Натюрморт застолья

                Ал. Кашину

Вот уже, пожалуй, ХХХ лет
В Старый год квартиру выметает
Постаревший юноша-эстет –
Только не культурный слой, местами.

Клавиши паркетные скрипят
В псевдокатолическом органе,
Стопки деревянных книг лежат
В чреве одряхлевшего дивана.

В археологической пыли,
В вечности с просыпавшейся солью –
Труд, что сжечь монахи не смогли:
“Искупленье лености застольем”.

ХХХ лет бумажной нищеты,
Сам – библиотека переводов,
Барин средь прокуренной тщеты
В облаках клубящегося свода.

На ветвях гнездятся стаи книг –
Птенчики издательств – для обоев,
Автор жив средь замковых интриг
Иностранцем, женщиной, собою.

На стекле из кракелюры тюль,
Свет лица в морщинах паутины,
За окном мерцает днём июль –
В солнечных лучах пейзаж куртины.

Замерли на полках корабли
На весу – в ангарах спят и в доках –
Modulus, калибром главным – пли! –
Коллекционер, историк, мастер – дока!

В музыке скрипучей тишины,
В голограмме голубого зренья
Зреет знанье вещей глубины:
Нищета, сраженья, провиденье.

Ткач, суча, похож на паука,
В витруозной скани предложений,
Пальцы шёлком световолокна
Ткут картины в полотне сюжетном:

Филигрань орнаментальных слов,
Готику текстуры гобеленов,
Колыханье прасюжетных снов –
Узелков, переплетений, плена.

В полумраке переводит дни,
Изнурённый в творческом изгнаньи,
Чахнет сам-узилище – один,
Став библиотекарем в органе.

Сам себе – и жертва, и паук,
Ткущий мировую паутину:
После исспыления наук –
Красота, рутина и руины.