревнование на быстроту прибытия к назначенному месту. Оба уселись на берегу уже изсиженным ими не раз. Егор держал в руке какие-то веточки и поочерёдно их, надламывая, бросал в воду.
- Слышь, Лёшка, а давай посоревнуемся, а?!
Лешка, с минуту помолчав, выхватил  у Егора из рук обломанную ветку и бросил в пруд.
- Да ну тебя, надоел со своими соревнованиями. Всё равно я выиграю. – растерянно и безразлично усмехнулся Алёшка.
Егорка разом кинул все веточки на землю и зашагал домой, тяжело наступая на гнилые кусты.
- Егор, ты куда?! – с искрой извинения прокричал Лёшка.
- Никуда…
Егору было так же шесть лет. Этот мальчик был невысокого роста, явно отличавшийся от своих сверстников. Волосы носил блондинистые, глаза серые и курносый веснушчатый нос. Егор в отличие от своего лучшего друга вовсе не любил гон6ять мяч с утра до ночи. Любимым занятием его было пение, он пел самому себе, а бывало и матери, да и вообще он как-то больше любил одиночество. Его мальчишеские глаза были полны надежды и вечной доброты, преданной мечты. В своих мечтах ему было уютнее всего на свете, и только лучший друг умел раскрасить его серые будни. В то же время в этих его спокойных глазах отражалась некая незащищенность, и даже некий страх. Он никогда не замечал за собой никакой гордости, всегда уступая первенство своему лучшему другу, он верил, что поступает благородно, ведь именно оно и было стимулом его жизни. По его теории все люди должны были помогать друг другу, а люди – друзья уметь уступать.
- Егор! Иди, поешь! – сковородила на кухне мать Егора, услышав, как тот хлопнул входной дверью.
В доме уже все спали, за исключением беременной матери Елены Вячеславовны, которая домывала грязную после уженную посуду, как всегда, что бы ни заснуть раньше, чем вернётся сын. Егор, не отвечая, матери, прошёл в детскую и поспешно разбросав покрывало с одеялом уткнулся в подушку. Молчание сына взволновало Елену Вячеславовну, и она решила его проведать.
- Егор, - зашептала она, стараясь не разбудить его спящую младшую сестрёнку Нину.
Егор всхлипнул.
- Ты что, плачешь? – испугалась мать.
Мальчик зашевелился, перевернулся на другой бок и закутался в одеяло. Мать осторожно, поддерживая восьмимесячный живот, присела на кровать сына.
- сынок, что случилось? – приподняла она одеяло, но тот, только резко одёрнув его обратно, ещё больше закутался.
- ты меня беспокоишь, мальчик мой, - дрожащим голосом прошептала мать.
- Мама, я спать хочу, - протянул голос из-под одеяла. Елена Вячеславовна, глубоко вздохнув, поправила одеяло сына.
- Ну, хорошо, завтра поговорим… спокойной ночи, - медленно вышла она из комнаты, и так же тихо прикрыв за собой деревянную дверь.
- и тебе спокойной ночи, мама, - подумал Егор, не в силах больше шевелить губами, он потихоньку стянул с себя одеяло и вытер непривычные слёзы. Потом он ещё долго не мог заснуть, все, думая о чём-то грустном.
Алексей этим вечером домой не вернулся. Его грызла совесть и терзала мысль о том, что он обидел друга. Он весь вечер просидел около пруда, а под утро и вовсе заснул прямо на траве.
- Я самый мерзкий мальчик на земле, - шептали губы Алексея, - Бог меня никогда не простит за моё тщеславие, я непременно заслуживаю наказания. Егор прости, - прошептал он уже вслух, молчавшему пруду и заснул.
С утра всю деревню на уши поставили мать и отец Алексея. Женщины всё бегали, нервничали и тараторили перед заплаканной матерью, пока отец тем временем собирал соседей искать сына. Егор сразу понял, в чём дело, хотя и сам был удивлён и сильно взволнован неожиданным поступкам Лёшки. Ему казалось, он знал, где находится его друг, и потому быстро побежал к пруду. Лёшка, свернувшись крючком, спал на росистой траве. Егор поначалу испугался, завидев вдали лежащего друга.
-  Лёшка, - закричал он.
Тот вскочил и обернулся:
- Егор! – широко улыбаясь, отозвался Алексей.
- Лёшка, ты, что здесь делаешь? Там вся деревня тебя ищет, дурак ты, - обнимал друга запыхавшийся Егор.
- Егор, ты простил меня? – улыбнулся Алексей.
Мальчик в ответ бросил ошеломленный взгляд:
- Да простил, простил, дурак ты!
- Ой, дурак и, правда. А что, правда, все, все ищут?!
- Правда, правда, - засмеялся Егор.
- Значит, любят всё-таки…
Оба друга крепко обнялись и зашагали к деревни, где их уже встречали матери с растрепавшимися косынками и трепетавшем в сердцах объятьями.



Глава 4

- Дедушка, а куда солнце уходит?
- Наверное, домой, как и все мы, оно тоже должно отдыхать.
- А зачем оно уходит?
- Что бы завтра утром нас поднять ещё более яркими лучами.
- Как же тут красиво, - любовался у4же не в первый раз, но каждый новый с новыми впечатлениями Алексей на розовый закат, чистый-чистый без единого облака.
- А где же дом у солнышка, дедушка? Где оно живёт? – щурился Алексей, пытаясь остановить свой взгляд на солнце.
- Хех… а вот здесь, в твоём сердце, - гордо постучал дед своею высохшую от старости рукою по груди Алексея.
Алексей потрогал и правда тепло, совсем как солнце греет, и улыбнулся.
- Чему ты всё время улыбаешься, мальчик мой? – кряхтел старик, продолжая подыматься на холм, обходя толстоногие деревья и шелестя дрожащей травой.
- Теперь я знаю, что никогда не замёрзну, пока солнце всегда со мной.
- Но… ты не должен забывать про затмение.
- Затмение?
- Да, ведь солнце тоже иногда чернеет, и греть перестаёт для некоторых тогда. Вот и пришли.
Дед с внуком поднялись на самую вершину, эта была единственная и самач высокая возвышенность во всей деревни. Отсюда, по правую сторону, открывался вид сверху на деревню, а по левую на гремящую реку, исчтоком которой был известный нам уже таинственный пруд.
- Ох, река, - закашлял дедушка.
Это был старик лет восьми десяти пяти, с седыми и редкими волосами и такой же не густой бородой. Сгорбленный и очень худой, но весьма с большими хоть и сухожилистыми, как и всех стариков, руками, что смотрелось со стороны довольно таки странно. Ива7н Николаевич, казалось, и не знал другой жизни. Он родился в Тайге, именно в этой деревушке, одной из самых старых в этой местности. Вырос здесь же и здесь же вырастил своих детей, и вот уже воспитывает внука, единственного и самого любимого, мальчишку, своего Алёшку. Алексею думал каждый раз, наблюдая за своим дедом, что тот всегда таким и был, ему казалось, что Иван Николаевич и родился уже с этими растянутыми грубыми морщинами и этими седыми, вечно пахнущими смолой, волосами. А ведь сам Иван Николаевич всегда знал, что доживёт до дней, когда и его деда не станет, когда он будет таким же дедом кому-то. Потому прекрасно понимал Алексея, и казалось, мог уловить любую его мысль. Никаких особо отличительных чёрт в своём характере этот старик не имел. Огород, семья, как и у большинства сельчан, жизнь его шла размеренным чередом, так что характер свой было совсем и не зачем показывать, да и некому. Но для своего единственного внука он был особенным и самым дорогим человеком на земле. Старик всё больше с каждым годом имел свободного времени, силы уходили, годы брали своё. И единственное, что разрешало ему улыбаться и давало надежду и веру в светлое будущее, был его внук. Рядом с ним этот почти девяностолетний старик как будто молодел, и ему будущее на мгновение казалось таким же далёким и ещё незначительным, совсем как в детстве. Он словно вдруг опять начинал верить в сказки. Иван Николаевич любил пофилософствовать, и много размышлял о жизни, и конечно же делился этим со своим внуком. Алексей не всегда точно понимал то , о чём ему хочет сказать дед, но всегда тем не менее слушал его внимательно и с большим интересом.
- Дедушка, чего ты вздыхаешь? По-моему эта самая чудесная река на всём белом свете.
- А ведь ты прав, - задумался старик. – Мой юный друг, совершенно не обязательно побывать во всех местах этого чудесного света, чтобы понять, наконец, насколько дорога и близка тебе родная речонка.
- А я бы вот так всю жизнь бы здесь возле этой реки с тобой простоял. И слушал, и слушал бы, как бежит вода и бьется, как ветер играет с волной, как волна пугается ветра. Как птицы эти тихо поют, провожая каждый раз солнце, как бы исполняя колыбельную, призывая весь лес заснуть вместе с ним. Я бы вот так всегда смотрел на этот розовый, спокойный и мирный закат, - вдруг крепко обхватил дедушку Алёша.
Дед улыбнулся и, ели прищуриваясь ещё раз, глубоко вздохнул, с некоторой даже облегченностью, если можно так сказать. Словно вспомнил он свой долг, будто и согласен был с Алёшкой, что и ему в жизни ничего и не надо было больше.
На следующее утро Ивана Николаевича не стало.
В доме пахло парафином и свечками. Женщины и пожилые дамы в чёрных платках бегали туда-сюда, пока самые близкие родственники, в том числе и мать Алёши, оплакивали тело усопшего. Все сидели возле гроба и только маленького Алёшу не пускали в дом.
- Пустите, пустите меня. Дедушка! – вырывался он из рук старшего брата.
- Дедушка, дедушка! – продолжал кричать во всё горло, и уже довольно сухо, почти поперхаясь, как бы взывая о помощи мальчик.
Ярослав, старший брат, пожалел Алексея и ослабил хватку, тот мигом, словно жаворонок из клетки вырвался на свободу, прибежал в дом. Шаг его замедлился, когда он завидел деда, лежащего в робу. Глаза его, вдруг, широко раскрытые потускнели и слегка приоткрытые губы затряслись. Алексей уже видел покойников и не раз, каждый раз, когда в деревни кто-то умирает, на похороны собираются все. Ему было не страшно, ему было обидно.
Мать, услышав и завидев Алексея своими заплаканными глазами, хотела было приласкать сына, так как понимала, насколько горе это было серьёзным для маленького Алексея, но не успела. Мальчик выбежал прочь. Алексей бежал, сам не зная куда, ему просто хотелось бежать и бежать всё быстрее и дальше. Ноги его заплетались в высокой траве. Он, сильно размахивая руками и кое-как уже почти ползком, весь задыхаясь от усталости, упал на камни перед самой рекой. Всё лицо его покраснело, и со лба полился пот, а слёзы одна за другой, не стесняясь могучей воды, капали на гладкий берег. Алексей просидел так, тяжело переживая, ещё минут пять, потом вдруг резко встал и, грубо стерев с лица измятым засученным рукавом рубашки слёзы, со всей силы топнул ногой, расплескав вокруг себя грязную лужицу.
- Как же мне теперь… без деда та…? – посмотрел он вдруг в строну восходящего солнца. И тут же вспомнив слова деда, положил правую руку на грудь, и крепко сжав рубашку под сердцем, сильно зажмурился.
- Чувствую, я чувствую, ещё тепло…
Вдруг громкий крик заставил Алексея вздрогнуть, кто-то звал на помощь:
- Эй! Помогите! – надрывался хрупкий мальчишеский голос.
Алексей бросился в сторону бурлящей реки, там, где течение было неимоверно быстрое, где дно сплошь и рядом украшали остроконечные валуны, одним словом, малейшее неверное движение и ты труп. Подбегая, всё ближе к голосу, мальчик узнал в нём наконец-то своего лучшего друга и стал звать:
- Егор! Егор, где ты?!
- Лёшь, помоги! – уцепившись за скользкий валун, барахтался против течения Егор.
Алексей, подобрав с земли ветку покрепче, и зайдя по самую щиколотку в воду, протянул её утопающему. Егор, крепко ухватившись, и пытаясь барахтать ногами, доплыл до берега. Весь мокрый и замёрзший он свалился на траву и с облегчением вздохнул:
- Фу, слава богу, друг…
- Ты…ты, как вообще туда, та…?! – осматривал, задыхающегося друга Алексей.
- Да я тебя искал, хотел на другой берег перейти, и с бревна соскользнул.
- Так бревно то вон где… - протянул Алексей, бросая жест рукой куда-то в лево.
- Бревно то там, а я вот здесь…оказался. Меня сюда течением принесло, вот за валун только и успел ухватиться, пару раз аж захлебнулся, боялся, потону. Я ж и плавать то, как следует, не умею, а тут ещё и течение… - отжимал он рукава, промокшей на сквозь, рубашки.
- Ну вот, - вздохнул Алексей, - теперь ты у нас пострадавший… Лан пойдём в деревню, тебе высушиться надо, а то заболеешь.
- Да, пошли, спаситель.
Алексей мрачно взглянул на друга.
- Ну что ты пялишься, ты ж у нас теперь герой, жизнь мне спас, улыбнулся ему в ответ Егор. И оба крепко обнявшись, а потом и вообще бегом скрылись в деревни.


Глава 5

                Разочарование,боль, слёзы –
                Три ступени несчастной судьбы,
                Три ступени спасенья души
                Или путь ко её искупленью.

Воскресение -  самый счастливый день для подростка, особенно среди утомительных школьных будней. Алексей по дурной привычке вскочил в шесть утра, не смотря на выходной день. Будучи уже четырнадцатилетним мальчишкой он переживал не самые лёгкие годы, как в своей жизни, так и в своём сознании. Мало, что изменилось в его жизни за эти семь лет, но много, что он сумел переосмыслить в своей сущности. Заложенная дедом информация, о необходимости философского переосмысления жизни не могла оставить сознание Алексея равнодушным. Он не мог не продолжить того, что когда-то начал рассевать в его, тогда ещё маленьком мирке, дед. То зёрнышко, которое он когда-то оторвал от своего увядшего цветка, проросло в самое сердце мальчика, и пустило широкие и крепкие корни, так что теперь Алёши было необходимо о нём заботиться, поливать, растить и совершенствовать. Чтобы однажды и его цветок так же, переполненный соками жизни увял и оставил зёрнышко, ещё более значимое, для кого-то ещё. А ведь он даже и не мог подозревать тогда о том, что это зёрнышко так быстро созреет. А уж тем более о том, что так срочно станет кому-нибудь нужным.
Как это обычно и бывает, впервые в свои тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет подростки начинают сходить сума. А точнее сказать в них просыпается невероятное желание и стремление быть и выглядеть взрослыми. Ответственность и какие-то благоразумные поступи в таком случае только ценятся, но не, то, как многие взрослые разными способами развращают свою жизнь, забывая о том, что и их дети способны на то же самое.
- Егор, ты что-то хмурый сегодня. Что случилось?! – забежал как-то в гости Алексей.
- Да…Дома проблемы. Мать с отцом вчера поругались. Кричали всю ночь. Батя пьяный пришёл, вот я и не выспался. – зевал сонный Егор, при этом как будто смущаясь осторожно вытирая пыль со стола.
- Слушай, Егор, а пошли сегодня в клуб! – радостно встрепенулся Лёшка.
- Куда?
- В клуб! Ты что ещё не знаешь?
Егор нервно, но в, то, же время заинтересованно покачал головой.
- Сегодня будет открытие. Помнишь старый дом, которые от нашей деревни неподалёку отстраивали какие-то богачи?!
- Ну…
- Так вот строение они забросили, а кто-то из наших местных приобрёл. Вообщем там навезли из города всякой аппаратуры и сказали, что теперь там будут танцы. Круто, да?!
- Ага.
- Ну что идём?
- Куда?
- В клуб, та?
- Зачем?
- Ну… сможет быть с девочкой какой-нибудь познакомимся…
- С девочкой?
- Да,
- Ну, можно…
- Слушай, Егор, а папка твой всё вчера выпил?
- Зачем тебе?
- Хе… не мне, а нам. Ну, ты что к девчонкам трезвый приставать хочешь?! Нет, так не получиться. Тем более я давно хотел попробовать, что-нибудь эдакое.
- Эт ты зря Лёшк, у тебя вот папки нет, ты не видел, как это бывает. Что-то я не очень хочу, чтобы меня мамка так же встречала со сковородкой и бранными словами….
- Да, ты чё?! Эт ж здорово, мне пацаны во дворе рассказывали. Все так делают.
- Ну ладно, давай попробуем... Только тихо.
Егор скрылся на пару минут где-то в соседней комнате, слышно было, как что-то ворошилось и бросалось, а потом зазвенело.
- Нашёл! – радостно вынес Егор литровую бутылку самогонки. – Ещё не открытая.
- Давай открывай, щас пробовать будем, - обрадовался Алекс6ей, бултыхая странное содержимое в бутылке.
В клубе было темно и неприятно пахло табаком. Музыка гремела, и все люди двигались в хаусном беспорядке. В глазах у Алексея всё закружилось, и он понял, что стал терять равновесие. Точнее он хотел это осознать, но, по-видимому, это было не так, то просто, ему даже показалось на тот момент, что правильнее будет и вовсе поддаться этому бессмысленному и не знакомому ещё ему ощущению. Он чуть было не упал, но хорошо, что под рукой оказался Егор. Эти, двоя, с обезумившими пьяными глазами, глупо улыбаясь, смотрели вокруг, находясь прямо в центре всей массовки. Люди вокруг толкались, и их было слишком много, и при этом все они двигались так быстро, и движения их были настолько нечётными, что  невозможно было разглядеть их лица.
- Что-то мне не хорошо, - ели внятно произнес Егор, остановившись и присев на корточки.
Алексей нахмурил брови. Явно, в тот момент в нём вовсю разбушевался ядовитый наркотик, и он не в силах был контролировать свои чересчур, положительные эмоции. Так, что ему было е очень понятно, почему его друг вдруг загрустил. Но все, же был вынужден остановиться:
- Ладно, пойдем, подышим, - помог он подняться Егору. И оба товарища с милыми и необоснованными улыбками вышли на улицу.
- ну что с тобой?!
- Что-то мне не очень хорошо, может, лучше домой пойдём?
- Ты что! Какой домой?! – взбесился Алексей. – Только же всё началось.
- Я не хочу… - Егор развернулся и полу сознании, нащупав взглядом знакомую тропинку, зашагал в сторону леса.
- Ты куда?
- Домой!
- Эй! Подожди меня, Егор! Подожди, - вцепился Алексей в друга, чувствуя, что сам в одиночку идти не может.
Дорога через лес была не короткой, на улице смеркалось, а за деревьями так  обще наступила ночь.
- Давай отдохнем, - предложил измученный тяжестью, опёршегося на него друга, Егор.
- Давай.
Оба неаккуратно присели рядом с тропинкой. Алексей опёрся затылком о дерево и замер. Егор присел рядом.
- Знаешь, Лёшь, мне так паршиво, - вдруг как-то с болью в сердце, почти прокричал Егор, закинув руку на плечо друга.
- Что с тобой, Егор? – пытался поддержать Алексей, крепко обнимая друга.
Егор глупыми глазами, пытавшимися остановиться на чём-то одном, но, по-видимому, в этом никак не разбиравшимися, посмотрел на друга. Алексей тоже повернул своё лицо к лицу Егора и так же посмотрел на него, с некоторым удивлением. Егор протянул правую руку, и, погладив по щеке Алексея, крепко поцеловал его прямо в губы. Алексей не сразу понял, что произошло. Но ему, друг, показалось, это настолько приятным, что тоже захотелось поцеловать Егора. Странное чувство охватило его живот. Он не чувствовал никакого напряжения, но в то же время ничего не понимал, абсолютно ничего. Он обхватил обеими ладонями голову Егора и губами стал ласкать губы друга, тот поддался движению. Эти беспорядочные поцелуи, то ли просто лобызания, продолжались с полминуты. Мальчики не замечали время. В голове их всё смешалось, как во сне. Алексей почувствовал, что постепенно теряет сознание и полный контроль, ему вдруг захотелось просто окунуться в эту лёгкую дымчатую тьму, которая так сильно манила его. И уже не было сил удержаться.
Утренний дождь заставил мальчиков очнуться. С тех пор их жизнь значительно изменилась, и это заставило и их измениться.
Братская любовь, великая сила мужской дружбы, другое дело происходит с ней, когда она вдруг опошляется… Что происходит? Зачем? Обычный заблудившийся человеческий инстинкт и вот, твои превосходные и самые чистейшие чувства уже не такие превосходные и совсем не чистые.
 - Долго это ещё будет продолжаться?
 - Что? – возбуждённо бросил взгляд Егор на Алексея.
- Я устал от этой любви.
Егор приподнялся с колен и удручающи посмотрел на партнёра.
 - Тебя смущают эти мысли?
 - Меня смущает то, что вдруг кто-нибудь узнает о том, чем мы здесь занимаемся?
 - Да! И пусть узнают, так будет даже лучше, мне всё равно! – кричал плюдаясь во все стороны Егор.
 - Я люблю тебя, понял. – он заплакал.
 - Егор, перестань, я ведь только… - Алексей быстро застигнул ширинку и прислушался.
 - Кто-то идёт, слышишь? – перестал всхлипывать Егор.
Оба уставили свой взгляд в сторону правого берега пруда, откуда шла тропинка через лес к деревни. Там всё было тихо.
 - Эй, кто здесь?! Выходи, не то поймаю, хуже будет, - закричал Алексей, немного дрожащим голосом, но достаточно громко, так, что, сидящий в засаде, видимо испугался и дал дёру.
 - Стой, эй, стой! – бросились  вдогонку оба.
Но какой-то мелкий пацан, не жалея пяток, умчался в самую глубь леса, так что и след его простыл.
 - Чёрт, - огорчился Алексей, потеряв из вида шпиона.
 - И что теперь, что теперь будет? – испугался Егор, и глаза его снова наполнились слезами.
 - Не знаю…
Алексей опустил голову и зашагал к дому. Егор пошёл за ним.
С тех самых пор и начались постоянные издёвки на улицах, побои, унижение, непонимания родных и всё такое. В общем, всё то, что способно довести любого подростка до истерики.
- К чёрту любовь, к чёрту все, о чём говорят в мире, правду и не правду, всё вон! Не хочу ничего знать и слышать, я – пустой… - Егор подошел к бурлящей реке и плавно опустил свои ладони в воду.
 - Посмотри, - обращался он к воде. – Посмотри, как тонут мои руки, их приятно ласкает вода и это красиво, а мне, что мне надо…
Ещё вчера он лежал дома, и сквозь одеяло слушал, как мать плакала в соседней комнате с матерью Алексея, о том, какое горе повязало их семьи. Какой позор пал на их семью.  Ещё вчера, тогда под одеялом он был уверен, и уже смело решил, что всё, всё теперь будет снова как прежде, завтра он расскажет всем о том, что это была просто шутка. Перестанет дружить с Алексеем, и всё будет как раньше… Но сегодня:
- Как, как я без него? Нет, так нельзя, я не смогу, может быть, кто-то, ну хоть кто-нибудь мне поможет! – но никого рядом не было. И он соскользнул вниз.
Река у самого берега уходила резким скатом вниз, и быстрым течением по острым валунам она понесла тело Егора к самой бурлящей пучине. Шансов на то чтобы выжить один на миллион. Это конец.
Все, кто находился на тот момент в деревне, были в шоке. Для них самоубийство, это редчайший случай. Хотя многие, в том числе и мать Егора уверяли себя в том, что это всего лишь несчастный случай.
Глава 6
Алексей поначалу не мог поверить и принять случившееся, как должное, ведь так не должно было быть. Он даже пытался обвинить кого-то в его смерти, народ или себя, но вовремя остановился, дабы не наделать глупостей. Ведь не этому учил его дед. Не злости, не чувству ненависти, не насилию, а прежде всего мудрости и благоразумию.  На похоронах у своего лучшего друга и одновременно заблудившегося соратника, он не проронил ни слезинки. Он молчал, а между тем в голове его не проходила ни одна мысль, пустота.  Уже спустя неделю только, он решил заговорить. Все в округе провожали его косым взглядами, стоило ему только показаться. Они же знали, а особенно мальчишки об их тайной любви, и даже думали, что это именно Алексей толкнул Егора на такой поступок, но они все ошибались. Даже мать от своего сына отвернулась, она говорила. Что у неё нет больше сына, что вместе с Егором умер и ей Алексей. А такого сына, я не знаю.  Алексей долго находился в смятении, чувство такое, что сердце окаменело, стучишь в него, а оно глухое. Но вот наконец, вроде, он пришёл в сознание и отправился на пруд. Его сердце тронула печаль и на глаза навернулись слёзы. Не дойдя до берега пруда, он развернулся и помчался к реке.
 - Бедный, бедный Егор! Зачем?  - рыдал он на коленях, хватаясь дрожащими пальцами за прибрежные валуны.
- Егор, прости меня, пожалуйста, я должен был тебя остановить. Я должен был нас спасти, но твоя смерть дала мне многое понять. Люди, что живут вокруг нас, живут всего лишь на всего в круге, они живут в… А я нет, я не хочу так жить, я хочу жить за…Там где ты, но только на земле. Я надеюсь, ты получил всё что хотел, пусть я и не разделяю твой поступок и твоё решение. Но всё случилось, как случилось, значит на, то мне и судьба, значит теперь у меня одна дорога. – Алексей встал и, не вытирая слёз, отправился на дорогу. В тот вечер он домой не вернулся. Алексей не вернулся в родную деревню и потом, так как решил уйти навсегда, и решение его было обдуманное.
По пыльной дороге, на которой еле виднелись следы, проезжающих здесь довольно редко городских машин, он шёл уже почти целые сутки. Солнце садилось, а вокруг ни души. Ближайшие сто километров не было ни одной деревни. Алексей ужасно хотел пить и есть. И лишь чувство собственного достоинства помогало ему двигаться дальше. Солнце скрылось, и Алексея вдруг охватило чувство необоснованного страха и одиночества. Эмоции переполняли его грудь так, что он ели мог дышать и сдерживать слёзы. Ему вдруг стало очень больно осознавать, что он натворил. О случившемся он старался не вспоминать, но не мог не анализировать произошедшее, мысль о вечности после смерти и о человеческом смысле жизни стали постоянными спутниками в его дороге. Эту ночь он провёл в ельнике, обнявши ещё тёплую кору придорожной ёлки, он быстро заснул. Не потому что вдруг мысли покинули его, а потому что был уже изнеможен.
- Эй, парень, ты живой?! – разбудил его толчок какого-то мужика.
Алексей от неожиданности резко открыл глаза и вскочил. Перед ним стоял мужчина лет сорока, на вид ужасно похожий на лесника.
- Да ты не бойся! То, что у меня в руках топор, так это я деревья рублю, а не людей, - засмеялся мужик и тут же нездорово закашлял.
 - Ладно, ты чего здесь делаешь, малой, али заблудился?
 - Дома у меня нет, - отряхивался от смолы Алексей.
- Сирота что ли? – прищурился лесник.
Алексей промолчал.
- Ясно всё с тобой. Ну, пойдём. Пойдём, пойдём, не бойся. Замёрз пади, проголодался, – похлопал он Алексея по плечу и потащил за собой.
Старая, потрёпанная, вся заросшая мхом деревянная избушка с одним окном спереди и вторым сзади ждала Алексея. Лесник жил здесь уже, по своим рассказам, лет двадцать, и ещё до него эта избушка была построена его прадедом. По его рассказам, которыми он ублажал Алексея всю дорогу, тот понял, что этот мужик, Фетис Григорьевич, как он представился, явно потомственный лесник, коренной житель тайги. Фетис Григорьевич жил один и потому был весьма рад такой компании, и даже предложил Алексею переночевать у него, а потом и вовсе остаться. Алексею не пришлось долго думать, идти ему было некуда, да и не зачем, и он тут же согласился. Тем более что Фетис Григорьевич был весьма общительным, благоприятным и заботливым лесником. Изба эта состояла из двух комнат: всего спальня и кухня, ну и не считая дворового туалета. Душа в избе не было, так как Фетис Григорьевич обходился местным озером. Алексею, поначалу было не так легко привыкнуть к новому месту и образу жизни, но это того стоило. Жизнь в глуши, вдали от суеты, и одиночество способствовало его скорейшему душевному восстановлению. Каждое утро ему теперь приходилось вставать в пять утра, идти за водой, затем разделывать рыбу, которой был увешен весь погреб лесника, и снова оставаться в одиночестве. Фетис Григорьевич каждый раз после завтрака уходил в лес, в самую глушь, на работу и пропадал там до самого позднего вечера. А по возращению, бывало даже иногда, кроме досок приносил ещё и тушки мелких зверьков, но довольно редко. Он был довольно добрым и жалостливым стариком, а потому и не любил убивать животных. Зато, до рыбалки он был большим охотником. Случалось так, что он брал коней из соседней деревни и вместе с Алексеем ехал до самого Амура, что бы по сытиться крупной рыбёшкой. Он и Алексея заразил этой забавой, так, что и тот теперь, иной раз, утомившись от безделья, в одиночку ходил порыбачить на местное озеро. Тепло ему было жить у лесника, уютно и спокойно. И как дни летели он, и замечать перестал. Поначалу, всё думал, правильно ли он поступил, может вернуться, ещё не поздно, да к тому, же и лесник со своими вопросами постоянно лезет. «А кто твои родители? Знал ли ты их? А что случилось?» волей или неволей заставляли Алексея задумываться и вспоминать о покинутом им доме. Но он даже историю свою придумал как-то для мужика, что бы тот уже не сомневался и не надоедал. Будто бы были у него отец и мать, жили они все вместе в городе. А когда Алексею было лет пять, узнал он, что отец и мать его в лесу заблудились. Пошли за грибами и не вернулись. Хотели Алексея в приют отдать, а тот и сбежал. С тех пор вот и скитается по лесам таёжным, да по деревням. Дескать, не верит он, что родители у него заблудились и сгинули, вот и ищет их везде. Фетис Григорьевич даже прослезился, но поверил, и пожалел мальчика, да к тому, же пообещал Алексею, что впредь напоминать ему о прошлом не будет.
Шёл сухой дождь. И если бы ни эти угнетающие серые краски на всём небе, врят ли бы Алексей столь отчаянно погрузился и был охвачен ностальгией по тому времени.
 - Надвигается гроза… Что бы это значило? Сердце как будто одеревенело и сколько бы его снова и снова ни царапали эти воспоминания, я всё равно ничего не чувствую. А раны то, они вот, на лицо, глубоки и видны, а мне, словно, почему-то всё равно, - рассуждал вслух Алексей, облокотившись обоими локтями о стол и, ели прищурив, как будто слегка наслаждаясь чем-то, глаза, смотрел в окно.
 - А я, счастлив ли я? – как будто прервав собственные мысли о чём-то, вдруг снова произнёс он вслух.
 - Счастлив лишь там, где тебя любят, где уютно и тепло, значит дома. А если дом в твоём сердце, значит, счастлив всегда.
Серое небо даже и не думало, по-видимому, в этот раз становиться светлее и уступать солнцу. Алексей, слегка утомившись от своих собственных мыслей, упал грудью на стол, и крепко сжав его с краёв руками, зажмурился.
 - Когда же всё кончиться, когда? – чуть слышно прошептал он. И прежнюю тишину прервал смелый ливень. Дождь заметно разошёлся и словно начал чеканить степ по крыше.
Глава 7
 - Дорогая, Судьба, кто же в тебя верит? А если и верит, то почему. Неужели ты на самом деле существуешь? Можешь спрашивать её об этом, сколько хочешь, можешь жаловаться на неё, ругаться, дразнить, обзывать и обижаться, но ответа никогда не услышишь. Ведь для того она и носит мистическое имя Судьбы, чтобы даровать нам ответы на наши вопросы, так осторожно, что едва заметна её рука в наших деяниях. И, тем не менее, именно она и есть мать тех трёх сестёр: любви, надежды и веры, без которых жизнь каждого из нас не имеет значения. Она ведёт их, и вправе, как мать, сама решать какую из них за кого замуж выдавать. Злую шутку или неожиданный сюрприз решила преподнести нашему герою Судьба уже не так важно, как важно то, что теперь с этим дарованием и снисходительным подарком самой госпожи Судьбы, собирается делать наш герой.
Итак, пришло время вернуться к жизни нашей далёкой незнакомки, и очень знакомой грешнице, к Евгении. Едва прикрываясь длинным не по размеру маминым мокрым плащом, вся продрогшая до костей и дрожащая от страха, семнадцатилетняя девушка пряталась на одно из Московских вокзалов от непрерывного дождя. Вот уже как целый год она вынуждена прятаться и скрываться, и потому, не имея ни дома, ни родных, она теперь стала пленницей бомжовских улиц. В этом большом городе прятаться было легче всего, да и таких как она здесь тоже было достаточно. Ей не так то и уютно и хорошо было вот так обходиться, она бывало, уже и несколько раз подумывала о добровольном признании и счастливой пятилетней жизни в тюрьме, но что-то всё время останавливало её. Она вдруг не решалась идти дальше и останавливалась на полпути, то вообще начинала истерично рыдать. Единственной её компанией был Честер, пёс которого она уволокла за собой в тот злосчастный вечер. Одному Богу известно, какой милости она ждала и на какое чудо надеялась, убегая от себя.
 - О, Господи! – ругаясь, спотыкнулся какой-то прохожий, о ногу спящей Жени. – Вечно разлягутся на дороге, алкаши проклятые!
Женя невольно вздрогнула, она уже перестала отвечать таким прохожим вслед, знает, это бесполезно, да к тому же вдруг ещё милицию вызовут. Потому и сидела смирно. Она проводила умирающим взглядом гневного гражданина и, аккуратно поджав под себя ноги, снова закрыла глаза.  И неизвестно чем бы всё это закончилось, как бы прошла вся эта её бесполезная жизнь, если бы не один случай.
Как-то раз, подметая старые листья возле ларька, она вдруг на секунду задумалась, так, что не услышала вой милицейской сирены. Патруль как раз в это время осматривал бомжовские улочки и наткнулся на Женю. Так наша принцесса оказалась в обезьяннике в первый раз, а потом, когда всё выяснилось, её и вовсе посадили под арест, и отправили в тюрьму. Свободной тюрьмы к счастью или к несчастью рядом с городом не оказалось, и Евгению, вместе ещё с двадцатью пятью заключёнными отправили на Дальний Восток. В кузове машины, где в каждой сидело по десять человек, сидела и Евгения, но в её отсеке заключённых было шестеро. Окон в машине не было, и только решётка под самой крышей грузовика дарила преступникам свет. Евгения голодала уже вторые сутки и ужасно хотела пить, но в наручниках и в забинтованном грузовике с двумя приставами на переднем сидение, один из которых был водила, сделать это было не возможно. Ей было предназначено место в женской колонии и так, как через пару месяцев её должно будет исполниться восемнадцать, милиция решила лишить её всяких поблажек и привилегий и отправила в самую настоящую безжалостную женскую тюрьму. Что может быть противнее находиться в окружении здоровых бандюганов с живородящими идеями, то и дело посещающие их головы. Ужаснее и противнее их могут быть только женщины – бандюганы, имеющие не более здравый рассудок. И вот, что ожидало нашу хрупкую снаружи и ещё беззащитнее в нутрии грешную душонку, маленькой девочки Жени. На всех шестерых были надеты наручники, не знаю даже и сказать не могу, о чём она думала в тот час, \пока колёса грузовика бились о щебёнку и то и дело вздрагивали, всё дальше увозя её от дома, туда, где кроме погибели её и её собственной души больше ничего её не ждало. Она молчала и всю дорогу старалась не поднимать глаз с пола, наверняка боялась заглянуть в глаза этим далеко не порядочным женщинам у каждой из которых за спиной сотни грехов, и узнать в их глазах себя, увидеть своё собственное отражение в их лицах. А она ведь уже почти забыла о случившемся, придумала себе новое прошлое, новую жизнь и практически сама поверила в это, как вдруг нагрянули они, и всё испортили. Своими допросами, своими копаниями в чужой жизни и чужих воспоминаниях. Конечно, Женя даже и не сопротивлялась, рассказывая им всю свою правдивую историю, ведь прекрасно понимала уже тогда, что бежать ей некуда. Коленки её давно перестали трястись и она бы с радостью сейчас, была готова, даже смерть принять. Так что, ей было совершенно всё равно, куда её везут, и что с ней будут делать. Но не так, то просто, как Женя, сдалась Судьба, она, то распорядилась иначе и как всегда взяла всё в свои могущественные руки.
 - Сергеич, ты, что не слышишь, у тебя мобила трещит?! – ругался пристав, вынимая из своих ушей наушники от плеера, из которого доносилась музыка, что-то вроде шансона, и швыряя мобильником в своего соседа у руля.
 - Да, да, это жена. Ало! – подпрыгивая на сидении из-за неровных дорог, проходящих через лесные ухабы, хрипел голос второго пристава.
 - Что?! Что, ты говоришь?! Я ничего не слышу! Чёрт! – выронил он мобильник, резко поворачивая на склоне.
Соседний пристав был слишком увлечён музыкой и даже не смотрел в сторону приятеля, когда тот, отпустив баранку, нагнулся за телефоном. Колёса завизжали и скрипучий грузовик, перевернувшись на бок, покатился вниз по склону прямо в болото. Машину перевернуло три раза, прежде чем она оказалась в болоте. Неизвестно почему приставы не попытались освободить заключенных, наверняка были без сознания. Но заключённым повезло больше, пока грузовик переворачивался, ударяясь каждый раз с новой силой об таёжные кочки, задняя дверца авто отломалась и все шестеро с многочисленными ушибами выползли наружу, по колено в воде. Женька сразу поняла, в чём дело, но ещё долго не решалась уйти с места. Она думала, может, будет лучше здесь дождаться следующую машину, чем снова бежать. Однако одна из преступниц додумалась утопить грузовик вместе с приставами, так что все бросились в рассыпную с места преступления. Женька не знала куда бежать, всё в этом таёжном лесу пугало её, но удалившись в самую глубь, сердце её постепенно перестало так сильно колотиться, и она, почувствовав свободу, медленно продолжила свой путь в некуда. Наручники не давали ей свободно двигаться, но она настолько сильно хотела, есть, что за кусок хлеба, была готова ползти на коленях. Она молила бога лишь об одном, где бы достать ночлег. Стрелки часов ели заходили за полдень, как вдруг обессиленное тело Евгении наткнулось на одинокий лесничий домик, из которого за сто метров воняло свежей рыбёшкой. Единственная мысль о еде заставляло лихорадить нашу путницу, и она бросилась к дому. Застёгнутые сзади наручники помешали Евгении достичь заданной цели, и она спотыкнулась о неровный порог так, что упала прямо возле запертой двери. Алексей, услышав странный звук за дверью, бросился к выходу, честно говоря, он сначала подумал, что это Фетис Григорьевич вернулся, но был весьма напуган таким зрелищем. Возле двери его нового дома лежала малолетняя преступница: губы её были синие от холода, а глаза, опухшие от голода. И вся её поза напоминала скорее скрюченную высохшую воблу, чем на человека.
 - Эй! Ты живая?! – бросился Алексей на помощь к несчастной.
Женя не могла вымолвить ни слова, то ли потому, что сил у неё даже на это не было, то ли от смущения. Уж никак не ожидала она в лесной глуши встретить так удачно молодого парня.
 - Ты, наверное, есть хочешь?! Ладно, давай я тебе помогу, - он подхватил Евгению на руки, которая на вес оказалась очень лёгкой от истощения, и усадил за стол.
На столе стояла железная кружка, до краёв наполненная дождевой водой, Женя резко бросилась к ней и губами стала жадно высасывать воду. Алексей, заметив неудобства девушки, решил снова ей помочь. Он сбегал во двор и принес от туда самый мощный, что был в доме, топор. Как только наручники были сняты, Женя, словно дикий голодный пёс, набросилась на тарелку с варёной рыбой. Алексей, как ни пытался на разговор вывести девушку не мог, и решил подождать, когда она сама созреет. Ждать долго не пришлось уже к вечеру Женя, насытившись, согревшись и выспавшись, решилась поведать Алексею свою несчастную историю, и то, как она сюда попала.
Глава 8
-  Я бы в следующей жизни мечтала стать лебедем: таким же красивым, безумно влюблённым, но в то же время абсолютно свободной птицей.
- Ты, значит, веришь в переселение душ?
- Я не могу ни в чём быть уверена, но так гораздо легче принимать существующую реальность.
- Возможно, ты просто слишком много мечтаешь. Разве все твои герои воображения не могут хотя бы частично воплотиться в жизнь. Когда, ты сможешь почувствовать, всё, что чувствуют они, то увидишь, что жить и воплощать свои мечты в реальность гораздо приятнее.
- Не все мои мысли и мечты так чисты и безгрешны как эта, есть и другие, - огорчённо смутилась Женя.
- В тебе бездомствует любовь, и ты всего лишь на всего должна освободить для неё место.
- Я не могу, я пыталась, но было ещё хуже.
- Я попытаюсь помочь тебе. Знаешь, я когда-то тоже не знал выхода, но теперь всё иначе. Здесь, в этом месте я обрёл покой и познал тонкую материю гармонии души человеческой с его телом.
- Ты хочешь, чтобы я тоже осталась здесь, с тобой?
- Да. К тому же Фетиса Григорьевича уже неделю как нет дома, возможно с ним что-то случилось. И хотя я не хочу в это верить и принимать это, всё же твоя компания была бы сейчас не лишней. Одиночество самое страшное наказание для меня.
А разве был у Евгении другой выбор: от собственных мыслей она самостоятельно освободиться не могла, а в городе её и вовсе бы уволокли в тюрьму. А там, там смерть для неё стала бы единственным утешением, единственной мечтой и желанием, ну, что может быть хуже. А здесь, здесь она встретила того, кто готов был принять её, простить и, что самое главное, помочь.
Каждый день они, не отходя друг от друга ни на шаг, рассказывали, перебивая друг друга о своей прошлой жизни, о печалях и радостях. Они смеялись и плакали вместе, согревались и уже мечтали об одном и том же.
Лёгкая радуга окаймляла небо над полуденным солнцем, только что освободившегося от угрожающих ему тяжёлых дождевых туч. Женя с блаженной улыбкой, ощущая себя чем-то неотъемлемым в этой жизни и между тем, как бы преподнося выше всего остального, сладко потягивалась. Алексей как-то боязливо вздохнул и робкою рукою, освобождая Женины виски от небрежно спутанных волос, прошептал почти сквозь слёзы:
- Ты прекрасна, Евгения, - и освободив своё обнажённое тело от лишней одежды, едва прикрываясь одеялом, подошёл к окну.
- Тебя что-то беспокоит? – сонно и немного взволнованно спросила Женя.
- Меня беспокоит мой разум, - с улыбкой развернулся он в её сторону.
Женя, так же, не скрывая отчётливых узоров своего тела, подошла к загадочному Алексею и, обняв го левой рукою за шею, слегка прищурившись, прошептала:
- И что же с ним случилось?
 - Он почему-то отключается, когда я рядом с тобой, - медленно приближаясь и одновременно лаская её губы своими, он повторил: «рядом с тобой».
Тёплое дыхание и нежность го ласковых губ спровоцировали Евгению на страстный поцелуй. 
- Вот, видишь! – испугавшись резких импульсов, прекратил Алексей. – Я снова теряю контроль.
- Ну, разве это плохо?
- Ты и не представляешь, как мне нелегко было внушить себе, что земные утехи и духовная высота не могут идти в одну ногу, это два разных пути. А ты появилась и всё перепуталось.
- А, по-моему, любовь – это и есть та самая духовная высота, самая, самая высокая, которую может только позволить себе человек. А поцелуи и остальное, не имеет значения, это ничего не меняет, это ничего не рушит, - успокаивала Женя Алексея, с каждым новым взглядом и словом сводя, его сума.
- Хорошо, я доверюсь тебе, но лишь только потому, что не имею сил поступать иначе.
- Тогда, мы будем вместе всегда?
- Всегда, всегда, - нежно и едва с надеждой повторил Алексей.
Прошло уже две недели, как эти ново влюблённые голубки ворковали под тёплым солнышком их взаимной и неиссякаемой любви.
- Лёшь, ты знаешь, я кое-что забыла в своём старом мире, без чего, кажется, не смогу спокойно жить. Своего лучшего друга и верного пса, Честера. Раньше мы бродили с ним вдвоём, а теперь он, наверное, совсем один и ужасно несчастен.
- Одиночество, нет ничего прекраснее в понимании его и ничего ужаснее в ощущение и обладание им, - согласился Алексей.
- Я надеюсь, мы сюда ещё вернёмся, - печально обошла взглядом старый дом Евгения.
- Мы должны. Но наш дом всегда с нами, если он в нашем сердце, - перебил её Алексей.
Они обнялись и вместе, захватив с собой две полные бутылки с водой, отправились на станцию, где быстрый поезд должен был доставить их в город.
В плацкарте было пыльно и пахло отвратительно. Заняв, свои места и усевшись поудобнее Женя и Алексей всё же не замечали этих недостатков, восхищаясь и наслаждаясь присутствием друг друга и мечтая об одном и том же.
- Знаешь, почему многим слишком тесно жить в этом мире? Просто люди видят одно и то же совершенно по-разному с разных ракурсов. Так, например, наблюдая за закатом, солнце, озаряя небо, заходит за поля и леса земли, но если наблюдать это, же явления за пределами планеты, можно увидеть, как в этот, же час Земля крутиться вокруг солнца, всего на всего. Так происходит и с людьми, они все живут в круге и внутри этого круга мир им видеться прекрасным, а кто-нибудь хотя бы раз заходил за рамки этого круга? Кто-нибудь наблюдал, как это жить за, а не в? Ведь за, всё выглядит совершенно иначе. И кто знает, для чего этот отвлекающий манёвр был создан. И может быть пора уже перестать искать истину в и заняться её поисками за…
- Значит теперь, мы тоже попробуем жить за, а не в, - крепко сжала его руки в своих ладонях Женя и, широко улыбнувшись, они оба поглядели в окно, где друг за другом мелькали, спешащие куда-то берёзки и сосны.
Эпилог
Холодный ветер играл со скрипучей сломанной дверью старой лесничий избушки. Шелестя под ногами еловыми иголками, листьями и прочими шишками, Фетис Григорьевич грубо потирал закрытые ставни своей избушки.
- Вот оно, место, где пересекаются, казалось бы, совершенно параллельные пути. Вот она та самая непредсказуемая точка, в которой они соприкасаются, - захрипел он вслух. И тут же рассмеялся:
- Эх, избушка, избушка, сколько судеб ты свела, - и как бы хлопая своего верного товарища по плечу, постучал он по обросшим мхом и лишайником бревенчатым стенам, и ругаясь с ветром захлопнул дверь изнутри.
***               
               
Фаталист, изменник судеб,
Жрец несбывшихся надежд,
Он отец земных невежд,
Не представших пред вкушеньем.

Сладости земной навес
Стал тяжёлым и свалился,
Увы, много было жертв,
Так с небес и не спустивших.

Ни себя и ни друзей,
Все погибли и минуты
Чтоб спасти души людей
Не дал Бог им и секунды.