Европа

Ночной обыденной порою,
когда стихает разум дня,
виденья строятся горою,
безумие тихонько для,
вдруг вспоминается Европа,
ее волшебный страшный сон,
быка по полю мягкий топот,
и Агенора громкий стон.
Зевес - известный соблазнитель,
то дождь, то лебедь, нонче бык,
по должности тучегонитель,
но развлекаться бог привык.

Итак, Европа. Та же буква
в начале имени Елены.
Коль есть единое для слуха,
богиней, вышедшей из пены,
наверно равно и для глаз
две девы были созданы.
Но бесконечно слаб рассказ,
как порождения весны
прекрасны, мол, и все такое.
Представьте сами для себя,
ту, что лишала Вас покоя,
что ненавидели, любя.
У каждого своя Елена,
Европа, как не назови.
Задача в состояньи плена,
что даже Зевса укротил.

Мораль легко определима:
негоже царским дочерям
садиться вдруг на бычью спину.
Но коль подвластны мы богам,
не обмануть, не отвертеться.
Не человек, а только миф,
Европа, юная столь сердцем,
летит и в ужасе застыв
не понимает, понимая,
осознает, не хочет знать,
что бык - Зевес, что он играя
на Крит умчит. Отец и мать
останутся одни, рыдая,
до смерти дочку вспоминать.
Кто мы? Песок, что месят боги?
Зачем мы есть? Для их игры?
Насколько правила все строги?
Насколько острые углы?

Придется дальше троим братьям
отправиться искать сестру,
не будет на пути их счастья,
уж не вернуться ко двору
родному Фениксу и Кадму,
и Килику. Подарит жизни
и Миносу, и Радаманту
Европа, дева без отчизны.
А Кадму встретится дракон,
чьи зубы прорастут воями,
когда он будет побежден
героем славным, и дождями
подняты будут на убой.
Там будут выстроены Фивы,
так велено самой судьбой,
что люди, кои смертны-живы,
идут, как нить судьбы влечет,
что мойры-парки режут ловко,
за то им слава и почет,
и невозможны нам уловки.

Прошли столетья, нет эллинов,
остались имена от них,
названия необходимы,
чтоб различать чужих-своих.
Европа, колыбель столь многих,
от римлян древних до булгар,
святых, убийц, воров, убогих,
пропавших в времени хазар,
французов, русских, итальянцев,
испанцев, немцев, украинцев,
разнообразнейших британцев,
этрусков, даже финикийцев.
Но разве время изменило
теченье жизненных стремлений?
Все будет снова то, что было,
от убеждений до сомнений.
Все решено. Что люди? Прах.
Европы имени, что гордо
давно прикрыло рока страх,
который дозволяет твердо
мечтать, что вдруг на небесах
есть то, чего здесь не хватает,
надеждой европейской жить.
Мы мимолетны, так бывает,
легенду надо заслужить.