— Ну, вот и пришло наше время! Ты понял, как нужно теперь работать?.. Чего молчишь?.. — Восторженные нотки в интонации начальника линейного отделения железнодорожной милиции, капитана Феликса Петровича Сидорова, вызывали в душе его заместителя по оперативной работе, старшего лейтенанта Ивана Ивановича Молчанова, что угодно: и беспокойство, и неуверенность, и даже протест... Но только не энтузиазм.
— А кому она нужна, эта лишняя работа?.. Всё отлажено многолетней практикой как хороший часовой механизм... — думал про себя старший лейтенант, слушая вполуха своего непосредственного начальника. Показатели отчетности по их отделению
среднестатистические... За что не ругают. Правда, и хвалить не хвалят... Но самое главное, как постоянно твердит на совещаниях начальник управления, чтобы только не было никаких ЧП...
— Нет, ты скажи мне, ты вообще-то что-то понял в сегодняшней ситуации?.. - налегал на своего заместителя капитан милиции. — Ты понял, кто пришёл сегодня к власти в стране?.. Мы пришли к власти!.. Потому как Юрий Владимирович Андропов — наш до мозга костей! Вот тебе ещё один приказ по Главку, в котором прямо так и указано: "Усилить контроль за железнодорожными перевозками... Обратить особое внимание на предотвращение возможных хищений социалистической собственности из подвижного состава"...
— Да у нас и так всё в порядке... — было позволил себе не согласиться со своим начальником старший лейтенант. Но был резко оборван им на полуслове:
— Если хочешь дослужиться до пенсии хотя бы по выслуге... Сколько тебе осталось?.. Год?.. Чуть больше?.. Перестраивайся, Иван Иванович, на новые рельсы. Вон какие тузы один за другим слетают с должностей чуть не каждый день. Сам видишь, знакомишься с приказами-то... Чистка... Чистка идёт в органах и не просто, а с заведением уголовных дел. А уж с должностей, подобных нашим, сыпятся, как орехи со старого дерева. Вон она, молодежь-то борзая, на пятки наступает... Ты, считай, через год уже заслуженным пенсионером стать можешь, а мне-то до двадцати пяти лет выслуги еще трубить да трубить... Так что не подведи!..
Иван Иванович Молчанов характером своим оправдывал носимую им фамилию, но был ещё и очень вдумчивым человеком, что довольно редко встречается в милицейских службах такого уровня. По возрасту хоть и был он старше своего начальника больше чем на десять лет, но дослужился только до старшего лейтенанта. Образование — десятилетка да школа милиции — не позволяло ему рассчитывать на большее. Его даже в члены КПСС не рекомендовали, как бесперспективного в продвижении по служебной лестнице. Существовал определённый лимит, в котором подразумевалось, что вместе с одним офицером одновременно для приёма в партию должны быть представлены двое из старшинско-рядового состава. А где же их, рядовых, желающих вступить в партию, наберёшьсято?.. Сам Молчанов, видимо, по причине всё той же природной молчаливой скромности, особых способностей к учёбе в себе не ощущал и потому не стремился к ней. Зато более чем двадцатилетняя практика службы на одном месте, в крупном районном центре с большой узловой станцией Московской железной дороги, от старшины милиции до старшего лейтенанта отделения, столько вдолбила в его память информации и знаний нюансов этой особой милицейской службы, что был он практически незаменимым для своего непосредственного начальства. Без его мнения раньше не принималось ни одно ответственное решение в этом отделении.
Вот и теперь начальник вёл с ним беседу в надежде получить одобрение и поддержку в решении очень щекотливого вопроса. Хотя сам для себя, чтобы идти в ногу с новыми порядками, уже всё решил.
Утром с нарочным из одного городка, курируемого их отделением, поступил акт на списание тонны бананов. В акте было указано, что при приёмке партии бананов, поступивших четырьмя вагонами и в количестве ста тонн в торговую организацию города, выявлена недостача одной тонны товара по причине усушки её в процессе транспортировки...
В этом акте не было ничего необычного. Усушка, утруска... так называемая естественная убыль при транспортировке допускалась нормативными документами в пределах двух процентов. Подобные акты на списание овощей и фруктов из торговых организаций городов и посёлков, расположенных в зоне их надзора, ложились на стол Феликсу Петровичу почти ежедневно и не вызывали раньше никаких вопросов. От него требовалось только поставить свою согласующую подпись, подтверждающую целостность вагонов и пломб поставщика, которыми были опломбированы вагоны. Дальше акт шёл в управление торговли, которое курировало поставки данного товара, и там автоматически утверждался. Таких актов к тому времени было завизировано капитаном железнодорожной милиции Сидоровым не одна тысяча. И не вызывало у него никаких вопросов. Всё в соответствии с законом — с правилами перевозки грузов по железной дороге и с правилами приёма продукции торговыми организациями.
— Но!.. Теперь порядки в стране другие. И какая вообще может быть усушка?.. Африканская продукция была перегружена в Одесском порту с судна в рефрижераторные вагоны и транспортировалась с заданной температурой хранения. А нормативы эти на естественную убыль были утверждены, когда еще не бананы, а картошку возили в дырявых товарных вагонах. Нет... Этот акт я не согласую. — Так рассуждал для себя начальник линейного отделения железнодорожной милиции. — Хоть формально документ составлен правильно и придраться здесь не к чему. Но вот не нравится мне всё это... И городок этот научников тоже не нравится мне. Квартиры там шикарные строят для них. Дома кирпичные новых проектов... Мой подконтрольный — начальник тамошней железнодорожной станции — квартиру трёхкомнатную ухватил на троих членов семьи: себя с женой да ребёнка — трёхлетки. Администрация города предоставила ему как специалисту... Какой специалист?.. С жиру они там бесятся. А я до сих пор в двухкомнатной панельной "хрущёвке" обитаю с двумя уже взрослыми почти и разнополыми детьми. Зажирели, зажирели... они там в своём научном городке... И товары им дефицитные прут транзитом. Пора их за одно место прихватить, пошевелить муравейник, который почему-то ОРСом называется — отделом рабочего снабжения... Какого, нахрен, рабочего?.. Не зря же народ расшифровал эту аббревиатуру как: "Отоварь раньше себя. Отоварь родных своих. Остальное рабочим и служащим". Не будь я Феликсом Сидоровым, если не выведу их на чистую воду. Тонна бананов — это вам не шуточки...
Феликс очень гордился своим именем. Он с самого раннего детства, насколько помнил себя, уже знал, что призвание его - служба в милиции. И когда взрослые спрашивали у него в шутку, мол, кем станешь, когда вырастешь, он всегда однозначно и на полном серьёзе отвечал:
— Милиционером...
И книги он любил читать только про милицию, и особенно те, где упоминался "железный Феликс".
Почему ему дали такое имя?.. Он даже и не интересовался у своих родителей, потому что знал, каким "правдистом" по характеру был его отец, который за словом "в карман не лез" и, работая на большом заводе простым слесарем, давал "прикурить" начальству. Он выступал на любых собраниях с критикой дел и на предприятии, и в городе... Правду-матку "лепил" с трибун, не стесняясь никаких высоких должностных лиц. И ему всегда поручали выступать от лица рабочих. Только от его выступлений ничего не менялось — голос снизу не доходил до верхов. А он очень переживал это и считал, что недостаточно резко обличает руководителей всякого ранга и введённые ими беспорядки... От чего сгорел ещё до выхода на пенсию с диагнозом — скоротечная чахотка.
Феликс характером да и внешне был весь в отца. Сначала, по молодости, он тоже старался бороться за правду. Бойцовский характер энергичного комсомольца многим на определённом уровне даже нравился. И в милицейское училище он был направлен по рекомендации комсомола. Отец был очень рад за него и гордился таким сыном. Но в последние дни перед своей кончиной, видимо, переоценив ценности жизни с позиции "от больничной койки", затеял вдруг серьёзный разговор с сыном:
— Феликс, дай мне слово, что ты найдёшь силы сдерживать свой характер... У меня в твои годы это получалось. Жили мы до войны, в войну, да и после, "прикусив языки"... Это в последние годы дали свободу изъяснениям. Но, как теперь я понял, это всего-навсего такая игра в свободу слова, только себя сжигать... А всё вокруг остаётся непробиваемым. Ты же втягиваешься в этот процесс по-настоящему, и характер овладевает тобой так, что начинаешь уже ощущать потребность всё время бороться с какими-то недостатками и несправедливостями в нашем обществе. Но ничего не получается, только неудовлетворённость самим собой нарастает...
Дай мне слово, что ты не ввяжешься в это... Сумеешь обуздать наш характер...
И Феликс дал слово отцу выполнить его последнее наставление. Да и в органах внутренних дел, где он тогда только ещё начинал служить после окончания училища, во времена, как их теперь называют — застоя, критика не была в почёте. И даже наоборот — там уважали хвалебные слова в адрес вышестоящих руководителей. Поначалу Феликс старался изо всех сил сдерживать свой характер, а потом постепенно втянулся как-то в общий вялотекущий ритм жизни. Иногда он всё-таки срывался и пытался "раскрутить" какой-нибудь скандал, но только на подчинённом ему уровне. Против вышестоящих по должности или положению он "не возникал". И, как положено было, постепенно, с выслугой лет поднимался по служебной лестнице...
И вот теперь унаследованный от отца характер и гордость за своё имя, впитанные с детства, начали требовать своё в полную силу.
— Наше время пришло!.. Наше!.. — твердил он себе и своим подчинённым. — Мы наведём теперь порядок в стране... Искоренять... выкорчёвывать будем накопившиеся пороки. Мать родную не должны жалеть ради порядка в государстве...
— Нет, ты, Иван Иванович, только посмотри на эту бумагу!.. Тонну бананов хотят списать! Аппетитики у них, однако!.. Не обдрищутся?! — передавая акт через стол в руки своему заместителю, проговаривал Феликс Петрович.
— Ну и что?.. В норматив влезает, — прочитав текст, коротенько и толково заключил Молчанов. — Визируй, Феликс. В первый раз, что ли?..
— Нет... Толкую тебе, толкую, а ты всё равно ничего не понял!.. — взорвался тот. — Время настало другое! Мы должны, мы просто обязаны заявить о новых порядках в стране... И о себе тоже...
— А тебе это надо?.. И как ты это сделаешь?..
— Я опечатаю склады, где разгружены бананы, и потребую контрольного перевзвешивания!..
— Ты, конечно, имеешь на это право по нашим полномочиям. Но такого на моей памяти никогда ещё не было...
— А теперь будет! Времена теперь другие. Поехали!..
На базе ОРСа шла обычная повседневная работа. Огромная охраняемая территория за высоким бетонным забором и с подходящей к ней веткой железнодорожных
путей была центром всей торговли в этом научном городке. Пакгаузы, склады, холодильные камеры, овоще и фруктохранилища... Больше сотни человек только постоянного обслуживающего персонала... Одним словом — предприятие снабжения и торговли. Все товары, поступающие в город, сначала оприходывались именно здесь, а потом уже развозились партиями по торгующим точкам и в организации общественного питания.
Сто тонн бананов, перегруженные из четырёх рефрижераторных вагонов в две огромные холодильные камеры фруктохранилища, поджидали оприходывания их бухгалтерией ОРСа с учётом списания какой-то части актом на естественную убыль. Только после исполнения этой бумажной формальности их могли начинать развозить по точкам города. Пара дней задержки на полное оформление документов ничего не решали.
Но на этот раз свои коррективы внёс капитан милиции Феликс Петрович Сидоров.
В тот час, когда он напару со своим заместителем прибыли на базу, начальника ОРСа на месте не оказалось. Будь тот на рабочем месте, может быть, эта история с "банановой усушкой" и не получила бы своего развития. Начальник ОРСа был человеком искушённым и за многолетнюю уже свою деятельность на этом месте всегда находил варианты уладить любые недоразумения. ОРС, руководимый им, и сам начальник были на очень хорошем счету в Главном управлении и потому в социалистическом соревновании почти всегда занимали первые места среди предприятий своей группы по Министерству. И только лишь иногда — вторые.
Но Судьба распорядилась по-другому. На месте в своём рабочем кабинете оказался Николай Александрович — заместитель начальника ОРСа по торговле. Он тоже был специалистом со знанием всех возможных нюансов в торговых делах. И потому конечно же мог бы как-то воспротивиться или хотя бы "потянуть резину" началу следственных мероприятий. Или даже вообще отказаться от решения этого вопроса, сославшись на недостаточность своих полномочий... А тем временем потихоньку оповестить заведующего фруктохранилищем о надвигающейся неприятности для ОРСа и намекнуть, чтобы тот уже там, у себя в холодильных камерах, быстренько "навёл соответствие"... Но этот заведующий не нравился заместителю. Уж очень был он каким-то до дерзости шустрым и старательным в своей работе. Каким-то образом умел он помимо централизованных поставок обеспечивать город самыми ранними овощами из каких-то там подмосковных тепличных хозяйств, которые работают чуть ли не на Кремль. Причём дела эти решал не через него — непосредственного своего начальника, а напрямую с начальником ОРСа. И, что было уж совсем недопустимо (по его мнению), он же — этот заведующий — организовал и быструю распродажу тех овощей со столов возле магазинов по всему городу. В итоге простые продавцы, работая в таком режиме с выручки, получали зарплату в два раза больше, чем он — заместитель начальника ОРСа. Это безобразие очень давило на его самолюбие. И главное, что на этого шустряка-заведующего не было никакой управы. Конфликт между ними достиг такой фазы, что начальнику ОРСа при¬шлось, хотя и не официально (на словах, при очередной попытке их примирения), но вывести этого заведующего из подчинения заму и переподчинить непосредствен¬но себе.
— Вот он, подоспел наконец-то случай разобраться с этим Шустриком... — торжествовал втихую про себя замначальника, поспешно давая официальное согласие на ревизию количественного наличия поступившей партии бананов. — Хоть и составлен акт комиссией, но хранятся-то излишки на его складах. Значит, и отвечать ему в первую очередь…
Холодильные камеры с бананами были немедленно опечатаны печатью отделения железнодорожной милиции. И по ОРСу уже готовился приказ о назначении комиссии на проведение контрольного перевзвешивания. Колесо закрутилось и остановить его просто так, без вмешательства внешних сил, было уже невозможно...
Начальник ОРСа проводил плановую комиссию работы общественного питания города. Это направление, как самое ответственное, он курировал сам. Настроение у него было замечательное. В столовых, кафе, ресторане... всё благоухало чистотой. Порядок и довольно широкий выбор блюд, предлагаемых посетителям общепита, вызывали одобрение комиссии. И даже обычно придирчивый представитель СЭС (к этому обязывает их служба) не придумал в этот раз никаких существенных нареканий по санитарии.
А тем временем секретарша начальника ОРСа, сообразив, что в данный момент в стенах управления происходит что-то из рук вон выходящее, уже разыскивала своего шефа, обзванивая поочерёдно по телефону объекты, где он мог находиться. И наконец-то нашла.
— Андрей Иванович, здесь такое, здесь такое творится... — шёпотом, но торопливо — взахлёб, она пыталась растолковать ситуацию...
Когда начальник ОРСа появился на пороге своего кабинета, закрутка дела была уже закончена. На его рабочем столе лежал отпечатанный приказ, ожидающий утверждающей подписи. А заместитель в своём кабинете полуфразами и намёками давал понять капитану Сидорову, что заведующий фруктохранилищем сам очень даже не простой фрукт... Отчего он и прозвал его Шустриком.
Андрей Иванович, вникнув в суть дела со слов секретарши и из формулировки лежащего на его столе приказа, не просто удивился, а обалдел от свалившейся вдруг неприятности. И не придумал сходу ничего лучшего, как немедленно позвонить первому секретарю горкома партии, в надежде найти у того поддержку и по партийным каналам остановить этот беспредел, как сам охарактеризовал данную ситуацию.
— Вы только вдумайтесь, Иван Сергеевич, а вдруг там действительно окажется на два-три десятка килограммов больше. Ведь за это зацепятся и начнут, начнут раскручивать... Это же может грозить в будущем и уменьшением поставок на город дефицитных продуктов питания и прочего дефицита... Вы же знаете, мы только что получили по Министерству Переходящее Красное знамя как лучшее предприятие по итогам года в социалистическом соревновании... — нагнетал обстановку Андрей Иванович. — А им бы только зацепиться — милиция она и есть милиция, хоть и железнодорожная... А как мы вместе с вами будем потом объясняться перед рабочими и служащими за ухудшение снабжения города?..
— Знаешь что?.. — вдруг резко оборвал его первый секретарь горкома партии. — Ты, Андрей Иванович, партию к этому делу не пристёгивай. Ты лучше сам подумай, как на месте погасить этот инцидент. И вообще это не телефонный разговор...
И в трубке раздались короткие гудки. В партийных кругах, как нигде, очень чутко и с боязнью за свою карьеру отслеживали происходившие в стране изменения. Резкое "закручивание гаек" сильной волей бывшего руководителя КГБ, а теперь Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова, ощущалось везде. Не только в органах МВД, но и в партийных органах всех уровней шли чистки...
Чувство тоски и досады подкатило в сознание Андрея Ивановича. Он понял, что партийная власть города, на которую он очень надеялся, самоустранилась. И, что остался он один на один с представителем исполнительной власти...
А представитель этой самой власти поджидал тем временем в приёмной, потому как кабинет начальника ОРСа был заперт изнутри. И секретарша уважительно, но, как чувствовал капитан Сидоров, с издёвкой убеждала его, что у начальника такой алгоритм работы. Мол, он сначала сам спокойно вникает в суть документов, а уже потом или сразу подписывает, или требует разъяснений, если что-то ему не совсем ясно... И, что вообще-то сейчас уже обеденный перерыв, и она приглашает товарища милиционера отобедать в их столовой...
— Хитрая сучка, но ничего, я не гордый... — размышлял про себя капитан Сидоров. — Я подожду... Но уж потом раскручу на всю катушку. Попляшете вы у меня... Нутром чувствую, какой здесь гадюшник. Да и заместитель, чувствуется, тот ещё огурец... Всё какие-то намёки вполголоса, но ничего конкретного. Похоже, сам метит на место начальника... Да-а... тонна бананов — это уже статья в особо крупных размерах... Это вам не шуточки!..
Начальник ОРСа сидел в своём кабинете, оперевшись локтями на стол и обхватив голову руками.
— Думай, Андрюша, думай... — твердил он себе. — Конечно, Шурик вместе с комиссией, как обычно, приписали на усушку. Так заведено спокон века... Всегда так работали. Отход в процессе хранения, погрузок, разгрузок, продажи в розницу... всё равно бывает. Но потом эти расходы уже на свою организацию брать нужно. А кто же так работает?.. Не только знамени, а и премий за выполнение плана коллектив не получит...А естественная убыль на транспортировку от поставщика — и есть та самая отдушина... Все так работают. Но тонна бананов?!. Сочетание слов какие-то настораживающее. Будь тонна картошки, помидоров, яблок... Шурика подставить?.. Этим не обойдётся. Копнут документы на десять лет назад — всегда так работали. А Шурик на этой должности всего-то года два. Хорошо ещё, если просто должности лишусь, а могут ведь и под статью подвести...
Давай-ка узнаю, что представляет из себя этот, как тут в приказе-то записано?.. Начальник линейного отделения железнодорожной милиции капитан Ф. Сидоров...
— Слушай, тезка, скажи-ка мне, что за человек этот ваш надсмотрщик Фёдор Сидоров?.. — дозвонившись до начальника железнодорожной станции и не вступая в длительные разъяснения, задал вопрос Андрей Иванович.
— Не Фёдор, а Феликс, — сразу поправил его тот. — И это огромная разница... Он очень гордится своим именем...
— Всё понял, — оборвал разговор начальник ОРСа
и, положив телефонную трубку, пошёл открывать дверь кабинета.
Начальник железнодорожной станции, наоборот, ничего не понял. Но по поджилкам его непроизвольно, от одного только упоминания о Феликсе Сидорове, пробежала дрожь. И нахлынули воспоминания, как пару лет назад капитан милиции пытался возбудить против него уголовное дело на пустом месте. Нет, не так... Не на пустом, скорее, наоборот... Но из каких соображений? Похоже, всё-таки от зависти, но назвал которую надзором за злоупотреблениями служебным положением... А началось всё это с новоселья, на которое был приглашён и Феликс Сидоров. Он почему-то сразу, когда хозяева, не скрывая счастья, показывали ему свою новую трёхкомнатную квартиру, правда, по площади относящуюся к категории малогабариток, но всё-таки трёхкомнатную, выразил вслух своё удивлённое недовольство. И почему-то назвал администрацию города транжирами государственной жилплощади. А когда собрались все гости и с первым же поздравительным тостом хозяев новой квартиры вручили им от коллектива железнодорожной станции, как подарок новосёлам, оплаченную уже квитанцию на комплект мягкой мебели импортного производства, Феликс встал из-за стола и демонстративно покинул торжество. И уже на следующий день в прокуратуру поступила написанная им докладная, что начальник железнодорожной станции, используя свою должность, получил взятку в виде комплекта мягкой мебели...
Камень в воду был брошен, и круги от него расходились ещё целые полгода. Уже и дарящим приходилось доказывать, что это был подарок по доброй воле, а никакая не взятка... Убедили в конце концов... Но каждый из десяти человек, которые "сбросились" на тот подарок, немало сожгли своих нервных клеток в неоднократных беседах со следователем...
Нечто подобное "вытворял" капитан Феликс Сидоров и на других участках Московской железной дороги... И где-то что-то у него получалось, потому как молва о нём среди железнодорожников шла недобрая. И его не только не любили, но и побаивались... Правда, "борьба" с начальством во времена "застоя" была не в моде — быстренько подключались партийные органы и урезонивали норов любого "правдоискателя". Вот и приходилось ему выискивать всякие "закорюки" до определённого уровня. Натура требовала... Но теперь-то времена настали другие!..
— Долго себя ждать заставляете... — возмущённым тоном, даже не поздоровавшись, начал атаку капитан, входя в кабинет. — Склады я уже опечатал... И выставил охрану. Пока там мой заместитель наблюдает. Чтобы не было никаких попыток!.. Поняли?..
— Да-а, крутой товарищ... — подумалось Андрею Ивановичу. — Но чего он хочет?.. Да вы присаживайтесь, поговорим... — уже вслух, изо всех сил сдерживая вдруг нахлынувшее раздражение к этому человеку, проговорил он.
— Мне некогда с вами рассиживаться. Или вам что-то непонятно в моих действиях?..
— Мне-то как раз всё понятно, — Андрей Иванович старался как можно мягче произносить слова, — но я должен вам объяснить, что специфика работы в торговле фруктами и овощами — особая... Разгрузка, хранение, погрузка, опять разгрузка уже в магазинах, а продукция нежная... Потому и предусмотрена естественная убыль...
— Подписывайте приказ!.. — капитан ткнул пальцем в документ, лежащий на столе. — Иначе расцениваться это будет как саботаж и укрывательство воровства. Я призван на службу государству, чтобы не допустить хищения социалистической собственности...
И понесло, понесло Сидорова, без оглядки на обещание сдерживать свой характер, данное когда-то своему отцу. Высокопарные слова, обличающие систему руководства страной при Брежневе, сыпались из него, как по-писаному...
Андрей Иванович уже не слушал его словоизлияний, свои мысли ложились тяжким грузом:
— Вот она, Судьба-индейка... Ещё сегодня с утра всё было так хорошо... Показатели работы ОРСа радовали по всем направлениям. И горожане в целом были довольны снабжением, в сравнении с соседними-то городами, и даже в чём-то с Москвой. А сколько сил и времени он отдал налаживанию отношений в Главке и министерстве, чтобы город шёл по особой категории снабжения... Да-а... не перестроился я, не учёл текущего момента... А ведь должен был предусмотреть это... Должность обязывает. Вот тебе и судьба, вот тебе и место...
А капитан Сидоров всё что-то говорил и говорил... Громко и напористо.
— Да он неугомонный... — вдруг подумалось Андрею Ивановичу. И взяв ручку, он молча подписал приказ. А в голове промелькнуло — приказ на самого себя...
— Так!.. Требую немедленно организовать работы в соответствии с приказом!.. — схватив со стола подписанный документ, выкрикнул Сидоров.
— Нет уж, товарищ капитан, — официальным тоном выдавил из себя начальник ОРСа. — Сейчас у нас обеденный перерыв. Приходите после обеда. — И встав из-за стола, направился к выходу из кабинета...
Когда капитан милиции Сидоров опечатывал своей печатью холодильные камеры с партией бананов, заведующий фруктохранилищем — совсем молодой ещё человек относительно привычного представления фигуранта на такой должности — конечно же сразу понял, в чём дело. Но его нисколько это не напугало. Он не вникал в подробности политических изменений в стране, но зато знал большие возможности начальника ОРСа — уважаемого человека в городе, который любые житейские вопросы умел решать быстро и без проблем. К тому же акт на списание тонны бананов (пусть и формально) был подписан всеми членами постоянно действующей на такие случаи комиссии. И утверждён самим начальником. То есть, всё было сделано в соответствии с приказом по ОРСу. Но поскольку Шурик (так называли его коллеги по работе) человеком был любознательным, то ему хотелось понять причину такого неадекватного действия милиции. Пока он присутствовал (что требовалось по закону) при опечатывании вверенных ему объектов, то своим пытливым умом понял, что старший лейтенант не очень-то согласен со своим начальником на организованное тем мероприятие. И когда капитан удалился для проведения дальнейших действий, оставив старшего лейтенанта охранять пломбы, заведующий овощехранилищем пригласил того к себе в служебное помещение:
— Ну не будете же вы здесь, на пакгаузе, как часовой стоять?.. Пойдёмте ко мне в бытовку, чайку попьём... Как раз время обеда. А пломбы ваши и так никуда не денутся...
Старший лейтенант без колебаний последовал за ним. Он успел сориентироваться, что из окна бытовки просматривается двор, по которому удалился в сторону административного здания ОРСа его начальник.
— Чем хоть вызвана такая опека нас со стороны милиции?.. — сразу, не церемонясь и в шутливом тоне, с улыбкой на губах задал вопрос Шурик, вставляя в розетку вилку от провода электрического чайника. — Я слышал, вас Иваном Ивановичем капитан называл?.. А меня Александром зовут...
— Начальство сомневается в правомочности вашего акта на списание тонны бананов...
— Тонна — это ерунда, по нормативам мы могли и две списать. Но мы не жадные... — опять шутливым тоном перебил его Шурик. — Вторую тонну в управлении спишут. И всё будет в норме...
— Ну ты, я вижу, парень — хохмач... Только дело-то гораздо серьёзнее, чем тебе кажется. Порядки теперь другие в стране...
— А при чём тут порядки? Нормативы-то никто не отменял... — с недоумением в голосе перебил его Шурик, доставая из холодильника и выкладывая на стол колбасу, сыр, хлеб... — Вот и чайник уже закипел, давайте поближе к столу, Иван Иванович...
— Нет, ты, Александр, с этим делом не шути... — запивая каким-то очень душистым свежезаваренным чаем бутерброды с колбасой и сыром, пытался растолковать сложившуюся ситуацию старший лейтенант. — Начальник у нас очень серьёзный... Одержимый идеей...
Слушая в пол уха милиционера, Шурик рассуждал про себя:
— Ничего страшного... Щас его там "обработают". Чем-то "подмаслят", что-то наобещают... И всё будет чин-чинарём... Ага, вон так оно и есть — начальник ОРСа уже сам идёт сюда. А сзади, но почему-то с высоко поднятой головой, как на параде вышагивает капитан. Нет... Что-то не то... почему они не идут рядом?..
И Шурик впервые ощутил какую-то неуверенность во всемогуществе своего шефа...
Капитан Сидоров хоть и был горд за себя одержанной победой на первом этапе и действительно шёл с высоко поднятой головой, тем не менее успел заметить, что заместитель его вышел из бытовки заведующего фруктохранилищем.
— Нет, всё нужно доводить до конца только самому. Ни на кого нельзя положиться... — решил для себя Феликс.
— Вот что, Александр, — зайдя в бытовку, сразу, без лишних предисловий, начал Андрей Иванович, — придётся перевзвешивать бананы... Председатель комиссии — мой заместитель. А ты знаешь, как он к тебе относится... Понял ситуацию?.. Если намудрил чего, сам и расхлёбывай как хочешь... Знаешь ведь, что излишки хуже, чем недостача... А когда в особо крупных размерах — это уже грозит тюрьмой... Сам наворочал, сам и разгребай!
Хлопнув дверью бытовки, Андрей Иванович вышел во двор базы и, не обращая внимания на представителей исполнительной власти, что-то обсуждающих между собой, направился к воротом ОРСа.
Шурик смотрел вслед ему через окно бытовки и непонимающе качал головой.
— Ничего себе?!. Крайнего нашли... Это что же получается?.. Всё решили перевести на меня... — вслух рассуждал он. А в голове уже шли воспоминания, как он пришёл на это место работы, к тем самым порядкам, которые были заведены здесь и до него. Он их не менял и не нарушал. Но, вместе с тем, много чего хорошего и нужного для ОРСа внёс своего... А кто виноват, что на разгрузку вагона отводится три часа?.. А дальше идёт штраф за простой вагонов. Это же тоже нормы! А попробуй уложись в них с точным взвешиванием на одних весах до пятисот килограмм. Да с одним электрокаром... Сто тонн — это же двести завесов нужно сделать. Вот и приходится усереднять примерно... "на глазок", по трём-четырём завесам... Главное, чтоб в норматив влезло. Всегда так работали...
Так, так... Хорошая мысль... Двести завесов. Вот за это, пожалуй, и зацепимся... На пару рабочих дней, как минимум, затянем это дело. А там, глядишь, и ещё что-нибудь прорежется. — Шурик для себя уже понял, что будут варианты, как выкрутиться из этой ситуации.
— Но почему я должен отвечать за введённые порядки?. — в то же время и такой вопрос не давал ему покоя.
Феликс Сидоров тем временем давал указания своему заместителю:
— Вот что, Иван Иванович, я буду находиться здесь до конца проведения операции, — на последнем слове капитан сделал ударение, как бы подчеркнув важность и глобальность затеянного им мероприятия. — Думаю, завтра мы её и завершим. А ты пока останешься за меня. С рабочего места не отлучаться, быть на телефоне. Копию моего предписания этому ОРСу сегодня же почтой отправить в управление. Завтра они его получат, а дело будет уже сделано!.. Всё понял?.. Тогда вперёд...
— А вот и заместитель начальника ОРСа как раз к нам идёт... — И, уже обращаясь к нему, командирским тоном изрёк:
— Всё!.. Начинаем работать! Вы председатель комиссии, вот приказ, подписанный вашим начальником. Прошу немедленно собрать всю комиссию прямо здесь, на пакгаузе...
Николай Александрович — заместитель начальника ОРСа, был человеком уже далеко не молодым, очень опытным и осторожным. Сейчас он уже клял себя, что поддался соблазну момента самовольно дать ход этому делу, когда, если подходить строго, не имел на то полномочий в присутствии начальника. Но уж очень не нравился ему Шурик, и он опасался, что Андрей Иванович сумеет каким-то образом замять, а потом и совсем забыть этот случай. И Шурик опять будет уважаемым работником коллектива базы... Но тот, первый порыв давнишнего желания каким-то образом наказать молодого шустряка, прошёл. И на смену ему пришли трезвые размышления о том, чем всё это дело может закончиться... И он уже решил для себя потихоньку самоустраниться. То, что он сам указал в приказе председателем комиссии себя, от этого деваться было некуда. Это предусмотрено его должностными обязанностями. Но в приказе указан ещё и заместитель председателя комиссии, по должности своей — заместитель главного бухгалтера ОРСа. Вот пусть она и поработает... А он завтра же уйдёт на больничный по вызову врача на дом, благо состоит на учете у кардиолога...
А комиссию сейчас придётся собрать. Судьба, видимо... Судьба быть этому делу, и теперь его не остановишь...
Начальник ОРСа тем временем входил в кабинет первого секретаря горкома партии.
— До обеда ли тут?.. — размышлял он, пока шёл недальний путь до здания горкома. — У себя ли Иван Сергеевич?.. Неужели не поможет?..
Иван Сергеевич был у себя в кабинете. Человеком он был ещё молодым, но очень опытным во всякого рода интригах, и потому прекрасно понимал, что начальник ОРСа с минуты на минуту должен заявиться к нему. Он уже успел созвониться с начальником городского отделения милиции и путём нейтральных наводящих вопросов выяснил, что буквально накануне пришёл приказ с требованием ужесточить надзор за сохранностью социалистической собственности от мелких расхищений на государственных предприятиях...
— Батенька, разве такие вопросы по телефону обсуждаются?.. — сразу же огорошивающим вопросом встретил он Андрея Ивановича. — Тебя ли мне учить?..
— Прости, Иван Сергеевич, голова пошла кругом. Заявляюсь в свой кабинет, а там уже приказ отпечатанный лежит, подготовленный моим замом, ждёт моей утверждающей подписи. И склады уже опечатаны...
— Значит, подсидеть тебя хотят, батенька, подсидеть... Может, и милицию-то навели специально?.. Ты подумай-ка над этим вопросом. Но особо не переживай, тебя-то в обиду мы не дадим... А что за шустрячок такой там у тебя сидит, что по тонне бананов за раз списывает?.. — Главный партиец успокаивал начальника ОРСа плавно текущей речью, внимательно наблюдая за его реакцией на свои слова, а сам одновременно с этим думал (он умел так — говорить одно, а думать при этом совершенно противоположное): — Заворовались вы там совсем в этом ОРСе... Давно на вас охоту открывать пора было... Конечно, выгораживать тебя я не стану. Небось, копни поглубже — и не такое ещё выплывет... Тут, того гляди, сам слетишь. До тебя ли теперь?.. Это тебе не брежневские времена, когда за подобные дела ограничивались товарищеским судом по месту работы...
— Хороший парень-то!.. Жалко будет его… — восприняв успокаивающую речь секретаря за чистую правду, Андрей Иванович пытался уже отстоять и своего заведующего фруктохранилищем. — Думающий, инициативный... работник. Таких мало. Один пример я тебе только приведу, и сам всё поймёшь. В прошлом году, можно сказать, спас он предприятие от позора и огромного убытка. Вагон ранних огурцов пришёл с Украины в простом вагоне — тридцать тонн... А бухгалтерия это дело не отследила. И простоял вагон на станции в тупичке два выходных — двое с лишним суток. Спохватились, когда пошли уже штрафные санкции за простой вагона... А на дворе июль — жара под тридцать градусов. Когда вагон-то вскрыли, оттуда смрад — огурчики уже того... Хоть разгружай их прямиком на свалку. Что делать?.. Тридцать тонн по три рубля за килограмм — стоимость десяти автомобилей "Волга"... И вот Шурик взял всю инициативу на себя. И что думаешь он сделал?..
— Вот уж не знаю ваших комбинаций. И знать не хочу!.. — как-то уж очень испуганно воскликнул первый секретарь горкома. — Не загружай меня!..
— Да нет... Ты не так понял... Никаких комбинаций, — с грустной усмешкой продолжил начальник ОРСа. — Просто Шурик со своими работниками засолил огурцы в чанах по-простому, по-деревенски, с укропчиком там... с чесночком... И через несколько дней уже пошли они в торговлю как малосольные. И народ раскупал их "на ура". Душистенькие от приправ-то сделались.
Я и сам с удовольствием кушал их...
— Да-а... действительно, непростой работник у тебя, сообразительный и с инициативой... Только тебе-то о себе нужно думать... — сразу одной фразой погасил секретарь появившееся было у начальника ОРСа воодушевление. — А пока давай-ка, разбежимся, я ещё и не обедал сегодня...
Возвращаться на базу Андрею Ивановичу не хотелось. Какая-то недосказанность, двойной смысл чувствовался в словах первого секретаря горкома...
— За себя боится секретарь... — наконец-то сделал он правильный вывод. — А!.. Что будет, то будет... С судьбой не поспоришь, — заключил Андрей Иванович. Но ноги почему-то сами вели его в сторону базы ОРСа.
А там, на базе, комиссия вроде бы уже как приступила к работе, под жёстким руководством капитана Сидорова. Только почему-то ну ничего не ладилось. Сначала никак не могла найти грузчиков — все они оказались занятыми на каких-то других срочных погрузочно-разгрузочных работах.
Капитан милиции начинал уже серьёзно заводиться:
— Если ты мне сейчас же не обеспечишь грузчиков, я буду расценивать это как саботаж. И докладная лично на тебя пойдёт в прокуратуру... — запугивал он Галину — довольно молодую ещё женщину, работавшую в ОРСе заместителем главного бухгалтера. А в настоящий момент, как заместитель председателя этой злополучной комиссии, она по указанию заместителя начальника ОРСа должна была обеспечивать бесперебойную работу комиссии...
Сам заместитель начальника сидел в это время в своём кабинете, откинувшись на спинку кресла. Уже вторая таблетка валидола, закинутая им под язык, не оказывала нужного действия. Как будто камень вместо сердца теснился в грудной клетке и своей тяжестью придавливал всё тело к креслу в полулежачем состоянии, не позволяя даже шевельнуться.
— Во-о... накаркал сам себе... Неужели не отпустит?.. — Рассуждал сам с собой Николай Александрович. — Ничего страшного... Вторая таблетка должна помочь...
Но ни вторая, ни третья таблетки не помогали. И ему не оставалось ничего другого, как попросить секретаршу вызвать "скорую помощь"...
Укольчик врача со "скорой" возымел определённое действие. Немного отлегло. Но с предварительным диагнозом — предынфарктное состояние — увезли бедолагу Николая Александровича в стационар медсанчасти и уложили в реанимационную палату под капельницу...
Тем временем двое грузчиков под сильнейшим давлением капитана Сидорова были наконец-то освобождены от других работ и подчинены устным указанием начальника складского хозяйства базы заместителю председателя комиссии — Галине, минуя своего непосредственного руководителя — заведующего фруктохранилищем.
Но тут оказалось, что электрокар, закреплённый за фруктохранилищем, который только что ловко сновал туда-сюда, перевозя какие-то грузы, вдруг не захотел заводиться...
— Аккумуляторы сели, — сделали заключение грузчики. — Нужно ставить на подзарядку, только к утру зарядится...
Капитан Сидоров уже не стеснялся никаких выражений, крыл всех направо и налево. Он просто кипел от негодования. Самым мягким словом в его выражениях было — саботажники...
— Все под суд пойдёте, сучьи дети!.. — орал он, багровея лицом всё больше и больше. — А за саботаж к стенке вас ставить нужно.
Удивительное дело, но именно женщина, именно Галина сумела урезонить распоясавшегося капитана милиции.
— Вы что, Сидоров, хулиганить к нам сюда приехали?.. — вдруг звонким, почти девчоночьим голоском выкрикнула она. — Мы тоже можем накатать на вас телегу... Коллективную...
Это последнее слово, как ушат холодной воды после парилки, погасило пыл разгорячённого капитана. И ему сразу же вспомнилось последнее наставление отца:
— Сдерживай, Феликс, характер свой изо всех сил... Галина конечно понимала, что все эти дезорганизующие работу комиссии моменты происходят не сами по себе, что кто-то тихо руководит этим. Но человеком она была ответственным и порученные ей дела старалась выполнять как положено.
— Председателя комиссии увезли на "скорой"... Начальник ОРСа не позволит себе такого... — вполне логично рассуждала она про себя. — Значит, Шурик управляет процессом... Значит, оттягивает время... значит, зачем-то это нужно ему. Ладно, кар я сейчас обеспечу, сни¬му с другого участка. Их, помнится, числится у нас на базе больше двадцати... Но чего ещё выкинет Шурик?..
Когда, наконец, первые двадцать коробок бананов были перегружены с кара на весы... вот тут-то на передний план и вышел сам заведующий фруктохранилищем, который до того старался не "высовываться".
— А вы, товарищ капитан, знаете, как с такими весами работать?.. — вдруг задал он, казалось бы, простой, но очень каверзный вопрос.
— А чего тут знать-то? — бодро выкрикнул тот. А у самого от такого вопроса холодок пробежал по спине, и вдруг с грустью подумалось: — Если они здесь все заодно, то могут и надурить меня. Надо сосредоточиться до предела... А вообще-то, похоже, прав был Молчанов. На хрен я влез в это дело? Но теперь отступать некуда. Всё равно моё дело правое!..
— Ну, и сколько там получилось?.. — не унимался заведующий фруктохранилищем.
Кладовщица, работающая на взвешивании, отошла в сторону от весов.
— Четыреста двадцать восемь килограммов, — первой, прикинув в уме вес гирь и показания на реечных шкалах весов, выдала Галина.
— Ну-ка... ну-ка, я сам всё посчитаю... — вмешался Сидоров. — Показывайте все гири и как вы считали. Да-а... Так оно и есть. Записывайте.
— Нет!.. А теперь я взвешу... — выступил вперёд к весам Шурик.
— Ну, взвесь, если тебе очень хочется, — в интонации капитана милиции появилась какая-то снисходительность. Он был доволен, что наконец-то началась основная работа. А этот заведующий виделся ему уже в тюремной робе...
Шурик подвигал туда-сюда подвижные гири — большую и маленькую — на процифрованных рейках, покачал их в пределах люфта, и носики указателя баланса весов встали друг против друга.
— Ну вот, смотрите, сколько стало теперь?.. — Шурик отошел от весов.
— Четыреста двадцать шесть килограммов, — опять первой сообразила Галина. — Значит, получается на два килограмма меньше.
— Ты мне тут яйца не крути!.. — взорвался Сидоров, злобно глядя в глаза Шурику. — Я сам буду вешать...
— Два килограмма — это от среднего показателя — две десятые доли процента... Значит, все в пределах точности данных весов, — категоричным тоном Галина в который уже раз погасила пыл милиционера.
— А мы домой сегодня собираемся уходить?.. — кто-то из членов комиссии подал вдруг голос. — Десять минут осталось до конца рабочего дня.
— Везите всё обратно в камеру!.. — заорал капитан, опять багровея лицом.
Вспышка его гнева была настолько угрожающей, что грузчики моментально перекидали коробки с весов на электрокар... А члены комиссии поспешили разбежаться в сторону своих постоянных рабочих мест.
— Ну что, капитан, теперь понял, как работают весы? Это тебе не аптека... — Шурик специально нагнетал обстановку, уловив в поведении милиционера какую-то растерянность. Он ещё надеялся, что удастся разойтись с миром.
Но Сидоровым управлял уже не здравый смысл, а его характер.
— Сажать вас здесь всех надо без разбора... На лесоповал, на лесоповал... Сосны пилить, а не бананы усушивать... — выкрикивал капитан. Нервно, дрожащими руками, он опечатывал своей печатью вскрытую им ранее камеру. — Попробуй только тронуть печати, сразу оперативников вызову и в обезьянник тебя свезу. Теперь ты за печати отвечаешь…
И развернувшись, зашагал в сторону административного здания ОРСа.
Начальник ОРСа Андрей Иванович находился в состоянии какой-то прострации. Уже почти три часа сидел он в своём кабинете, отдав указание секретарше отвечать на телефонные звонки, что нет его на месте ни для кого, кроме первого секретаря горкома партии. Но секретарь не звонил. А мысли Андрея Ивановича перелистывали и перелистывали страницы его трудовой жизни... И он не находил ни одного момента, в чём бы мог упрекнуть себя:
— Нет и нет... Никто не вправе предъявлять какие-то обвинения мне. Я не нарушал ни единой инструкции, не говоря уже о законах. Порядки другие теперь в стране?.. Но нормативные документы остались прежними. Законотворчество опаздывает?.. А где тогда направляющая роль партии? Почему из горкома не следовало никаких указаний? Или они сами ещё не сориентировались?.. Зажирели?..
Такое разочарование в роли руководящей и направляющей Андрей Иванович испытал впервые. И ему самому становилось страшно от своих же, приходящих на ум вопросов. Но он понял самое главное, что сегодня никто не станет никого вытягивать из дерьма...
"Спасение утопающих - дело рук самих утопающих..." — вдруг пришёл ему на память юмористический афоризм гениального классика советской эстрады.
Да, слишком... слишком передоверился я своим подчинённым. Вот и Шурик подвёл. Ну, списал бы килограммов двести-триста... Такое количество вполне покроет наши издержки. А тонна - это звучит уже очень громко...
И он решил, что всё равно нужно как-то воздействовать на процесс и что пора самому проверить обстановку в "эпицентре" событий...
В этот момент кто-то дёрнул ручку запертой двери его кабинета. И Андрей Иванович пошёл открывать.
— Что-то вы всё взаперти сидите?.. — На пороге кабинета стоял капитан Сидоров. — Самоустранились? Так и будет указано в докладной. А пока требую обеспечить мне помещение для ведения круглосуточной работы, — слова Сидорова в тишине кабинета звучали громко и грозно.
— Ну и располагайтесь здесь — в моём кабинете! — Нервы Андрея Ивановича не выдержали такой наглости милиционера, и он тоже перешёл на крик. — А у нас с Зинаидой Павловной рабочий день окончен...
— Пойдёмте, Зиночка, — обратился он уже к своей секретарше, которая всё ещё дежурила на телефоне, тоже втайне надеясь, что вот-вот позвонит первый секретарь горкома партии или кто-то ещё выше — из самой Москвы — и даст команду капитану немедленно прекратить такое безобразие...
— Не-ет... Вы мне предоставьте место, чтобы я мог наблюдать опечатанные ворота холодильных камер с бананами...
— Да он сумасшедший. Одержимый какой-то... — подумалось Андрею Ивановичу. — Считает, что мы способны на преступление... Значит, считает нас жуликами... Значит, хочет в тюрьму посадить... То есть во что бы то ни стало добиться громкого дела... Ну, тогда поборемся...
— Ладно, пошли... А ты, Зиночка, иди домой, — проговорил он уже спокойным голосом, направляясь к выходу.
Заведующий фруктохранилищем сидел в бытовке, поглядывал в окно и пытливым своим умом пытался проанализировать итоги прошедшего дня:
— По два килограмма с каждого завеса — не так уж и плохо получается, — рассуждал он вслух сам с собой. — Грубо говоря, двести завесов потянут четыреста килограммов. А куда ещё шестьсот?.. Ну хотя бы полтонны... Куда их деть?..
Шурик вообще был оптимистом по жизни — "весёлым и находчивым". Родом из деревни, с детства приученный к труду, он всего в жизни добивался своим усердием. Когда с тружениками деревни рассчитывались за их труд натуральным продуктом в пропорции от наработанных ими трудодней, он, ещё будучи мальчишкой, умел зарабатывать деньги на дарах леса. И не ленился, как другие, а только удивлял всех своей смекалистостью, как можно на чём-то хоть и немного, но заработать...
Так и пошло у него по жизни — усердие и смекалка стали ему надёжными помощниками. И, что ещё немаловажно, был он по натуре своей не прижимистым. Эти качества были видны окружающим и вызывали естественное уважение. Кроме того, работники ОРСа понимали, что на такой должности есть какая-то свобода для "манёвра". Потому грузчики и другой вспомогательный персонал частенько обращались к Шурику с просьбой дать в долг деньжат на бутылку-две водочки, особенно в часы сверхурочной работы по разгрузке вагонов, затягивающейся порой допоздна. Он никогда не отказывал и никогда не напоминал о взятых у него как бы в долг деньгах... За что уважали его еще больше и любовно называли — наш Шурик...
А в данный момент его пытливый ум искал варианты выхода из этой дурацкой ситуации, как он охарактеризовал её сам. И уже было начали вырисовываться черты каких-то тактических действий, как через окно своей бытовки он увидел опять ту же картину, что и несколько часов назад. Опять на удалении друг от друга в его сторону шли начальник ОРСа и капитан милиции.
— Мне нужно помещение вот с тем окном, — подойдя к складам и оценив обстановку, тоном, не терпящим возражений, проговорил Сидоров, показывая рукой на одно из окон кирпичного здания напротив пакгауза. — Чтобы ворота камер были под постоянным моим наблюдением.
— Это так это, занимайте... — уже как-то отчуждённо, с интонацией безразличия в голосе, прозвучали слова Андрея Ивановича. Он чувствовал, что просто устал от настырности этого человека, что его безаппеляционность подавляет своим милицейским бескультурием и уверенностью во вседозволенности. — Кстати говоря, это как раз бывшая бытовка сторожей. Надобность в которых теперь отпала, потому как все склады оборудованы охранной сигнализацией. Но уж если вам очень хочется поработать в качестве сторожа — валяйте!.. — нашёлся всё-таки Андрей Иванович как уколоть самолюбие капитана Сидорова. И не оборачиваясь, направился дальше, к бытовке заведующего фруктохранилищем.
— Ну, что?.. Доигрались!.. — обличающий тон начальника моментально выветрил из головы Шурика какие-то роящиеся там идеи... И он открыл только рот от удивления не зная, что сказать в ответ. Таким разъярённым Андрея Ивановича Шурик даже и представить не мог.
А начальник продолжал всё в той же интонации:
— Он решил пасти тебя круглосуточно... Как хочешь, так и выкручивайся. Ты!.. Только ты во всём виноват. Вся ответственность только на тебе. И заруби это себе на носу — первым пойдёшь... А не хочешь — так выкручивайся...
— Что ж мне, убить его, что ли?.. — не сдержав нахлынувшей вдруг обиды, почему-то шёпотом вымолвил Шурик, не дав начальнику закончить фразу.
— Как хочешь!.. Тебе видней! — грозно выкрикнул начальник и, выдержав паузу, уже тихим и ласковым тоном повторил: — Как хочешь, Шурик... — И вышел из бытовки.
Капитан милиции Сидоров оценивал перспективу из окна выбранного им наблюдательного пункта.
— Всё замечательно... — подбадривал он себя вполголоса. — Всё как на ладони. И даже окошко бытовки этого Шустрика видно по диагонали... Вот жалко только, что дверь её с другой стороны. Да она мне и не нужна. Главное, что ворота холодильных камер как на витрине... А сама эта бывшая бытовка сторожей тоже ничего... И кушеточка есть, и стол, и пара стульев... И, похоже, даже прибираются здесь периодически...
Андрей Иванович шёл к выходу с базы неторопливой походкой будто сильно сомневающегося в чём-то человека и успокаивал себя:
— Ничего, ничего... Хорошо я его накрутил... Коротко и ясно. Шурик сообразительный малый, что-нибудь да придумает... Бороться, бороться надо...
А Шурик разочарованно смотрел в спину удаляющегося начальника. В голове была какая-то пустота... Но то, что и ему придётся остаться здесь на ночь, а может быть, и не на одну — он уже решил для себя абсолютно однозначно. Зачем?.. Он пока не представлял. Но каким-то внутренним чутьём ощущал необходимость в этом...
Капитан Сидоров уже больше часа сидел за столом у окна. И теперь его мучили два момента. Во-первых, он вдруг ощутил, что очень голоден. За весь день так и не пришло ему в голову перехватить что-нибудь хотя бы в буфете этого ОРСа, о наличии которого догадывался. Он знал, что на таких объектах как правило есть буфеты для своих работников, где продаётся всё без торговой наценки.
— Сволочи... Ворьё... — начал заводить он самого себя. — Это ещё один момент, за что сажать надо. Жалко, не в моей компетенции этот вопрос... А куда ОБХСС смотрит?.. Я бы раскрутил это дело на полную катушку. Времена теперь такие... Придётся по окончании этой операции докладную написать в областную прокуратуру... Пусть проверят все такие гадюшники... Ну, а мне пока придётся перетерпеть охоту пожрать. До утра потерплю — это не так страшно... — убеждал он самого себя.
А вот второй момент беспокоил его больше.
— Интересно было бы узнать, куда делся этот Шустрик?.. — зациклился он над вопросом. — Жалко всё-таки, что дверь его бытовки не видна отсюда. А интересно, есть тут ещё выход с базы?.. Вряд ли... Объект охраняемый, с проходной. Всё, как положено... Но этим путём он никак не мог пройти мимо моего внимания... Значит, там сидит... Только зачем он остался?.. Думает ночью нарушить мои печати и вывезти часть бананов?.. А потом всей комиссией будут утверждать, что я забыл второй раз опечатать?.. Тем более, что опечатывал-то я только в его присутствии, когда уже все остальные разбежались. Нет!.. Ты ещё не знаешь капитана Феликса Сидорова!.. Я уже сейчас схожу и проверю печати, чтобы ты видел из своего окна мою бдительность... А ночью не сомкну глаз... А нужно будет — и применю силу...
И только было он поднялся со стула, как увидел знакомую фигуру своего заместителя Молчанова, движущуюся мимо его окна по направлению к бытовке Шурика.
— Неужели?!. Неужели отбой операции? Никогда бардак в этой стране не прекратится... Никогда!.. Уже сработали связи... — выскакивая из бытовки, кричал разъярённый капитан. — Ты меня ищешь?! Вот он я!..
— Конечно тебя... Весь день просидел у телефона. И тишина... А ты чего такой злой?.. Докладную в управление я отправил... Звоню сюда, начальнику, секретарша говорит, что тебя нет. И, что про комиссию ничего не знает... И кладёт трубку. Ни звонков от тебя, ни самого тебя нет... Вот и приехал электричкой.
— Ну молодец, Иван Иванович, век не забуду, — жар, ударивший в голову капитана, понемногу отходил. — Здесь такой гадюшник!.. Башки можно сносить всем подряд — не ошибёшься... Знаешь что?.. Сделай одолжение — сходи, купи мне чего-нибудь пожрать, пока магазины ещё не закрылись. Помнится, где-то здесь, совсем недалеко, гастроном есть... Да, и проверь ещё... Этот заведующий, здесь ли? Загляни к нему в бытовку.
А Шурик и не таился ни от кого. Увидев из окна обоих милиционеров, что-то живо обсуждающих, выразительно при этом жестикулируя руками, у него, как и у капитана, мелькнула шальная мысль: — Неужели отбой?! И он вышел к ним с радостной улыбкой.
— Мужики, заходите, чайку попьём... А можно чего и покрепче — рабочий-то день окончен...
— Да пошёл ты… — опять взорвался капитан. — И чего ты вообще здесь дежуришь?..
— Так ты же сам велел печати охранять… — с присущим ему юмором и ничуть не смутившись, ответил Шурик. — Вот и будем охранять их напару с тобой... Чтоб ни-ни... Чтоб никто... — в такт последних слов Шурик погрозил указательным пальцем и развернувшись, направился к себе.
— Гадёныш... — вслед ему прошипел капитан.
— Чего ты его так?.. — не понял Молчанов.
— Да он с весами как фокусник обращается... Сходи до магазина, Иван Иванович, а я пока печати наши на складах ещё раз проверю... Боюсь, что завтра за день не управиться, так что все вопросы по отделению ты замыкай на себе... И говори всем, что я в командировке.
— Похоже, что влез Феликс в говно по самые уши... — размышлял Молчанов, двигаясь поспешным шагом в сторону гастронома.
— Похоже, что уже и сам жалеет. Горяч... ох горяч начальник, не оглядевшись с этими новыми требованиями — сразу вперёд... В атаку. Требования новые, а порядкито пока старые. Характер проявить решил... Рановато, ох как рановато, почва ещё не подготовлена. Ещё никто ничего не понял по-настоящему, ещё никто ничего не боится... Вся страна в мелком воровстве погрязла, всех же не пересажаешь. Даже поговорки-то под стать этому насочиняли... Как там?.. "От большого немножко — не воровство, а делёжка". Или вот ещё: "И всё вокруг колхозное, и всё кругом моё". Или вот: "Через проходную — ни одной пустой ходки"... — одна за другой всплывали в памяти старшего лейтенанта милиции изюминки народного фольклора.
А вот и магазин, совсем недалеко. "Хороший у них городок — компактный, всё рядом", — заходя в гастроном, Молчанов переключился уже на другие мысли:
— А чего сейчас, в такие голодные времена, да ещё и перед закрытием магазина, можно купить?.. И вдруг услышал голос из кассы:
— Валюша, выкладывай наборы в свободную продажу, через двадцать минут закрываемся...
— Всё это можно у вас свободно купить?.. — Молчанов смотрел и удивлялся, как продавщица выкладывает из большущего холодильника на прилавок пакеты, в которые были нафасованы: по батончику полукопчёной колбасы, куску сыра, куску сливочного масла, большой пачке индийского чая "со слоном", банке сгущённого молока.
— Вы что, товарищ милиционер, первый раз в магазин решили сходить?.. — со смешком и вопросом на вопрос ответила ему продавщица.
— А можно без масла и сгущёнки?.. — Старший лейтенант прикидывал скромную наличность в своём кармане и боялся, что на всё денег может не хватить.
— Ну-у... для работника милиции пойдём навстречу, — опять со смешком ответила продавщица. — А мясо будете брать?..
— У вас и мясо свободно продают? — не смог сдержать удивление Молчанов. — Нет, мясо мне не нужно...
— Так вы что?.. Не наш, что ли?
— В командировке я здесь... — нашёлся как ответить старший лейтенант.
— Ну, заходите тогда и ещё, а пока вот пробейте чек на эту сумму. — И она подала ему бумажку, на которой записала цифры.
— Да-а... Молодец здесь у них начальник ОРСа. Снабжают город как надо, — подумалось Молчанову. И удивительное дело, но он ощутил в себе вдруг чувство какого-то уважения и к этой улыбчивой продавщице, и к ОРСу, и к этому городу в целом. - Да, хоть где-то простые люди в нашем государстве живут как положено, — порадовался он. И, видимо повинуясь своей профессиональной выучке уточнять всё до конца, спросил:
— Раз в месяц дают такой паёк?..
— Почему раз в месяц?.. — вроде как даже с обидой ответила продавщица. — Не раз в месяц, а еженедельно на каждого взрослого члена семьи. И не паёк, а набор продуктов по утверждённой норме... Но по талонам...
Когда Молчанов выкладывал на стол принесённые им харчи, капитан Сидоров вдруг резко спросил:
— И где ты всё это взял?..
— В свободной продаже... — не вдаваясь в подробности ответил тот и тут же добавил:
— Понюхай, Феликс, у них даже хлеб какой-то душистый. Похоже, сами выпекают...
—Ладно!.. Всё!.. — резко, злобным голосом оборвал его начальник. — Езжай домой. От телефона не отходить... Ждать моих указаний...
— А у тебя есть в чём чаёк-то вскипятить?.. Жевать же заварку не будешь, хоть она и "со слоном".
— Ни хрена у меня нету!.. — раздражение опять нахлынуло на Феликса. Ну не нравилось ему всё в этом городке научников. И тем более тот факт, что, оказывается, колбасные изделия можно купить здесь так запросто... И даже чай "со слоном".
— Ладно, я сейчас вернусь. — Молчанов вышел за дверь.
— Куда ты?.. — прокричал вслед ему начальник. И не получив ответа, прильнул к окну.
— О!.. Вот и старлей пожаловал. Присаживайся, дорогой, присаживайся... Водочкой тебя угощу... Рабочий день окончен, можно и расслабиться чуток... — Шурику уже до чёртиков надоела эта неопределённость. Давление на него со стороны своего начальника и злобные нападки капитана Сидорова никак не давали возможности сосредоточиться. В голове крутилась только одна фраза: "Обложили... со всех сторон обложили". И он решил немного расслабиться.
На столе бытовки стояла уже початая им бутылка водки и бутербродный закусон. А сам Шурик был уже слегка навеселе.
— Нет, Александр, извини... Я ещё на службе. Это тебе уже можно... А я с просьбой — дай чайничек попользоваться...
— Начальнику что ли?
— Ну, не дашь, значит, не дашь...
— Дам, не жалко. Мы люди простые, без закорючек. А то загнётся там твой начальник с голодухи от служебного рвения. Забирай... и стакан прихвати — не из носика же ему чай сосать... Я видел, как ты в магазин бегал... Всё по-людски. Только вот одно не пойму, что за человек такой этот ваш капитан?..
— Характер у него превыше разума. Такое бывает в людях... Ты в общем-то, Александр, особо его не дразни. Он непредсказуем в своём рвении... И порядки теперь в стране другие... — Молчанов взял чайник со стаканом и вышел.
— Ну какие могут быть порядки другие?.. Это, может быть, где-то там, у них, другие, а ко мне никаких новых правил работы не поступало... — рассуждал Шурик вслух, а рука его тем временем тянулась к бутылке водки. — Ещё грамм семьдесят можно для разрядочки, и хорош. — Шурик умел ограничивать себя в количестве выпивки.
Капитан Сидоров на удивление мягко встретил своего зама. Он, конечно же, сразу сообразил, куда и зачем отправился Молчанов, но никак не ожидал, что вернётся тот с чайником.
— Слушай, Иван Иванович!.. Ну объясни ты мне психологию этого Шурика. Я на его месте никогда в жизни не пошёл бы навстречу...
— Человек он такой... простой, — очень чётко и коротко ответил Молчанов. — Ну, ладно, я побежал, успеть нужно на последнюю электричку. Там поди дома меня уже заждались. Я же не предупредил, что задержусь. Жена, наверное, от телефона не отходит... А воды-то для чая тебе есть где набрать?..
— Да у них тут всё как положено... — в интонации капитана опять появилось раздражение. — И санузел с умывальником вон там, в конце коридорчика. Зайди, глянь на дорожку. И всё кафелем выложено. Позавидуешь... Здание с какими-то вспомогательными помещениями, а лучше нашего отделения... — то ли возмущался, то ли восхищался Феликс Сидоров, провожая своего зама до выхода.
А возвращаясь назад, в бытовку, уже твердил другое:
— Зажирели... Ох, как зажирели они тут, суки...
Первый секретарь горкома партии Иван Сергеевич не находил себе покоя весь остаток дня после посещения его начальником ОРСа.
— Это дело может иметь большой резонанс... — накручивал он себя, сидя в своём домашнем кабинете за письменным столом.
Умение логически мыслить и анализировать возможные последствия различных ситуаций, а также великолепное знание психологии людей (а это талант своего рода) позволили ему — довольно молодому ещё человеку — достичь самой высокой руководящей и направляющей должности в городе. К нему присматривались и наверху. Его уже прочили на должность третьего секретаря обкома партии. А там, в столице, будучи на виду, могли открыться головокружительные перспективы роста.
— Такой казус... Такая ерунда... Ну буквально ни на чём можно моментально растерять свою репутацию... — рассуждал секретарь в глубокой задумчивости. Что делать?..
Перед ним на письменном столе лежал лист бумаги, на котором были записаны два основных пункта: под номером один — сообщить в обком и под номером два — не сообщать. А под каждым из этих пунктов — по несколько строк мотивации противоположных друг другу решений.
В конце концов он пришёл к выводу, что не сообщать нельзя. Потому как если дело раскрутится по полной программе, ему же первому и зададут вопрос: — А куда ты смотрел вместе со своей партийной комиссией по народному контролю?.. И хорошо, если просто отделаешься выговором. Но сегодня такое время, что вполне можно распрощаться с должностью. Да-а... Такие времена настали. Чистка идёт в стране... Чистка...
Всё!.. Решено окончательно и бесповоротно — еду с утра в Москву... — И он, как подобает человеку, умеющему принимать верные решения, сразу успокоился и пошёл спать...
Начальник ОРСа ... Андрей Иванович тоже в это время был у себя дома. Но он не строил никаких планов. Он просто запретил всем домашним пользоваться телефоном. Он с надеждой ожидал, что вот-вот позвонит ему первый секретарь и сообщит какую-нибудь радостную весть. Но часы уже показывали полночь... Андрей Иванович понял, что звонка не будет и, приняв двойную порцию снотворного, тоже отправился спать.
Капитан милиции Феликс Сидоров, лёжа на жёсткой кушетке, находился в какой-то полудрёме. Плотный ужин на пустой желудок возымел своё действие. Внутренние силы организма были переброшены на пищеварительный процесс, а мозги не желали работать. В голове было пусто до звона. Он попытался взбодрить себя очень крепко заваренной порцией индийского чая, но это почему-то возымело противоположное действие. Наступила блаженная расслабуха и кушетка, как огромный магнит, притянула его тело к себе...
Заведующий фруктохранилищем Шурик в это время, наоборот, очень спокойно посапывал точно на такой же кушетке, только положив на неё толстый лист поролона, а под голову подушку. Две стопочки водки удивительным образом просветлили голову и он "уцепил" всё-таки ту мысль, от которой отвлёк его своим "наскоком" начальник ОРСа. Сначала Шурик даже испугался такой идеи...
— Этот вариант ещё более криминальный... — размышлял он вполне здраво. Но тут же успокаивал себя, что завтрашнее взвешивание всё покажет, а это нужно держать в запасе — на крайний случай... И удовлетворившись таким решением, отошёл ко сну...
Галина — заместитель главного бухгалтера ОРСа, а теперь, по-существу, председатель комиссии, мучалась в размышлениях и никак не могла уснуть, лёжа в постели. Тот акт на усушку тонны бананов она не подписывала. Членом той постоянно действующей комиссии была другой бухгалтер. И ей было очень жалко ту немолодую уже и скромную женщину, которую Галина очень уважала за знание бухгалтерской работы и которой тоже грозили большие неприятности, окажись указанная усушка фиктивной. Жалко было ей и Шурика, и Андрея Ивановича... И себя, в какой-то мере, тоже — потому что не знала, какую занять ей позицию в данной ситуации.
А вот капитан Сидоров раздражал её своей злобной подозрительностью и пугал каким-то хищным выражением лица...
Но в конце концов она решила, как и подобает честному человеку, занять нейтральную позицию, чтобы к ней лично ни у кого не было никаких претензий. При этом постараться максимально чётко организовать работу комиссии... И с таким решением она наконец-то заснула.
Заместителя начальника ОРСа Николая Александровича в это время не мучили никакие сомнения. Он лежал на высокой кровати-каталке в реанимационном отделении медсанчасти города под капельницей. Напичканный сильнодействующими сердечными и успокоительными препаратами, его разум блаженствовал, блуждая в каких-то других, виртуальных мирах... И на губах его играла загадочная джокондовская улыбка...
Утро рабочего дня в ОРСе началось, как обычно. Первыми на работу подтягивались завскладами, кладовщики, грузчики, транспортные рабочие...
Но двое тех грузчиков, которые постоянно были закреплены за фруктохранилищем, пришли почему-то сегодня намного раньше обычного. Они обогнули пакгаузы со складами с другой стороны и, минуя посторонние взгляды, не переодеваясь ещё в рабочую одежду, зашли в бытовку заведующего.
— Шурик!.. — после обмена рукопожатиями начал один из них. — Ты же знаешь, как мы тебя уважаем... Поэтому командуй, что делать?.. Мы можем и совсем "сачконуть" — вот развернёмся сейчас и уйдём. Можем и "резину тянуть". Можем опять кар "запороть"...
— Нет, мужики, не надо... — перебил он. — Давайте сегодня поработаем по-ударному. Как всегда... Один холодильник нам сегодня надо перевзвесить. В нём примерно треть всей партии. А там видно будет...
— Шурик, а ты не забыл, что там дверца есть?..
— Не забыл, ребят, не забыл, — поспешно перебил он говорящего и приложил палец к своим губам. — Впереди два выходных дня, что-нибудь придумаем...
— Ну, тогда располагай нами, как решишь... Мы пошли переодеваться...
— Спасибо, мужики...
— Да мы же всё понимаем... А другой заведующий нам не нужен...
Шурик смотрел им вслед и думал:
— Только на работяг можно положиться в наше время. Только на работяг... Они не сдадут. А у начальников весь стиль работы только на запугивании. И главное, чтобы всё говно от себя отгрести, которое сами и наворочали...
Работа комиссии по перевзвешиванию бананов, вопреки опасениям капитана Сидорова, началась на удивление организованно. Единственное не нравилось ему, что каждый раз при взвешивании очередной партии коробок с бананами заведующий поправлял выставленные им гири на рейках весов. Капитан кипел от негодования, но пришлось побороть в себе эту злобу и смириться, потому как Шурик с какой-то нагловатой улыбочкой (так, по крайней мере, ему показалось) вдруг при первом же взвешивании громко спросил, чтобы слышали все:
— Капитан, а ты аттестован на работу с весами?.. Это было как удар в поддых. И он только втянул в себя воздух, но не нашёлся, как ответить...
А Шурик, уже подёргав гири туда-сюда, скомандовал записывать вес. Вес вчерашних двадцати коробок оказался тем же — четыреста двадцать шесть килограмм, на котором ещё вчера настаивал заведующий фруктохранилищем. И это немного успокоило Сидорова.
— Ну и ладно, пусть будет так, главное, что за ночь они ещё не усохли... — убеждал себя капитан.
Грузчики работали слаженно, без лишних движений и суматохи. С редкими короткими перекурами и без простоев... Но темп работы не устраивал Сидорова.
— Час работы и только десять завесов, — поглядывая на часы, проводил он подсчёты вслух. — Надо ещё грузчиков!.. — резким тоном потребовал он.
— А где их взять?!. — также резко и категорично оборвала его Галина. — Грузите сами, вы же хоть и милиционер, но вроде как мужик...
— Да-а... Тут у них все борзые, даже эта смазливая бабёнка, — подумалось капитану. Но он опять промолчал и только желваки заходили на его скулах. — Ничего... Я потом устрою вам хождение по мукам...
Сидоров просто не понимал, что эта внеплановая работа никого не вдохновляет, кроме него. А его настырная милицейская манера поведения вызывает протест.
— Вы обязаны будете организовать работу в выходные дни!.. — наконец совладав с собой, он нашёл, как ответить Галине.
— Я вам, товарищ Сидоров, ничего не обязана. -Галина сделала ударение на слове "товарищ". — Это компетенция начальника ОРСа, вот к нему и обращайтесь...
И всё-таки, отправляясь на обеденный перерыв, Галина решила зайти к начальнику. Во-первых, её беспокоил вопрос, почему обычно такой активный во всех делах Андрей Иванович за половину рабочего дня так и не появился на самом ответственном, как она считала, участке работы базы?.. И во-вторых, она же уже решила для себя, что должна обеспечить бесперебойную работу комиссии...
Андрей Иванович сидел в своём кабинете. Он повторил вчерашнее задание секретарше, что на месте только для первого секретаря горкома партии и московского начальства. Но нужных звонков не было, и это безмолвие пугало его ещё больше...
— Андрей Иванович, Галина к вам... — услышал он голос секретарши по внутренней связи.
— Пусть заходит...
В глазах начальника Галина прочитала какую-то желанную надежду чего-то необычного...
— Что у нас там?.. — интонация, с которой был задан вопрос, выдавала те же чувства.
— Да ничего особенного... Взвешиваем... — спокойный ответ Галины как-то сразу погасил надежду в его взгляде. И он даже отвернулся в сторону. — Только вот Сидоров требует организовать работу комиссии на выходные...
— А сама как считаешь?
— Я думаю, что придётся. Этот милиционер непредсказуем. Лучше его не дразнить...
— А Шурик что говорит?..
— Пока молчит.
— Скажи, пусть зайдёт ко мне...
— Он не пойдёт. Они с Сидоровым сторожат друг друга...
— Ладно, я сам схожу. Иди обедай. Потом зайдёшь...
— Капитан, пойдём, обедом угощу... — в голосе Шурика чувствовалось какое-то торжество.
— Да пошёл ты!.. — с нескрываемой злобой ответил тот и направился в предоставленное ему помещение. Он чувствовал, он всем своим нутром ощущал, что этот Шустрик управляет процессом, хоть и не показывает вида.
— Ага!.. Вот и начальник наконец-то появился!.. — восторжествовал Сидоров, увидев через окно Андрея Ивановича. — К Шустрику идёт. Ну ладно... ладно, пусть поговорят. Раз сам сюда идёт, значит, мандражирует — знает, чем дело пахнет... Интересно, зайдёт потом ко мне?.. Или нет?..
Шурик через окно своей бытовки ещё издали увидел Андрея Ивановича. Тот шёл как-то сгорбившись, будто под гнётом очень тяжёлой ноши на своих плечах. И походка его была сегодня какая-то другая, в ней совершенно отсутствовал тот энергичный задор, по которому обычно и отличаются деловые люди. И Шурику стало очень жалко этого уже немолодого человека.
— Здравствуйте, Андрей Иванович, — открывая дверь бытовки навстречу своему начальнику, проговорил он без тени обиды за вчерашнюю выволочку и запугивание...
— Здравствуй... Здравствуй, Александр... — про¬тягивая руку, поздоровался тот. — Как хоть дела-то?.. — В этот короткий вопрос была вложена такая энергетика интонации, что у Шурика сжалось сердце от жалости к нему.
— Всё будет путём!.. Даю вам слово! — эти успокаивающие слова слетели с языка Шурика, опережая мысли. Но он не пожалел о сказанном. Он всем своим существом чувствовал, что просто обязан в данный момент как-то успокоить этого в общем-то доброго и порядочного человека.
— А я только на тебя и надеюсь, — скороговоркой, уже не лукавя, выпалил Андрей Иванович. — А работу на завтра организовать?.. Или воспротивиться?
— Организовывайте... Пусть будет приказ на оба дня. Только кроме моих грузчиков других не нужно...
—Я верю в тебя, Александр!.. — И начальник ОРСа вышел из бытовки заведующего.
— Во козёл!.. Похоже, мимо намылился... — негодовал капитан Сидоров, выскакивая на улицу. — Начальник!.. — прокричал он уже в спину Андрею Ивановичу. — Чтобы организовали мне работу комиссии на выходные!..
— Все вопросы через председателя — на ходу, вполоборота головы, ответил ему тот...
Первый секретарь горкома партии Иван Сергеевич в это время пытался растолковать второму секретарю обкома неприятную ситуацию, которая и привела его в Москву. Но тот никак не хотел вникнуть в его проблемы. Иван Сергеевич уже по пятому разу пытался ввести обкомовского секретаря в курс дела, акцентируя внимание то на одних, то на других моментах... Но, похоже, тот его просто не слышал, он перебирал пачку каких-то бумаг и часть из них складывал в папку... И вдруг выдал со всей откровенностью:
— Слушай!.. Ты чего приехал сюда без договорённости?.. Я заскочил на работу за документами, только потому ты меня и дождался... Мы все сегодня в ЦК с докладами. Сейчас обеденный перерыв, а мне пожрать некогда. Башка кругом идёт. Тут головы у людей слетают... А он бананы какие-то считает... Смотрю, живёте вы там, в своей провинции, как... бары... Не загружай ты меня... Ха-ха-ха... Бананами... Всё, привет!.. Я улетел.
Рабочий день на базе ОРСа подходил к концу. Две ведомости весовых показателей, одна в руках у Галины, другая в руках у Шурика (у каждого своя), были испещрены цифрами. Бананы одной из двух холодильных камер были перевзвешены. С приказом работы на субботу и воскресенье секретарша начальника ОРСа ознакоми¬ла под роспись всех членов комиссии. А капитану Сидорову вручила отдельный экземпляр со словами:
— Возьмите, капитан, может, вам нужно будет в дело подшить. Или на память себе оставите...
— Ехидная тварь... — пробормотал Сидоров еле слышно, но экземпляр приказа зачем-то взял.
— Ну, наконец-то, на сегодня это сумасшествие закончено... — с облегчённым вздохом проговорила Галина. — А теперь, товарищ капитан, распишитесь на ведомости завесов... И Шурик распишется, и я тоже...
Сидоров поставил свою подпись и потребовал ведомость оставить ему.
— Ну уж нет, уважаемый, так не полагается. А если вы нам не доверяете, пойдёмте в вашу бытовку и перепишем всё на чистый бланк, специально для вас... — Галина сделала резкое ударение на словах "вашу бытовку".
— Ехидная тварь... — опять еле слышно пробормотал Сидоров те же слова, но на этот раз желваки заходили на его скулах.
Капитан Сидоров сидел за столом и тупо изучал переписанный специально для него экземпляр ведомости.
— Что можно вычислить по этим цифрам.. — спрашивал он самого себя. И сам же отвечал себе:
—Ничего...
— Это пока ничего... — тут же успокаивал он себя. — Но, когда взвесим, всё!..
Шурик тоже изучал свой экземпляр ведомости. При этом, ловко манипулируя клавишами калькулятора, он что-то суммировал, вычислял проценты, отнимал и делил... И наконец подвёл итог: — Так... Будем считать, килограмм двести отвоевали... Маловато будет... Придётся, как я и предполагал, всё-таки внедряться... Только бы ребята не подвели…
Перед уходом грузчиков он успел шепнуть им, чтобы те шли домой, отдохнули, а к часу ночи он станет их поджидать.
— А вот это уже нехорошо, — вырвалось у него вслух. — Если они останутся вдвоём?.. — Шурик увидел через окно своей бытовки движущуюся фигуру старшего лейтенанта Молчанова. — Ну ладно, ничего... — тут же успокоил он себя. — Есть и ещё одна ночь в запасе. Что-нибудь придумаем... И вдруг рассмеялся. Ему вспомнились слова, которые сказал однажды в качестве тоста на дне его рождения один из уважаемых людей круга его общения:
— Ты, Александр, великий оптимист. Людей такого склада характера очень мало. Но это лучшее средство от любых неприятностей. И потому желаю тебе оставаться таким всю свою жизнь...
— А ведь, похоже, я действительно такой, — почему-то уже с грустью подумалось ему. — А вот плохо это или хорошо в подобной ситуации?.. — И он не определился, как ответить себе на этот вопрос.
— Приветствую, Феликс... Приехал подменить тебя... — как всегда без лишних слов, здороваясь за руку со своим начальником, изложил причину своего появления старший лейтенант Молчанов. — Вот и ужин мне жена навязала... — Он поставил сумку на стол.
— Нет!.. Ты мне лучше доложи обстановку на службе, — не очень дружелюбно ответил тот.
— Тишина... И от тебя звонка опять не дождался. Съезди домой на ночку. Отоспись... Я понимаю так, что и на завтра работы организованы... — Молчанов вглядывался в появившиеся под глазами начальника темные круги и ему действи¬тельно чисто по-человечески было его жалко.
— Я же сказал, "нет"! — в голосе Сидорова чувствовалось уже раздражение. — На вот, лучше посмотри первый документ работы комиссии, — и, передавая ведо¬мость завесов в руки Молчанову, добавил:
— Только пока по этим цифрам всё равно ни хрена не ясно...
— Почему не ясно?.. — не согласился тот. — Уже кое-что вырисовывается... Сколько там было указано мест-то?..
— А я не помню...
— Так, давай их акт на усушку посмотрим, там всё указано...
— А у меня его нет...
— Как нет?
— Я его вместе с предписанием им вернул...
— Ну, ты даёшь, Феликс Петрович!.. А если они его аннулируют или новый составят?..
Капитана бросило в жар, он вскочил со стула и нервно заходил по помещению бытовки взад-вперед.
— Ладно... Не переживай ты так... — попытался успокоить его Молчанов. - Не думаю, что они на это пойдут. Тем более, работы начаты, значит, твоё предписание принято к исполнению... А в предписании всё отражено...
Капитан с облегчённым видом плюхнулся на стул.
— Ты кончай меня так пугать, Иван Иванович...
— Да не пугаю я, а просто вслух анализирую ситуацию. И цифры я, кажется, запомнил... Всего 4800 мест;
четырьмя вагонами... Общее нетто сто тонн... Ну вот, давай теперь и прикинем...
После старательных арифметических действий в столбик с помощью шариковой ручки старший лейтенант Молчанов выдал своему начальнику данные:
— По моим подсчётам получилось, что на взвешенной партии недостача примерно двести килограмм. Значит, вся усушка должна быть что-то около полутонны...
— Но не тонна же!.. — восторженно выкрикнул капитан. И злорадная улыбка заиграла на его губах... — Иван Иванович!.. Сходи-ка, пожалуй, к этому Шустрику, разведай там обстановку... Наверняка он тоже посчитал... — злорадная улыбка не сходила с его лица.
Во-о!.. Подмога капитану прибыла... Надо, надо. А то он не ест, не спит, даже в туалет не отходит... Уж очень хочется ему пересажать всех подряд в тюрьму. А самому майора получить... — потоком чёрного юмора встретил Шурик входящего к нему в бытовку Молчанова.
— Нет... Не остаюсь я, последней электричкой уеду... Чайник-то тебе сейчас вернуть?..
— Пущай капитан пользуется, — перебил его Шурик. — А то как-то не гостеприимно получится. Дал, забрал… Это не по-нашенски, не по-русски...
— Многовато вы списали бананчиков-то... раза в два... — теперь Молчанов перебил Шурика. Чем-то нравился ему этот парень. — Какое-то залихватское всепрощение, доброта, неуёмный оптимизм... так и прут из него... — подумалось немолодому уже старлею.
— Да нет, Иван Иванович, вагон на вагон не приходится. Эти рефрижераторы не пойми как работают. Техника-то ненадёжная...
— Ну, и чем там дышит Шустрик?.. — вопросом встретил своего зама капитан Сидоров.
— Да ты знаешь, Феликс Петрович, похоже, парень-то он неплохой...
— А-а!.. Заступник объявился, — как с цепи сорвался капитан. — Давай мотай отсюда! Ты так ничего и не понял, какая сегодня политика в стране... Привыкли по старинке работать. Андропов... — и понесло, понесло Сидорова...
— Всё, всё, Феликс, я уже ушёл... — с досадой в голосе попытался Молчанов остановить словоизлияния своего начальника, но не тут-то было. Тот будто и не слышал его, а только всё больше и больше распылял себя. Старший лейтенант, уже проходя мимо окна бытовки, видел, как тот, всё ещё жестикулируя, выкрикивал какие-то лозунги...
Грузчики, как и просил их Шурик, явились к назначенному времени...
Работа комиссии по перевзвешиванию бананов началась в субботний день на час раньше, чем накануне. И грузчики почему-то сами теперь решили возить по двадцать три коробки за раз на том же каре.
— Под завязку весы загружать надо, быстрее получится, — объяснили они своё решение. Хотя вчера ещё, когда капитан Сидоров пытался призвать их к этому, ему указали пальцем на табличку, где значилось, что максимальная грузоподъёмность данного электрокара - четыреста килограмм. Сегодня почему-то таблички этой на каре не висело, а грузчики не стеснялись в выражениях:
— Мы не собираемся оба выходных здесь мудохаться... Нам и отдохнуть надо, — то и дело как бы подгоняли они и себя, и работающих на взвешивании. От грузчиков явно попахивало спиртным...
Но капитану Сидорову нравился такой ритм работы. Только на первом взвешивании он вывел гири сам, после чего был немедленно подкорректирован Шуриком. Капитан убедился, что разница в показаниях его двигания гирь и Шурика составляет примерно те же два килограмма, и не стал больше прикасаться к весам. Не стал прикасаться к ним и Шурик, передоверив столь важное действие своей кладовщице — также члену этой комиссии.
Пожилая женщина, поработавшая на этой должности под началом уже нескольких заведующих, пожалуй, больше чем кто-либо уважала своего нынешнего начальника. Она с ужасом вспоминала беспорядки, царившие здесь до прихода Шурика, и те внутриорсовские акты на списание сгнившей фрукто-овощной продукции, из-за долгого и безобразного их хранения на складах. Ежемесячно ей самой (почему-то так повелось с самого начала) приходилось оформлять кипы бумаг и ходить по ОРСовскому начальству — собирать подписи и выслушивать нарекания. А происходило это только потому (по её мнению), что предшественники Шурика не умели работать в "контакте" с заведующими магазинами...
Теперь то было в прошлом. Шурик сумел организовать почти безотходную работу их подразделения. Оформление актов отпало само по себе. А фруктохранилище — самое нелюбимое раньше начальством ОРСа из всех подразделений, стало теперь передовым. И по итогам социалистического соревнования их коллектив ежеквартально получал дополнительные денежные вознаграждения...
Кладовщица не хуже Шурика умела работать с весами так, чтобы предел точности завеса был либо в плюс, либо в минус — в зависимости от надобности... Работала она чётко, внимательно и бессловесно. Но сердце её начинало гулко бухать каждый раз, пока грузчики перекидывали коробки с кара на весы, а рядом стоял капитан Сидоров и ещё раз пересчитывал их количество. Она своим опытным взглядом сразу замечала, какие коробки упакованы не совсем так... и очень боялась, как бы этот злющий мент не заметил того же...
Но Феликс Сидоров зациклился совершенно на другом. Сегодня он решил сопровождать каждую ходку грузчиков от склада к весам и обратно, повторяя про себя как девиз:
— Теперь самое главное — проследить, чтобы завешено было всё до последней коробки...
Командирские права как-то незаметно перешли к грузчикам. Они уже давали команды и на короткие перекуры, и на коротенький обеденный "перекусон"... И то и дело твердили, как бы подгоняя процесс:
— Никто сегодня отсюда не уйдёт, пока работа не будет сделана.
Капитана такая постановка дела устраивала. И ведомость завесов он сегодня вёл свою. И никто его сегодня не подначивал, и никто с ним не спорил. Да оно было и ни к чему, потому как сам Сидоров был на удивление тих и спокоен. То ли он осознавал, что с пролетариатом, взявшим сегодня бразды управления процессом в свои руки, лучше не спорить — быстренько пошлют куда подальше... То ли потому, что две бессонные ночи и три дня на сухом пайке подорвали его энтузиазм... И он очень обрадовался, когда Галина, почему-то глядя именно на него, объявила всем:
— Всё!.. Слава Богу!.. Работы по взвешиванию закончены. И я как председатель комиссии предлагаю всем, кроме грузчиков, собраться завтра в десять утра, чтобы подвести итог и подписать новый акт. Я приглашу и начальника ОРСа. В понедельник заниматься этим мне уже будет некогда. Мою работу за меня никто не делает, пока я тут... — как бы в укор капитану заключила она.
Капитан Сидоров ехал на последней электричке. Он сидел в почти пустом вагоне, просматривал записи завесов и что-то ему не нравилось... Но он никак не мог сообразить, что именно?..
— Ладно, — пытался успокоить он себя. — Пока не просуммируешь, всё равно ничего не поймёшь. Сейчас приеду, приму душ, поужинаю по-людски, голова отдохнёт от этих цифр... А там и посчитаем... Эх... зря я на Молчанова накричал... Похоже, обиделся Иван Иванович, раз не приехал сегодня, как вчера и позавчера...
И вдруг Феликс Сидоров начал "заводиться":
— Какие все обидчивые кругом!.. На то я и начальник, чтобы давать установку и требовать исполнения... Твердишь им, твердишь... А они всё по старинке норовят работать. Нет!.. Сейчас с этим делом закончим, передадим в прокуратуру, и я кардинально займусь наведением порядков в отделе... А этот факт послужит хорошим примером, как нужно работать. Личный пример — главный помощник укрепления авторитета руководителя. — Этот лозунг так понравился ему самому, что он даже воскликнул:
— Нужно написать такой плакат и вывесить его в отделении на самом видном месте: "Личный пример — помощник авторитета каждого!" — Здорово звучит!.. И подписать внизу — Феликс Сидоров.
А с Молчановым придётся провести отдельную воспитательную работу. Уж очень он какой-то добренький...
Хорошее настроение Сидорова и некоторая расслабленность после принятия им водных процедур и домашнего ужина вдруг потихоньку стали перерастать в злобу, поднимающуюся откуда-то из самой глубины его подсознания. Он уже много раз суммировал в столбик все показания взвешиваний и ничего не мог понять. Общая цифра в девяносто восемь тысяч девятьсот тридцать один килограмм чистого веса (нетто) бананов вновь и вновь становилась итоговой.
— Такого не может быть... Я, наверное, не всё записал... — пытался успокоить себя Феликс. Он начинал пересчитывать количество завесов и мест... Сбивался, злился ещё больше уже на самого себя. И наконец не выдержал...
Он достал из холодильника уже когда-то початую бутылку "Андроповки"*, вылил всё, что оставалось, в гранёный стакан — стакан получился почти полный... И залпом осушил его. Человеком он был практически непьющим и поэтому некоторое количество водки, как остаток после какого-то праздника, всегда имелось в их холодильнике. Принятая доза оказалась для него не слабой... И он, уже махнув на всё рукой, со словами: "Разберёмся завтра"... — отправился спать.
_________
* Эта водка появилась в продаже с приходом на пост Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова. Недорогая, но хорошего качества, она быстро обрела популярность среди простого люда. На этикетке значилось название всего в одно слово: "Водка". Но народ переименовал её почему-то в "Андроповку".
Пока капитан Сидоров ещё только ехал в электричке к себе домой, Галина совместно с Шуриком быстренько произвели подсчёты результатов взвешивания.
Галина недоверчиво посмотрела в смеющиеся глаза Шурика. Пересчитала всё ещё раз... Но цифра оказалась прежней. У неё крутилось на языке спросить, как это ему удалось?.. Но она постеснялась и только со вздохом облегчения и улыбкой на губах высказала:
— Ну ты даёшь, Шурик!..
— Работа такая... — коротко ответил он. А Галина уже набирала номер домашнего телефона начальника.
— Андрей Иванович!.. У нас всё хорошо. Работы мы закончили. Данные Шурика подтвердились. И даже более того... — сразу, без долгих вступлений, докладывала она.
— А Шурик чего говорит?.. — начальник ОРСа и сам понял, что от радости спрашивает что-то не то.
— Шурик?.. Шурик ничего не говорит...
— А капитан?..
— А капитан уехал домой, он ещё не в курсе. На завтра в десять утра я собираю комиссию, чтобы... Чтобы уже подписать и утвердить акт. Должен приехать и капитан...
— Молодец, Галочка, умница... — Галина уловила в интонации начальника почти отеческие нотки. —Я тоже подойду к этому времени...
— Да, вы уж постарайтесь, Андрей Иванович… Я боюсь гнева этого Сидорова — честно вам признаюсь. Он... Он какой-то ненормальный...
— Ничего, Галочка, ничего... всё будет хорошо... — успокоил её начальник. — Давайте отдыхайте... — И положил трубку.
Андрею Ивановичу не терпелось теперь доложить обстановку и первому секретарю горкома партии. Он ликовал в душе и, пока набирал номер домашнего телефона Ивана Сергеевича, твердил вслух:
— Ай да Шурик... Ай да Шурик... Нет, не ошибся я в нём.
Андрей Иванович не знал, что накануне секретарь успел "смотаться" в обком партии и после общения там со вторым секретарём пребывал в паршивейшем настроении.
— Такого никогда раньше не было... Меня даже не пожелали выслушать, — уже вторые сутки Иван Сергеевич анализировал поведение своего обкомовского начальника, и ему казалось, что тени сгущаются именно над его головой. Такое пренебрежение к себе он никак не мог объяснить по-другому. Он чего-то ждал... Нервы его были напряжены, и потому он моментально поднял трубку зазвонившего телефона.
— Иван Сергеевич, здравствуй... — услышал он голос начальника ОРСа. — Комиссия закончила работу. Завтра будем готовить акт по итогам её работы...
— Не тяни резину! Что ты привык всё издалека начинать?.. Меня интересует только результат!..
— А результат подтвердился... — с ноткой обиды в голосе выговорил Андрей Иванович.
— Результат чего?.. — раздражённо перебил его секретарь.
— Результат того, что было указано в акте на списание...
— Это меняет дело... — в интонации секретаря сразу появились смягчающие нотки, у него уже мелькнула какая-то светлая мысль. — Что теперь нужно от меня?..
— Иван Сергеевич!.. Если это возможно, попроси начальника милиции прислать завтра на базу ОРСа кого-нибудь от них... А то этот капитан Сидоров очень неуравновешенный товарищ...
— Ладно... понял! — перебил его секретарь и положил трубку. У него в голове уже начала зреть та самая родившаяся мысль, и он спешил дать ей развитие...
Капитан Сидоров проснулся утром с головной болью. Непривычно большая для него разовая порция водки и две практически бессонные ночи сделали своё дело. Спал он как убитый, но в шесть утра, как по команде, открыл глаза. Биологические часы ритма его жизни не нарушали своего хода. Но в голове что-то гудело и давило изнутри на виски.
— Надо принять холодный душ и выпить горячего чая... — решил он.
Но и после этого голова продолжала болеть, а ненавистные цифры вчерашних его подсчётов мельтешили в глазах.
— Нужно взять с собой зама... — решил он. — Молчанов лучше разбирается в арифметике, дай-ка я звякну ему...
— Иван Иванович, я дома ночевал. Поедешь сегодня со мной... — без всяких объяснений и тоном, не терпящем возражений, скомандовал он.
Сидя в электричке, Молчанов ещё и ещё... раз просматривал ведомости завесов, перепроверял подсчёты, сделанные его начальником, и убеждался только в одном — как не прав был тот, затеяв всю эту кутерьму...
— Ну, что ты мне скажешь? — наконец не выдержал капитан.
— А почему вы стали взвешивать по двадцать три коробки?.. — вопросом на вопрос ответил тот.
— Так быстрее получалось. Весы-то позволяют...— начал было объяснять тот и вдруг сорвался почти на крик. — Ты чего, сам не понимаешь этого?..
Иван Иванович заметил, что средний вес одной коробки с бананами второго дня завесов был почему-то меньше. Не намного, но всётаки меньше, чем в первый день работы комиссии. Он и хотел обратить на это внимание своего начальника, но грубый выкрик остановил его... И тут же ему вспомнились слова Шурика: — Вагон на вагон не приходится, потому как рефрижераторы часто ломаются...
— Чего ты молчишь?.. — грубый окрик капитана вывел его из задумчивости.
— Так ты сам там был... И взвешивал сам, и записывал... А чего теперь на меня кричишь?.. — никогда раньше такой обиды не проскальзывало в интонации старшего лейтенанта.
Капитан Сидоров отвернулся к окну, и всю дорогу дальше они проехали молча...
— Проходите в кабинет к начальнику. Там собираются... — оповестил их охранник на проходной базы ОРСа.
— Ну вот, капитан, пока вы мурыжили это дело, партия товара еще усохла почти на семьдесят килограммов. — Шурик первым отреагировал на появление милиционеров в кабинете начальника ОРСа, и в голосе его звучали как будто бы нотки сожаления.
У Сидорова что-то ёкнуло внутри.
— Значит, я не ошибся в подсчётах... Интересно, он бананы жалеет или меня?.. — почему-то такой вопрос мелькнул в голове капитана. А глаза его тем временем упёрлись в незнакомого майора милиции, скромно сидящего в кресле за журнальным столиком и просматривающего какую-то газету.
— А-а... Да... Познакомьтесь, — перехватив взгляд капитана Сидорова, вступил в разговор Андрей Иванович. — Это заместитель начальника нашего городского отделения милиции. По оперативной работе. Заглянул к нам "на огонёк"...
Феликсу Сидорову не оставалось ничего другого, как подойти к поднявшемуся из кресла майору и обменяться с ним рукопожатием.
— А это вот мой заместитель... И тоже по оперативной работе... — представил Сидоров Молчанова. Но в голосе его ощущалось какое-то уныние.
— Ну что, приступим к работе?.. — продолжил начальник ОРСа, окидывая взглядом присутствующих в кабинете. — Рассаживайтесь, пожалуйста, за столом.
— Товарищ Сидоров, вы посчитали цифры?.. — начала Галина.
—Посчитал...
— Сколько у вас получилось?
— Столько же, сколько и у вас.
— Вы не станете возражать, если в документах работы комиссии будет указана эта цифра?
— Не-ет… — выдавил из себя капитан. А в душе у него всё кипело. Но присутствие майора милиции заставляло его сдерживать эмоции.
Этот атлетического сложения, молодой ещё по виду, но уже майор, вызывал в Сидорове какой-то трепет. По¬тому он отвечал коротко и односложно.
А Галина тем временем продолжала:
— Тогда ознакомьтесь вот с уже отпечатанным новым актом и поставьте свою подпись. Все остальные члены комиссии уже расписались...
— Где расписаться?.. — багрянец уже заливал лицо, и он чувствовал, что может сорваться.
— Вот здесь... — указала ему Галина. — И на всех пяти экземплярах.
Капитан Сидоров ставил свою подпись, и желваки гуляли на его скулах. Он сдерживал подступивший гнев из последних сил.
— А вот здесь распишитесь, что получили один экземпляр акта на руки как представитель заинтересованной службы... — Галина подала ему книгу учёта исходящих документов...
Старший лейтенант Молчанов, прежде чем выйти вслед за выскочившим из кабинета своим начальником, обратился к присутствующим:
— Вы уж извините... его. Такой он человек... Характер у него...
— А с таким характером работа с людьми на гражданке противопоказана, — перебил Молчанова доселе молчавший майор. — Пусть в тюрьму идёт уголовников дрючить... Так и передайте ему мои слова. А то выскочил как ошпаренный...
— Ну, я побежал... Извините ещё раз. Всего доброго... — и уже закрывая за собой дверь кабинета, Молчанов услышал бодрый голос Шурика:
— Да мы не обидчивые, Иван Иванович...
Феликс Сидоров шагал очень быстро и целеустремлённо в сторону железнодорожной станции. В руке он так и держал вручённый ему Галиной экземпляр акта и твердил вслух, не переставая:
— Облапошили!.. Все сволочи... Все!.. Кругом одно ворьё. Всех, всех сажать надо... Но как?.. Как они меня обошли? Подставили...
Молчанов еле поспевал за ним. Ему было жалко своего начальника и страшно за него.
— Как бы он чего не сделал с собой... — крутилась в голове его только одна мысль. — Как бы чего не сделал... И наконец он не выдержал:
— Феликс!.. Да успокойся ты!.. Жизнь-то не кончается на этом...
— Нет... Ты мне, Иван Иванович, объясни, как они сумели меня облапошить?.. Как?.. Я же с них глаз не спускал...
Молчанов в общем-то догадывался, как можно было проделать это. Тем более заведующий фруктохранилищем сам своими неосторожными словами, что, мол, вагон на вагон не приходится, как бы подтолкнул к определённым умозаключениям. Но это были только догадки. А дело сделано, и акт подписан. Поэтому Иван Иванович только утешал, как мог, своего начальника:
— Успокойся, Феликс, по нашим полномочиям ты имеешь полное право провести контрольную проверку. Просто этого никто не делает... Не охота возиться... За это не наказывают. Наоборот, это дело должно поощряться, тем более, что циркуляры об усилении контроля идут из Москвы...
Но в данном случае старший лейтенант, заместитель начальника линейного отделения железнодорожной милиции по оперативной работе, ошибался.
— Завтра же этот акт я должен сам отвезти в Москву на утверждение. И завтра же к вечеру нужно начать уже отгрузку бананов по магазинам... — размышлял Андрей Иванович, всё ещё находясь в своём кабинете. — От греха, от греха поскорее скинуть их... Что ещё может кольнуть этого Сидорова?.. Члены комиссии, каждый со своей мерой чувств исполненного долга, разошлись по домам, а начальник ОРСа всё сидел и сидел, размышляя. Этот кабинет, к которому он уже давно привык и как-то особо не задумывался раньше над этим, теперь вдруг стал казаться ему очень родным... Какой молодец всё-таки Шурик. Интересно, как он сумел так ловко обыграть это дело? Надо будет расспросить его... Да ведь не расскажет. Ну и пусть остаётся это его маленькой тайной... Как там Иван Сергеевич сказал?.. Не загружай меня? Действительно, зачем она, лишняя информация?.. — с этим мудрым умозаключением Андрей Иванович встал из-за стола уже без того груза, который трое последних суток давил на его плечи, и бодрой походкой уверенного в себе делового человека направился домой...
Первый секретарь горкома партии Иван Сергеевич был у себя дома и ждал... очень ждал звонка начальника ОРСа. У него уже созрел план дальнейших действий, как оправдать себя перед вторым секретарём обкома. Нужно было только точно убедиться, что акт комиссии подписан начальником железнодорожного отделения милиции. И он ждал доклада начальника ОРСа.
Для него этот вопрос перешёл уже в политическую плоскость, а на местном уровне в политических играх очень важную роль играет момент — кто позвонит первым, то есть, кто кому нужнее. И секретарь был в ярости...
Андрей Иванович в политические тонкости не вникал, он просто посчитал, что теперь вполне можно отоспаться за три бессонные ночи, тем более, что завтра нужно самому ехать в Москву...
Разбудил его телефонный звонок.
— Почему не докладываешь обстановку?.. — голос первого секретаря выдавал его негодование.
— Да я же ещё вчера тебе всё объяснил...
— Сегодня меня интересует самое главное — капитан подписал акт?..
— Да, конечно, а куда бы он делся?.. Спасибо тебе за поддержку в лице замначальника милиции. Сидоров весь кипел от злости, но сдерживал себя...
— Ладно, речь сейчас не о том. Какая точная цифра получилась?..
— По усушке?.. Тысяча шестьдесят девять килограммов... Чуть больше одного процента...
— Всё, привет. Проценты твои меня не интересуют, — перебил его секретарь и положил трубку.
Его уже мучил другой вопрос:
— Сейчас позвонить ему на квартиру или завтра утром в обком?.. — напряжённо думал Иван Сергеевич. -Нет. Домой неудобно... Опять можно нарваться на насмешки. А на рабочем месте завтра можно опять не застать его. Отчеты в ЦК за один день не делаются... Но уж очень хочется снять с себя груз неопределённости. Нет... Лучше всё-таки завтра с утречка часиков в восемь позвоню ему домой. Сегодня как никак выходной день... — наконец нашёл он нейтральную позицию.
Нет, у второго секретаря обкома партии этот воскресный день не получился выходным. Он находился в своём служебном кабинете и пытался отыскать какие-то записи в огромной массе бумаг.
— Должна, должна быть какая-нибудь козырная карта... — бубнил он себе под нос. — Нужно только вытащить её из этой колоды. Но сколько он ни тусовал бумаги туда-сюда, ничего достойного внимания не попадалось. Сколько исписано?.. — удивлялся он сам. — А ничего толкового... Одни лозунги и призывы...
В пятницу, на отчёте в ЦК партии, он ощутил вдруг, что именно под ним зашаталось служебное кресло. Отчитывался, как и положено, первый секретарь обкома. Выступление его с массой цифр и доводов выглядело вполне убедительно. Хозяйственные дела по Московской области, строительство, работа промышленных предприятий и научных центров, производство сельскохозяйственной продукции по региону в целом, рост средней зарплаты... всё в цифрах прироста за последний год выглядело очень неплохо. Но когда первый приступил к вопросам идеологической работы на местах... его остановили.
Председатель комиссии ЦК партии коротко и ясно объявил:
— Об этом нам доложит второй секретарь — это же его основное направление работы. Он отвечает за пропагандистскую работу в регионе. Вот в понедельник его и заслушаем. А на сегодня заседание комиссии объявляю закрытым...
Второй секретарь обкома уже много раз перечитывал подготовленный текст своего доклада. Ему ещё в пятницу утром там, в ЦК, шепнули, что, возможно, комиссия захочет заслушать и его.
— С какой стати?.. — этот вопрос мучил его уже третьи сутки. Так не принято раньше было. Докладывал всегда первый секретарь. И почему из трёх вторых секретарей выбрали именно его?.. Значит, дела его плохи, именно он первый кандидат на вынос... Хорошо ещё, что не случилось докладывать в пятницу. Был бы полный провал. А теперь?.. Но и теперь он не был уверен в весомости подготовленного доклада. Он уже знал его почти наизусть. И чем больше вдумывался в его содержание, тем сильнее убеждался, что всё это одни общие слова, которые хорошо воспринимались в ЦК раньше... Но теперь?.. Теперь другие времена... Теперь другие настроения... Теперь нужны какие-то неординарные моменты! А где их взять?..
Он ещё и ещё перелистывал указы, приказы, инструкции...
И вдруг взгляд его упал на кисть бананов в вазе, стоящей на журнальном столике. Заботливая секретарша ещё вчера положила их сюда, зная, как подолгу просиживает её шеф в своём кабинете, работая с документами. Ещё вчера был готов и отпечатан его доклад. Ещё вчера он казался ему логически грамотно построенным. И на сегодня он планировал себе только риторически поработать с ним, потому и разрешил секретарше не выходить на службу в этот воскресный день. Но день уже близился к вечеру, а он так и не "вытащил" из массы своих бумаг ни единого козыря... И вдруг...
— Бананы, бананы... — что-то совсем близкое в наслоении его памяти развернуло ход мыслей. — Ну-ка, ну-ка... Что там пытался втолковать мне Иван Сергеевич?.. Нужно сейчас же ему позвонить...
Разговор по телефону был долгим и бестолковым. Причину, по которой начальник линейного отделения железнодорожной милиции, некий капитан Сидоров, арестовал партию бананов в сто тонн, второй секретарь обкома так и не понял. Но факт того, что партия экспортной продукции уменьшилась на тонну с лишним, был ему очень интересен, тем более, что подтверждён документом - актом работы комиссии. Усушка, утруска... и прочие торговые термины его не интересовали. Он привык мыслить масштабно. Было сто тонн, осталось меньше девяноста девяти...
— Вот он, козырной туз!.. — положив трубку телефона на штатное место, вслух выкрикнул обкомовский секретарь. И он не ошибся...
Основная часть доклада второго секретаря Московского обкома партии в ЦК протекала плавно и занудно. Общие положения, стандартная методика работы и прочие постулаты давно уже навязли у всех на зубах. Члены комиссии слушали его вполуха, о чём-то переговарива¬ясь между собой. Но в конце своего выступления он вдруг произнёс необычную для такого доклада фразу:
— Я думаю, что в данный ответственный период самое главное — не проявлять излишней ретивости, как говорится, не перегибать палку... Что, кстати говоря, уже кое-где на местах происходит...
Члены высокой партийной комиссии при этих словах все как по команде впились в него жёсткими взглядами. И его понесло...
Без всяких шпаргалок, но как по-писанному, он растолковывал, как оба выходных дня — субботу и воскресенье — занимался фактом неправомочной задержки партии импортной продукции одним из ретивых милицейских начальников... А именно — бананов. И только его вмешательство остановило этот беспредел. Но тем не менее тонна с лишним бананов успела испортиться и списана актом. И если бы не вмешательство партийных руководителей города и его лично, то и все сто тонн могли бы придти в негодность, и ничего не дошло бы до столов трудящихся...
— Вот мы вам и поручим довести это дело до конца... — слова председателя комиссии ЦК партии остановили красноречивое выступление второго секретаря обкома. — Даём вам на это двухнедельный срок, с мандатом ЦК... И с предоставлением отчёта о принятых мерах...
Так, товарищи?.. — это он обратился уже к членам комиссии.
— Так, так... — одобряюще загалдели сидящие за столом...
Партийная машина работала. И каток, движимый ею, вдавливал на своём пути всё в целях достижения нужного результата...
Но научного городка раскрутка этого дела почему-то не коснулась. Жизнь в нём шла тем же чередом. ОРС работал по снабжению жителей всякими товарами так же слаженно и добротно, как и прежде. Так же что-то списывалось и на усушку, и на утруску... Но первый секретарь горкома партии Иван Сергеевич так и не стал третьим секретарём обкома. Он слишком много знал в этом деле и потому, видимо, нахождение его в Москве было кому-то нежелательно. Сам он прекрасно понимал всю ту кухню и нет-нет да поругивал себя втайне за проявленную инициативу...
Потом история эта с банановой усушкой потихоньку ушла в прошлое. О ней никто уже не вспоминал... Никто... кроме капитана железнодорожной милиции Феликса Петровича Сидорова. Каток всем своим весом прокатился именно по нему. Правда, его оставили почему-то в том же звании и на той же должности, но уже очень далеко от Москвы. На какой-то там узловой железнодорожной станции Байкало-Амурской магистрали как раз организовывалось отделение железнодорожной милиции... А может быть, и не как раз... Может, специально придумали для него... Но именно туда высшее руководство направило его продолжать службу.
Сначала, когда Феликс понял, что почему-то его действиям приписывают и не усушку, а как бы уже порчу тонны с лишним бананов, он пытался воспротивиться такому обвинению. Он боролся активно и напористо, повинуясь требованиям своего характера. Он пытался стучаться во все вышестоящие двери, но натыкался только на глухие стены. Он официально подавал рапорты вышестоящему начальству с приложением к ним копий своего предписания и акта работы комиссии, но не получал на них никакого ответа. Казалось бы, ответ-то заключается всего в одном арифметическом действии, но почему-то никто не хотел этого видеть. Наверное, задачка в данном случае была уже не арифметического плана...
Только один человек - секретарь первичной партийной организации, в которой состоял Феликс Сидоров, захотел разобраться в этом деле и сначала всячески старался помогать Феликсу, но... Но, видимо в одном из кабинетов он почерпнул достаточную информацию, чтобы только развести руками и в беседе один на один с Феликсом сказать ему:
— Бороться уже бесполезно. На нас катится каток, управляемый очень мощными силами. Я сначала пытался доказать, что ты имел право на такие действия... теперь пытаюсь уговорить, чтобы сохранили тебе звание и должность. Меня и самого обвиняют теперь в непонимании преобразований в стране. Думаю, что оба мы получим по выговору... Я за то самое непонимание — по партийной линии. А ты по службе — за излишнее рвение... Если будем воевать дальше, может получиться и хуже... Главное, вовремя остановиться.
После такого откровенного наставления Феликс, сжав в кулак свой характер, предоставил судьбе самой распорядиться его будущим. Он только всё чаще и чаще вспоминал теперь последний разговор с отцом...
Выговор Сидорову почему-то не объявили. Наверное, не смогли корректно сформулировать, за что... Но зато очень чётко — по военному — звучал приказ, которым предписывалось капитану железнодорожной милиции Феликсу Петровичу Сидорову отбыть в командировку для организации нового линейного поста железнодорожной милиции...
Жена с детьми оставались пока на прежнем месте жительства. Но этому "пока" шёл уже второй год. Рапорт о предоставлении ему законного очередного отпуска удовлетворён не был. Он получил вместо отпуска приказ по главному управлению железнодорожной милиции с расплывчатой формулировкой. Что в связи с невозможностью замещения его на период отпуска, заменить отпуск капитану Феликсу Петровичу Сидорову денежной компенсацией.
Каток прокатился по Феликсу, и что-то в нём надломилось. Теперь водка у него уже не застаивалась. Он сидел за столом в холостяцкого вида жилище, которое имело общий коридорчик с помещением линейного отделения железнодорожной милиции в здании вокзала. Металлическая кровать, стол да пара стульев составляли практически всю меблировку небольшой комнатки.
На столе стояла наполовину уже выпитая им бутылка водки, лежали немудрёная закуска из сухого милицейского пайка и несколько пока ещё чистых листов писчей бумаги. Сегодня, после долгих и мучительных размышлений, он наконец-то решился написать рапорт об увольнении его из органов МВД...
А в голове опять веером теснились воспоминания, сбиваясь, опережая и накладываясь одно на другое... Он как бы заново переосмысливал правильность проделанного им жизненного пути. И не признавал за собой ни одного неверного поступка ни с точки зрения гражданского кодекса, ни с позиции ответственной должности советского милиционера. Но он очень, как и многие другие в стране, поверил, что наконец-то восторжествуют порядок и закон для всех.
Он слышал, как некоторые высокие чины даже сравнивали Андропова со Сталиным...
Но, увы, это был всего лишь мираж чьих-то надежд.
И здесь, в дальневосточной глубинке, ощущалось это особенно. Здесь вообще свои порядки и даже своё понятие оценки ценности человеческой жизни. А Москва далеко... И кто там у власти, здесь совсем мало кого интересует... И вспомнились Феликсу последние напутственные слова отца:
— Обуздай свой характер...
Он налил полстакана водки, осушил его в один глоток и, не закусывая, начал писать, но, почему-то совсем не то, что намеревался:
— С системой бороться бесполезно. Систему нужно принимать такой, какова она есть... Или ломать её полностью... — записал он вдруг такие, неожиданно пришедшие ему на ум, фразы. И опять надолго задумался...
Банановая усушка. Психологическая повесть
© Copyright: Юрий Максименко Дубна, 2010
Свидетельство о публикации №110062806620
Свидетельство о публикации №110062806620
Рецензии