В легких ботинках

*послеримье*

I

Как посмеюсь я потом над плохим, насквозь сырым рассказом. Ногой вступаю в лужу, но чувствуется, что не по колено, не российская, не вязкая. Здесь можно подумать и пораскладывать мысли на мостовой. Здесь никто не ходит и не шаркает по ночам, можно не опасаться, что на твои размышления наступят.
«Где ж лучше? Где нас нет».
Здесь хорошо, несмотря даже на то, что здесь есть я. 

Я недалеко от «печатной машинки», судя по колонне, входящей штырем в Cielo di Roma. О, римское небо, ты достойно собственного названия! 

Вышагиваю по узенькой улочке, залитой каплями желтого света, которым брызжут фонари. Улицы, переулки. Люди-площади, люди-бульвары. Смеюсь: вряд ли смогу когда-то назваться человеком-проспектом. Верно. Нет желания, чтобы в мои тысячи окон - пусть даже они будут зеркалами для мимо идущих людей- заглядывали миллионы головастых и говорили «ого» или со смешливой интонацией в голосе «Перекурим?». Не будут мои кафе называться «Пышечка» или «Пончино», окурки с асфальта и жирные следы от носов на моих стеклах я также не намерена убирать, и это не эстетство, не выше уровня глаз вздернутый нос. Просто не дышится проспекту. У меня узкая грудная клетка. Чтобы получить кислород, проспект рушит время от времени свои дома-органы. Больно звучит.   
Я не буду проспектом.
Я буду улицей с домами в два этажа, потому что третьим для меня будет крыша, а четвертым – небо. Только два этажа, чтобы нельзя было посмотреть на меня сверху и увидеть серый асфальт вместо разноцветных булыжников и кислотных муравьев вместо людей. Если разглядывать жизнь, текущую на моей улице, то в деталях. Ключи от выхода на крышу найдутся в крайнем доме по правой стороне. Какой крайний? Тот, на котором часы без боя и неизвестная птица на крыше, слегка поворачивающаяся на штыре при переменчивом ветре. Попрошу вас надевать легкие ботинки, господа...

Печатная машинка сейчас пишет обо мне, а я в легких ботинках. 
С легкими ногами в легких ботинках, Рим!

II

Ты сегодня в моих мыслях очень очень карикатурный. Такой, знаешь ли, трикотажный.
Я ждала от тебя желтого конверта из теплой мягкой ткани, а на экране телефона - саванная дырявая тишина. 
 А ты знаешь, что часть тебя связана мной? Не на станке, не на машине, а вручную. Но я плохо вяжу, например, не умею красиво делать пальцы на руках…и глаза, глаза не могу.
Люблю вязку без рисунка на лицевой стороне, хотя, быть может, вышила бы Блока на левом отвороте…

До уровня глаз долетает светящийся диск, балуется южный обманщик с искрящимися глазами. Салютую, он не тканевый!

Столько глаз, а стоит ли тебе говорить о них?
Вот эти, в них пьяная радость, не синеющая, а зеленая, как fuochi artificiali.   
Вот в этих то, что мы называем Живым Интересом. Схватили и бежать. Запахиваюсь и поджимаю ноги, щекотно.
Вот в тех…То, что я люблю, и то, чего мне так захотелось вдруг: матовый, постоянный, умный блеск, который и из улыбки делает складку шерстяного пледа в холодную ночь. «Под крыльями раскинутых бровей…» глубоко, но я поймала свое…светлое отражение.
Оборачиваюсь на скамейке, а розы уже подарены, но часть их лежит далеко внизу, у моих ног. Не случившиеся встречи. Диск взмыл ко мне в последний раз. Засыпает Пьяцца дель Пополо.

«Nessun maggior dolore che ricordarsi del tempo felice ne la miseria».
Но нет печали тоньше и слаще той, что приходит при воспоминании о временах тоскливо-холодных в счастливые светлые ночи.

III

 
Nooon...Je Ne Regrette Rieeen...
Сошлись нити прошлого и будущего прямо на моей руке, сплелись и там останутся, пока прошлое не станет далеким настолько, что я перестану осознавать полет времени, которого по сути всегда остается меньше, чем хотелось бы.

Мы все здесь и сейчас.
И через минуту мы уже не мы. 
И через две минуты мы еще дальше от того, чем были пару минут назад.

Мимо меня проходят случайности, счастливые совпадения, временные отрезки с ногами и головой, в которые я не впишусь, но стоит мне схватить одного из них за руку, и, быть может, вся жизнь моя передернется, круто перевернется, запоет. 
Я ничего не могу, и я могу все.

Как звучит Навона ночью…Мы пришли сюда выпить ее.

Пожми мне руку, серебряный человек, сейчас или никогда!
Запоем же вместе с гитарой!

Пусть брызжет желтый свет, пусть плачет по растраченному времени, но если еще осталась минута, значит я могу все изменить.

лето 09