Школьник

                Ну, пошёл же ради Бога...
                Н.А.Некрасов. Школьник

                Быть пугалом - удел того, кто набит соломой.
                Африканская педагогическая истина

Сыро, ветрено и голо...
Лето красное ушло.
За литой оградой – школа.
Там и людно, и тепло.

Золотой листок витает,
бьёт ладошкой по стеклу:
это осень золотая
рвётся к школьному теплу.

Это солнышко скупое
вдруг расщедрилось слегка:
ох не будет вам покоя
от погожего денька!

Маша яблоки считает
(их в задачнике полно) –
Миша грушу уплетает
с бабьим летом заодно...
........................

- Ну, пошёл же, ради бога! -
еле вытолкала мать
второклассника Серёгу
в школу голову ломать.

И, снедаемо тоскою,
выпадает из гнезда
несуразное такое
чадо - мамкина беда.

По дороге дух морозный,
белых веток кружева,
на пороге - голос грозный
и постылые слова:

- Во, гляди: не запылилось!
И проснулось! И пришло!
И стоит, скажи на милость!
И в снегах не занесло!

Ах ты соня! Ах тетеря!
Ах ты звёздочкин позор!
Ах ты школина потеря,
государственный разор!

Где дневник? А ну не плакать!
Завтра с матерью придёшь!
Ишь, развёл под носом слякоть:
простынёй не подберёшь!

Ну-ка, выверни карманы!
Снова цацки? Снова блажь?
И в башке одни туманы,
и в карманах ералаш!

Мать, небось, в запое снова?
Ничего не хочет знать!
Что набычился? Петрова!
Лохмы франту обкорнать!

...И кровавою строкою
розга ябеды - в дневник,
и, на всё махнув рукою,
головой малец поник.

Все успели наглядеться,
посмеяться, пожалеть.
Велики уроки детства,
далеки - и вспять и впредь.

Вон Петрова строгим оком
лохмы грешника стрижёт.
Рядом скалится Тимоха -
лучший, вроде бы, дружок.

А отличника Руслана
не смутишь, не возмутишь:
у Руслана всё по плану -
далеко пойдёт малыш!

Кто поймёт, какая мука
сорок пять минут молчать,
доставать пенал без стука,
по указке отвечать?

Чуть моргнул: - Опять вертеться?! -
А бедняге - невтерпёж
и всерьёз. Куда тут деться...
- Можно выйти? - Не помрёшь!

По звонку прорвётся к цели,
разгребая дым и мат,
справит нужное и еле
убежит от старших чад.

И опять бредёт по школе,
перед строем ли, сквозь строй,
потерявший чувство боли
незадачливый герой.

Не в поэзии - хоть в прозе -
кто бы этаких воспел?
После школы дома спросят:
- В чём, сыночек, преуспел?

И покатятся страницы
расписного дневника,
и дотянется до вицы
материнская рука.

И прости-прощай навеки
краски, стружки и футбол...
День свои смежает веки -
в голове глагола кол.

Надоело! Натерпелся
оплеух и там и сям!
Эх, Серёга, как ни бейся,
а во всём повинен сам:

что не вовремя родился,
что родители не те,
что не белкою крутился
в окаянной суете,

виноват, что к этой тёте
в руки резвые попал,
что таким в любой работе
дети - брёвнышки для шпал,

что казённые одёжки
на тебе - как на огне,
что зелёные серёжки
не распустятся на пне...


Но теперь вернёмся к тёте
с браздоправною рукой.
Что несёте? Чем живёте
перед чистою доской?

Той ли грамотой охранной
на пожизненную власть?
Той ли ставкой самобранной,
что ни впроголодь, ни всласть?

Может, просто безысходность
душу бедную гнетёт?
Слабость держится за подлость
там, где тягостен исход...

Значит, слабый - не учитель,
не спаситель детворы:
сто дипломов получите -
не прикроете дыры.

Что за род литературы,
что за проза - дневники?
Там, где баллом правят дуры,
в дураках ученики.

Там, где место красит росчерк
в кондуит и в формуляр, -
не учитель, а доносчик,
не старатель, а школяр.

Слышу голос оскорблённый,
осязаю ярлыки:
«Ишь, пошёл метлой калёной -
достиженьям вопреки!

За такое критиканство
раньше кланялись бичу!»
Ненавижу в школе хамство
и лукавить не хочу.

Кто там судит и судачит?
Кто не тонет, не горит?
Тот, кто всякую задачу
не решает, а зубрит.

У кого покой в темнице
и умеренность в нужде?
Кто железами десницы
держит в шорах и в узде.

Лыко в строку не для рифмы:
тот не вырос, не созрел,
кто азы и логарифмы
добрым сердцем не согрел.

И тому пенять во прахе
на обочину судьбы,
кто хорей и амфибрахий
молотком вгонял во лбы.

А трезвон стоит окольный,
колокольный, продувной,
что не худо службе школьной
за казённою стеной!
 
Много всяких в школе бродит,
лучезарно щеря рот:
всяк печётся о народе...
Глянь же под ноги: народ!

Вот он, будущий и здешний, -
ворот съехал на плечо.
Погоди, постой, сердешный,
что так смотришь горячо?

Что за пагубу-докуку
прячешь в озеро очей?
Кто обидел? Дай-ка руку:
не река беда - ручей!

И когда душа в неволе,
рвётся к солнышку душа,
мы раздвинем стены школе,
выйдем, улицей дыша.

И никто нам не укажет,
где учиться суждено:
храм наук многоэтажен,
но и в храме свет - в окно!

Там шумит листвою книга,
там Некрасов, и Шекспир,
и латинская квадрига,
и полтавский бомбардир.

Там не надо аусвайса
на движение души:
надо - под ноги бросайся
и на выручку спеши,

надо - выстрадавши слово,
от людей глаза не прячь,
не таи огня живого,
как бы ни был он горяч.

Не везде такому рады,
кто в огне не ищет брод...

Ну, пошёл же ради правды -
за себя и за народ!