Ангел в сумерках

  1.Антон. Разговор на Колокольной улице. Первый снег.
- Кастрюли починять, ножи точить, бритвы править...
- Даст Бог хорошую погоду...
- Даст Бог, даст Бог, Дажьбог...
- Кастрюли починять, бритвы править...
Витражи, серебро, полумрак.
- Парижский пьяница Ступаков покончил с собой. Бросился под поезд сегодня утром. На вокзале возле Золотых Ворот.
- Кастрюли починять, бритвы править...
Падает снег, и  идти по Колокольной улице, когда ночь только начинается, и едут машины, и дует ветер; было: оранжевый вечер в кафе, пустота за окном, следы на снегу. Качались фонари. В подъезде слышно, как прошел трамвай, как кто-то говорит по телефону; окна на площади, луна и пустая улица.
- Кастрюли починять, бритвы править...
Шаги возвращаются эхом, когда некуда идти; декабрьским вечером за полчаса до полуночи выхожу из кафе на
Ординарной и вижу рыбу, занесенную снегом.
               
 
2.Егор. Кронверкская улица. Утро 5 декабря.
 Оттого, что говорил во сне; по потолку ползут огни, будильник тикает под кроватью, еще есть время; только не сегодня, может быть, зимой, когда будет не так  страшно утром, когда будет темно и холодно, и под ногами будет хрустеть лед, и окна замерзнут, и не будет огней на потолке, и изо рта будет идти пар, нет, не сегодня, сегодня мой день рождения, и на кухне есть чай и конфеты, нужно только выбраться из под одеяла, все равно не уснуть; как гудят баржи на реке, последний день навигации, позавчера шел снег, сегодня мой день рождения, и ночи уже темные,  нужно снять абажур, в желтом свете как рыба, особенно когда на улице дождь; в городе много рябины, зима будет холодной и снежной; во дворе горят окна, горят всю ночь - за окнами лестницы, тени; шипит пар, качаются фонари, идет дождь, начало декабря; скоро все закончится, только не сегодня, в субботу; еще полмесяца, месяц; выйти в 4.40 через двор на улицу, пройти мимо памятника, свернуть налево, мимо телефонной будки, вдоль ограды до угла; Ангел всегда просыпается в это время и смотрит в окно, он спустится и откроет дверь или помашет рукой, он не знает, как сегодня страшно; без пяти пять он всегда выходит из дома и идет на почту; может быть, он все-таки спустится и пригласит с ним позавтракать, он не знает, как страшно, подумает, что просто не спится.
  3. Антон. Набережная Лейтенанта Шмидта. 5 декабря.
  Черная труба котельной делит окно пополам; в открытую  форточку ночью заносило кусочки копоти, они повсюду - на зеленых обоях, на паутине в углу; в кухне гремят кастрюлями соседи, отчего желудок сжимается, и не уснуть; за окном начинается  дождь, и копоть уже не летит, дым стелется над цветными лужами к набережной; смотришь на отражения в зеркале - пианино, скалящееся из угла, бутылки на полу, край полосатого матраса и часы на стене. Пахнет геранью, как всегда в дождь, ночью гудели баржи и  было не уснуть, долго, пока не свели мосты; в коридоре кто-то открывает дверь и стряхивает воду с зонта; часы бьют четверть, черепаха доползает до стены и втягивает голову. Черепаху зовут Лиза, нашел ее на берегу; она была вся в песке, потом лежала на ладони и шевелила лапами, оранжевая, ела капустные листья; сейчас, наверное, она уснула; в коридоре кто-то снимает ботинки, и хлопает дверь; на кухне свистит чайник; сегодня субботае, сегодня дождь; можно думать о драконах, о рыбах и как идет дождь; из окна пахнет хлебом, машины шелестят по набережной, рыбаки стоят у парапета, стреляет пушка, полдень. Встать, одеться, так же, как вчера, выйти в коридор, надеть пальто, захлопнуть дверь, на лестнице гулко, слышно, как уезжают трамваи и как разговаривают жильцы; в асфальте отражается серое небо. Н анабережной волны разбивались о гранитные ступени, брызги взлетали и  падали на асфальт, сверкающие; день как молоко, и, хотя ветрено, во дворе тихо и пахнет опавшими листьями; дом красного кирпича потемнел, с крыши капает; на скамейке сидит слепой, у его ног - овчарка, со шляпы стекает на плащ, он слышит шаги, поднимает руку, и сесть рядом, слушать, как он говорит.
- Ночью пройти по железному мосту и свернуть к кладбищенской ограде, идти вдоль реки, мимо могил и увядающих цветов, по опавшим листьям, чувствовать запах земли и осенней холодной воды, слышать, как по берегу залива идут электрички; идти до Невы, еще не развели мост, по набережной, пахнущей хлебом, собака тянет за поводок, ветер становится холоднее; перейти через мост и идти вдоль причала к Тучкову, мимо спящих кораблей, от которых веет теплом; через Тучков на Большой, на Большом ночью всегда много людей и они разговаривают громко, как будто чего-то боятся; Джек обходит их, они боятся слепого с собакой, моего изуродованного лица; идем на мост через Карповку где ветер, где плещется вода, и ветер пахнет морем, северный ветер, несущий снеговые тучи; как падал первый снег, таял на коже, помню, как радовался Джек, когда шли домой две недели назад; на мосту слушали, как гудели корабли на Неве; возвращаясь, встретили Ангела, он шел на работу - как всегда, поздоровался за руку и сказал, что зайдет почитать письма во вторник.



4.Ангел. Кронверкская улица, 5 декабря.
Если прижаться лбом ко стеклу, то все превратится в нагромождение разноцветных - синих, зеленых, желтых пятен, - город, быстро плывущие оранжевые облака, улица, фонари и искрящийся снег; в 4.40 всегда снится один и тот же сон; проснуться, идти на почту, где те же адресаты, те же отправители; Новый год, Рождество, майские праздники; когда кто-нибудь умирает, письма приходят еще год или два, потом на мертвеца обижаются или узнают о смерти, и больше не нужно подниматься по знакомым лестницам, и щель для почты зарастает паутиной, пока не находятся новые жильцы, и тогда появляются новые отправители, новые марки, новые почерки, и все повторяется; к восьми работа обычно заканчивается, и можно оставить на почте сумку и идти домой досыпать; сейчас 4.45, и этот человек снова стоит на углу под фонарем, он смотрит на часы и, может быть, боишься дракона, спящего во дворе на седьмой линии, зеленого, в чешуе, сверкающей от осевшего тумана, боишься того, как ему снятся шаги под аркой, женщина, ищущая вещи на продажу в мусорном контейнере, вороны, спящие на тополях; листья лежат на земле, мокрые, черные; что по реке плывут баржи, последние в этом году; все время чего-то боишься; боишься дом на улице Даля, дом-рыбу из моего кошмара в 4.40; что когда-нибудь вместо письма найдешь в почтовом ящике желтые кленовые листья или что-то живое, шевелящееся, смотрящее на тебя; сейчас же боишься первого трамвая, стоишь на углу, на остановке, каждое утро, но никогда не уезжаешь; спуститься, открыть тебе дверь, и снова завтракаем вместе, пьем чай на кухне, молчим; пахнет яблоками и Рождеством. 

5.Антон. Лейтенанта Шмидта.
Лето не продлится вечно, и будешь смотреть на черно-белые лица зимой; телефон будет уже не нужен, и положишь в альбом между игрой в мяч на пляже и стоящей в двери вагона, цветными; сейчас еще разговариваешь; смотреть, как в красном свете появляются глаза и, медленнее, лицо, губы, не может вместить слово, только буквы; не помню, что говорила, только губы, сжатые в «М» или вытянутые в «О», или просто улыбаешься, но это уже в октябре, когда темнеет рано; среди домов и июльских кошек; почтальон принесет тебе фотографии, и затеряешься в черно-белой пустыне зимой, как один день в августе; смотреть на черепаху, как ползет от стены к стене, на календарь; приближаешься к новому году, читая народные приметы и чужие именины, и если рябины много, зима будет снежной и холодной, 5 декабря, Екатерина (греч. - чистота); после Рождества время прозрачное, ломкое; точно знаешь день встречи, шестое февраля, суббота; будет падать снег, и слишком холодно, чтобы брать с собой аппарат, но не сворачивать с Каменноостровского на Большой, а пойти прямо, к мосту; думать, как в холодном воздухе плавают рыбы, и история  сбывается; никогда не показывать фотографии, чтобы думала, что - случайно; история за историей - сон повторяется; не помнить завтра с утра, начать новый круг сейчас; сейчас машины едут по набережной, горят оранжевые фонари.

6.Коля. Кронверкская улица, 5 декабря.
Сегодня ночью на чердаке думать, когда пойдет дождь; едет первый трамвай, дует ветер, и скоро снова будет холодно, как прошлой зимой, когда снег заносило сквозь щели в крыше и в трубах выло, выло ночами, и было не уснуть, как сейчас, когда на Неве гудели баржи; начинается дождь; пять утра; пять утра, потому что Ангел уходит на работу, хлопает дверь, и звенят ключи; голуби воркуют во сне, по балкам ползут тени; знаю, когда в доме кто-нибудь умрет, как сейчас, становится тихо, только дождь стучит; потому что утро, облака низкие; как течет утро; всю ночь падали листья, тополя почти голые, качаются; доброе утро, к вечеру пойдет снег, Ангел всегда знает, когда пойдет снег, говорит, что накануне ночью снятся рыбы; он вообще странный, Ангел, но я знаю сны Ангела, его сны как фильмы, неправильно склеенные при монтаже; сегодня снились рыбы, огромные, белые, снилось, как ищет улицу, но не может найти; снились драконы и деревянные витязи, и не знает обратную сторону ночи, и во сне выбирается галереями проходных дворов на другую, языческую сторону ночи; чудесные звери бродят по улицам, пахнущим хлебом; человек в дырявом пальто жжет ящики под
мостом, смотрит на вещи, проплывающие мимо, на тающий лед, пока не зазвонят утренние колокола; я знаю сны Ангела, но мне никогда не приходит писем.

7.Алиса. Кронверкская улица, январь. 
Кошка собирается прыгнуть, кошка в прыжке, кошка на кровати, сидит, жмурится на солнце, оранжевая; когда утро и звенят трамваи; смотришь, как тает снег на крыше и неважно, кто говорит так громко в коридоре, когда кошка еще снится, она идет через комнату, следит за мухой, снова прыгает, и стучат в дверь, и просыпаешься, спрашиваешь, кто здесь, но никого нет, и сон заканчивается, и знаешь, что он не придет, вчера снег шел весь вечер, лежал на асфальте, не таял; тогда последний раз в кафе он говорил о рыбах, плывущих по небу, в кафе пахло апельсинами, пили кофе; видела огни машин, едущих по Большому проспекту P.S., они двигались медленно, как течет время в ноябре; говорил, что как черепаха и все заканчивается где-нибудь в Удельной или в Девяткино, дальше - ничего, пустота и море, холодное зеленое море и не выбраться, и, говорила, послезавтра вечером уезжаю. Сейчас закрыть глаза, чтобы были только отзвуки голоса и снег, и куда идти, когда черепаха, если огни окраин отражаются в холодном зеленом море? Слышно, как едет первый трамвай, как часы бьют пять, как падает снег; встать, подойти к окну и увидеть следы на снегу, его следы и следы Ангела, сон об оранжевой кошке и новый день.



8.Антон. Ночь 6 февраля.
  Ночью на набережной Карповки у моста ждать рассвета и можно, я сяду рядом, все в порядке, и вы кого-то ждете, нет, если только когда сведут мосты, ведь я живу на Васильевском и можно тогда с вами поговорить? Это было два месяца назад, я была в командировке, в Париже. Егор был уже без сознания, и Ангел, почтальон, вызвал врача. Егор все время чего-то боялся, обыкновенных вещей кругом, особенно утром; просыпался в четыре, я притворялась, что сплю, он шел на кухню наливал чаю и возвращался в комнату, стоял, смотрел в окно на первые трамваи; неделю назад был его день рождения, я звонила ему, он сказал, что пьян и говорил о рыбах и о драконах, и что, наверное, скоро все занесет снегом, и что зима будет снежной; ты видела, сколько рябины, приезжай скорее, здесь идет дождь и я как рыба; наверное, у него уже была высокая температура; он всегда приносил цветы, когда шел дождь, может, вы его знали, он часто приходил на этот мост ночью, когда был один, здесь мы и познакомились;
боялся умереть зимой, когда метель и льдинки стучат в стекло, и повезут мимо реки, на которой толстый, синий на изломах лед, мимо вмерзших кораблей, по асфальту, посыпанному крупной солью, блестящему в свете оранжевых фонарей, сквозь чужие запахи; спасибо, я действительно замерзла; ему сейчас тепло и он ничего не боится, он был странный и говорил, что боится статуй на детских площадках - деревянных витязей, каменного верблюда, рыб - и старался не проходить мимо них, хотя бы если такой путь и не был бы самым коротким, спасибо, думаю, теперь я засну.

9. Коля. 6 февраля. Егор.
 Открыть глаза в темноте; как течет в трубе; запах тающего снега, холодно, холодно, будет еще холодней, и часа в четыре выйти, чтобы не замерзнуть, идти мимо мигающих желтым светофоров; дома обрастают инеем, сверкают; идти по трамвайным путям, слышать свои шаги и эхо шагов, и как шумит в подвале вода; по свежему снегу, как скрипит под ногами, и человек, и не подскажете, который час, и говорю, около половины пятого; он вышел из дома-рыбы, человек; чувствую, что ему снилось, его сны пахнут яблоками, ему снился август, и устал слышать телефонный голос, называющий минуты, часы; чешуя на доме искрится; он стоит, курит, знаю, не доживет до конца зимы, но дальше, дальше, вдоль трамвайных путей, под мостом человек в пальто жжет ящики и желтый огонь, и дым, и холодно, холодно; часы на стадионе показывают половину пятого, минус десять, из открытых форточек идет пар, Егор смотрит в окно, машет рукой, задергивает штору и зажигает свет, знал, что приду; открыл, такой же молчаливый; уже горел газ, уже кипел чайник; знает, как холодно, прошел не одну ночь только ему ведомыми дорогами, но всегда чувствуешь, где он, как сейчас, и знаю, что завтра утром его здесь не будет; откроет старушка, собирающаяся к заутрене, нет, сынок, таких здесь отродясь не было; или будет опечатанная дверь, щель для писем, заросшая паутиной, и слышишь, трещит паркет в пустых комнатах; чувствую его только зимой, тоньше, чем запах - как рыба чувствует боковой линией.

10.Улица Даля, 6 февраля.
Похолодало и ноет нога; когда работал в цирке и упал, тоже был февраль, был новый номер, и помню, не мог встать, и все аплодировали; как пахли опилки, когда лежал за занавесом на носилках, и зрители ничего не заметили, и в карете «скорой» был еще в гриме, ехали по проспекту, горели оранжевые фонари и потом больница, операция и месяц дома, месяц смотрел, как идут стенные часы; быстрее всего время идет в июле, снилось: ночью - цирк приезжает в город; клоуны,  клоуны на велосипедах и пешком, и один рыжий подъезжает совсем близко, его велосипед кажется знакомым, похож на велосипед моего учителя, и луна, и играет музыка, зажигаются окна, и начинается праздник, если не праздник, то чего ждут, когда вечером включают свет, и смотрю на окна, разноцветные; странно, если проснуться, и нет никакой такой луны над улицей, и просто смотрел на дождь когда еще мог просто смотреть, думал о рыбах и о драконах, зачем горит до утра желтая лампа в окне напротив, и когда смогу выступать, но доктор сказал, никогда, и снова смотрел  часы на стене, в феврале перестал заводить - гиря лежит на полу; маятник качается, когда проезжает трамвай, и от этого блики; вчера снилась оранжевая кошка, как ходила по комнате, снилось солнце; вторую неделю небо серое, поэтому снится; слишком старый, чтобы меняться каждое утро, сейчас, ночью, чтобы слышать  голос, набрать 08, и тоже меняется, потому что говорят секунды; выйти из дома, и нищий идет, только его следы на инее, сверкающем; знаю, что нет часов, что холодно, и говорит - около половины пятого; вижу, как идет по трамвайным путям дальше, дальше, на Крестовский, пар его дыхания, поднимаюсь домой, и снится август; утром  одеться, взять ящик и идти на Неву, сегодня последний день можно, завтра пойдут ледоколы.


11. Антон. Лейтенанта Шмидта, март.
  Ей нравится твоя черепаха, она смеется и спрашивает, настроено ли пианино, да, но на нем никто не играет, и она открывает клавиатуру, и думаешь, неужели все повторяется, и она начинает играть, ты закрываешь глаза, слушаешь; она играет вечер; темнеет, зажигается окно напротив, здесь или там, на обратной стороне и только клавиши в темноте, уже неподвижные; как дыхание, чтобы был только ритм, один ритм и не слышать, не думать, закончила ли она играть, или все продолжается, чтобы не было ничего, кроме дыхания и запахов в темноте, и знаешь, что будет дальше, уже не с тобой, с кем-то чужим и чувствуешь ее кожей и как двигается, как перестаешь осознавать, где ты, а где она и как она зажигает спичку и ты видишь лицо, совсем незнакомое лицо, чувствуешь тепло; дым ползет в форточку, вы лежите на матрасе, курите и думаешь, как все начинает превращаться в слова, как рассыпается и ничего не можешь поделать и говоришь, чувствуешь каждое слово, но не понимаешь, о чем; все действительно повторяется, и забыть слова, но не вкус, не запах, на всю ночь, чтобы уснуть под утро, абсолютно пустым и проснуться, увидеть трубу в окне и почувствовать, что не один, и хотя бы сегодня утром слушать дыхание и не помнить, как тебя зовут, тихо встать, подойти к окну и смотреть, как сверкает снег, выпавший ночью.



12. Егор. Д’Акти, март.
 Один двойной с сахаром и со сливками; потому что идет снег, и вечер - как в аквариуме, стекло черное, вижу  свое отражение и мойщицу посуды, глухонемую; смотрит в окно на машины; как освещается ее лицо, ее глаза, черные,  как блестят; кофе еще горячий, и думать о драконах, Граале, и сколько лет Ангелу, потому что был всегда, и когда впервые увидел его, был таким же; октябрь десять лет назад, фонари еще были белые, возвращался поздно и встретил на лестнице, он поднимался на чердак, тогда дул ветер, северный; как узнал потом, Ангел всегда поднимается на крышу, когда ветер северный, не может уснуть, и сказал: Ангел, почтальон, и что мне пришло письмо, но не было дома, и положил в ящик. Когда пришел Ангел, глухонемая уже ушла.

               
13. Ангел. Кронверкская улица, март.
- Мама, мама, скажи, что делает этот человек на крыше?
- Это, наверное, рабочий, он крышу чинит.
- Нет, это не рабочий. Ой, смотри, он подошел к краю! Он прыгает!
- Не смотри, не смотри! О, господи!
- Мама! Он полетел вверх! Это ангел, ангел!