Предтеча Холокоста. Хаим Нахман Бялик. 12

Кишиневский погром 1903 года. (Фрагменты)

****
А поутру пойдёт вовсю торговля
уродствами – ну, чем тебя пронять? –   
ответь незамедлительно, готов ли
ты в этой ярмарке участие принять,
где на прилавки бросят торовато
горбы, обрубки, язвы и культи;
вскричавший всяк: в том время виновато! –
пусть будет проклят, господи прости,
и знает, что достоин худшей доли,
и тщетен в просьбах, к богу взор воздев,
не человек, а червь, и не за то ли
он презираем всюду и везде,
он гнил нутром, распух, вот-вот взорвётся,   
и есть сомненья, ведомо уже,       
что стон его надрывно отзовётся
фантомной болью в чьей-то там душе;
и ведь горазд, писание долдоня,
корпя над Торой дни и вечера,    
лизать любому липкие ладони, 
кто был его мучителем вчера,    
в нём всё должно кричать: да глуп я, труп я!    
(они всем скопом – тучи  мошкары,
что гнойные обсиживает струпья,
на смерть жизнь обрекая до поры);
меж ним и мной воздвигнута стена, и
едва ли слышим сквозь неё  упрёк,
в пыли и грязи ползая, стеная,   
здесь собирают жалкий свой оброк:
медяк – за кровь, сочится что из раны,
медяк – за прах утраченных надежд,
глядь, мелочью набиты уж карманы
и пазухи бездонные одежд,
ещё монетка за щеку – за око,
что по щеке текло вослед слезе,
в таких расчётах, право, много проку,
коль делал их, достоинство презрев;
так знай, сын мой, твой скорбный труд оплачен
невинностью поруганных сестёр,
а мы уже, как сможем, их оплачем, 
судья тебе – палач и мародёр!
скинь рубище, разоблачись, разденься,   
свой стыд смешавши, коль предел таков,   
ты с кровью неродившихся младенцев
и с горестной слезою стариков. 

(Произведение не завершено)