В режиме реального времени. Глава XII

Глава 12. Укрощение строптивой.
Все новогодние каникулы Люська размышляла над странным поведением поляка. Всё таки,  выхватить вот так вот женщину из толпы, обнимать её посреди метро, называть куклёнком это не совсем адекватное поведение. «Боже, опять псих, - вздыхала Люська, - совершенно точно псих.  Во-первых, он приехал из Сорбонны работать к нам в лабу, дальше можно и не продолжать… И с ним тет-а-тет теперь три месяца париться, потому что Галочка, конечно, как самая умная, свалила в очередную «вахту», а мне тут всё расхлёбывай». Ехать одиннадцатого на работу Люське было откровенно боязно. «Ладно, -решила она,- съезжу хоть посмотрю, цела ли кафедра после экспериментов этого ненормального». Кафедра была цела, и не только цела, кафедра теперь была полностью завоевана Чеславом - «забавным французом», как его отрекомендовала Эличка. Этот «спрут» проник в души всех «ученых жен» и очаровал всех «ученых мужей». Истинные масштабы бедствия открылись Люське после беседы с Фаиной Львовной. Рассказывая о Чесике!!! эта семидесятилетняя «статс-дама» кафедры нервно хихикала, закрывала глаза и теребила то, что она называла «милой кофточкой». «Ах ты, паук, - фыркала Люська про себя, несясь по коридору в лабу, - ах ты паук, вы подумайте, даже семидесятилетняя Фаина, и та вся в очарованиях, ах ты паук, и я должна буду терпеть всё это три месяца, ну погоди! – она яростно распахнула дверь…
На её столе в высоком литровом химическом цилиндре стоял букет из пяти роскошных роз цвета Шампань. От неожиданности Люська выронила сумку и, не успев отскочить с порога, получила под зад закрывшейся за ней  тяжелой сейфовой дверью. «Цветы? – Люська подозрительно уставилась на букет и, подняв торбу, начала бочком продвигаться на рабочее место, - а откуда у меня на столе цветы?» – и только тут она заметила прикрепленную к букету записку. «Прости меня. Чеслав» Люська медленно сползла на ближайший стул. «Вот оно, началось, - мелькнуло у нее в голове, но нет, я не сдамся! Я буду непокобелима!» Люська деловито переоделась и начала выполнять свою часть экспериментов, но работа не ладилась, поскольку мысли ее были далеко. «Как бы так его сразу отбрить поизящнее», - лихорадочно соображала она, с нетерпением поджидая «врага». Тот мудро не показывался до четырех часов дня, а когда, наконец, появился, люськиной ярости хватило только на смущенное «благодарю вас».
- Ой, да не за что, ma chere. Просто маленькая любезность. Ты наверно невыносимо устала сегодня и может быть, иногда, вспоминала обо мне?. А? Пани признается? – он уставился на нее, ожидая ответа.
- Пани ни в чем никогда не признается, - устало проговорила Люська, на самом деле просто растворяясь в его бархатном баритоне.
- Как жаль, у меня были большие надежды…
- Мечты сбываются и не сбываются, - торопливо произнесла Люська, и, наконец, запихнув записную книжку в свою сумку, выскочила за дверь, - до завтра, - уже из коридора прокричала она.
- Сherie, ты возвращаешь меня к жизни.
Его смех преследовал ее: «Нет, ну вы подумайте, как это мужчина может быть таким галантным? Это же просто тихий ужас, просто невыносимо. Все то у него cherie, да дорогуши, у-у-у-у, лягушатник. А вот интересно, а он ел лягушек, наверно ел, надо будет спросить вкусно ли, ха, да ему все вкусно! Троглодит! Он любую у нас на кафедре проглотит, но как хорош, господи, как хорош! Да, но я некобелима! Ага, да, я помню, некобелима. Он узнает, что такое русская женщина, я ему внятно объясню, будет тебе cherie, погоди, дай срок».

***
И началось… Каждый день она находила на своем  рабочем столе какой-нибудь подарок: редкие диски с музыкой, цветы, конфеты ручной работы, карманные издания стихов, забавные открытки, сувениры - они появлялись по одному в день. Вскоре, Люська уже привыкла к такому положению вещей, и не чертыхалась при виде очередного презента. Зная, что подарок обязательно будет, она каждый раз безуспешно пыталась угадать, что еще придумает Чеслав, на сколько хватит его неуемной фантазии. Маленькая музыкальная шкатулка, чудесные резные наперстки… А однажды он подарил ей набор для вышивания, и Люська,  воспринимавшая фразу «вышивать козликом» - исключительно как презрительно-ругательную, вдруг, к изумлению всей родни, уселась работать над носовым платочком, в уголке которого медвежонок держал сердце с надписью «I love you». Каждый день она теперь встречала с восторгом и ожиданием чего-то волшебного и чудесного, радуясь каждому маленькому сюрпризу, который приготовил ей Бжик. Не то, чтобы раньше Люське не дарили подарков, дарили, муж дарил. Но ещё на заре семейной жизни она выяснила для себя, что супруг не будет думать или заранее заботиться об этом, и уж, тем более, не будет заранее хитро выяснять у нее, о чем ей мечтается, предпочитая делать выбор в самый последний момент и неудачно. Никакие намеки, и даже тыканье пальцем в витрину с многозначительным «вот это я хочу на свой день рождения», на него не действовали.  Наконец, после случая с маникюрным набором, когда вместо заказанного и заранее показанного ему комплекта, он приобрел совершенно другой, Люська в отчаянии написала четко регламентированный список, в котором презенты для нее были расписаны по датам праздников. Супруг воспринял эту идею очень позитивно, и, с тех пор, на день рождения Люська неизменно получала золотые серьги (потому что размер кольца он запомнить не мог) и букет алых роз, на восьмое марта  - букет тюльпанов и французские духи, названия которых так же были перечислены в списке и т.п. Это были хорошие и дорогие подарки, но Люська больше не ждала праздников, зная всё расписание этого мероприятия заранее, буквально «согласно дворцовому этикету».

***
«Все таки неприлично всё это, неприлично, хоть подарки вроде бы и совершенно невинные. Бедный парень, надо ему как-то деликатно рассказать, что он зря старается. Я как никак замужем, да и потом я на три года старше его. Да, решено, надо как-то собраться и рассказать. Да! И потом… неудобно как-то получается, он мне вон, сколько всего подарил, а я ведь до сих пор не сделала ему ни одного презента, нехорошо. Что бы такое придумать», - день за днем размышляла Люська. Она никак не могла подобрать удачный вариант «отдаривания» для Чеслава, кроме того ее страшно угнетала мысль, что на это самое «отдаривание», она должна будет в тайне от мужа потратить семейные деньги, т.е муж вроде как работает, зарабатывает, а она тут чужим мужикам сувениры покупает. «Надо найти что-то недорогое и изящное. Что же найти-то?»  - мучилась Люська, стоя в магазине писчебумажных принадлежностей, и тут она увидела точилку для карандашей. Точилка была довольно большая, яркая и выполнена в форме Бжика из мультика «Чип и Дейл». Глаза у Люськи загорелись: «А что? Ну, точилка, но ведь это полезный подарок и недорогой, и ни к чему не обязывает, да, я куплю ему точилку. Вот. И… да, и прикреплю к ней карточку, и всё… Да, будет хорошо… Да… и вполне пристойно». Точилка стоила столько же, сколько Люська в день расходовала на дорогу, трата для семейного бюджета была не существенной, так что и с этой стороны всё складывалось как нельзя более удачно. На следующий день, прилетев на работу пораньше, Люська выложила свой сюрприз на стол Чеслава, и, усевшись, с невинным видом стала ждать дальнейшего развития событий. Бжижинский появился в обычный для себя час, лучезарно поздоровался, и бросил беглый взгляд на свой стол. Увидев пакетик, перевязанный ленточкой, он произнес что-то непонятно «гортанное», и прыжком оказался возле своего стола. «Дорогой Чеслав, я вам очень благодарна, но я замужем и мне тридцать два года», - прочел он вслух, и изумленно уставился на Люську. Он еще раз перечитал карточку, еще раз взглянул на Люську, и, наконец, развернул сувенир, увидев точилку-Бжика во всей красе. Люська, мысленно приготовившая себя к буре в духе «ты мне ничего не сказала, ты принимала эти подарки, я осмеян и обманут» ушам свои не поверила, услышав его гомерический хохот. Чеслав смеялся, нет, он ржал, упав на стул, и буквально сползая под стол. Шум был такой, что проходившая мимо Эличка, с любопытством заглянула в приоткрытую дверь.
- Что это у вас такое веселье? Пан Чеслав, чему вы так рады?
- Да так, пани Эля, день у меня сегодня хороший.
- Ой, а что это у вас в руках?  Боже! Какая прелесть, откуда? Откуда у тебя такая точилка.
Бжижинский смутился:
- Да вот пани Люся мне подарила.
- А, это наверно в ответ вот на этот букет, - и Эличка ткнула пальцем в очередной букет, красовавшийся в химическом цилиндре,  - ну ладно, пойду я, дела, дела…

Они снова остались вдвоем с Чеславом, и в комнате повисло неловкое молчание.
- Я, всё таки, не понимаю,  - постно произнесла Люська, - что здесь смешного?
- Ничего смешного здесь нет, разумеется, - мягко улыбнулся Бжижинский, - просто, неужели пани думает, что я не знаю, что пани замужем и сколько ей лет?
- И что? – осторожно произнесла в ответ Люська, - вас это не волнует?
- Нет.
Люська вытаращилась. Воспитанной в роду, где развод считался страшным позором, допустимым только в строго оговоренных случаях, в роду, где за всю его историю такое событие случилось всего дважды, и то по инициативе женщины, остававшейся навечно «вдовой», воспитывавшей ребенка, в роду, где ни одна из женщин никогда не имела любовника; ей-Люське было не понять, как можно не принимать во внимание тот факт, что она замужем. 
- Нет?!!  - не удержавшись, воскликнула она,  - Нет?!! А почему?
- Потому что пани волнует меня гораздо больше, чем ее замужество, - широко улыбнулся в ответ Бжижинский.
Для Люськи это была революция.
- А мой ребенок? У меня есть ребенок!  - предприняла она еще одну последнюю попытку.
- Я знаю,  - кивнул Чеслав, - знаешь что, пойдем, прогуляемся, образцы прибудут только через три часа, так что время есть, - пора нам с тобой, наконец, познакомиться. А! Нет! Погода сегодня не для прогулок! Вот что, пойдем-ка в ресторан обедать, заодно и знакомство там отметим. Пошли, я приглашаю вас, пани Люся!
- Никуда я с вами не пойду.
- А можно узнать почему?
- Я не люблю рестораны, - сухо ответила Люська.
- Не любишь рестораны? Это интересно, а почему не любишь? Не нравится как готовят?
- Не нравится, сколько за это денег требуют, - раздражение Люськи росло, - да, не нравится, потому что каждый раз, когда что-то приносят, я, зная, как это приготовлено, могу с точностью сказать, сколько это стоит, и переплачивать вчетверо мне неприятно.
Чеслав расхохотался:
- Пани! Разве в ресторан ходят кушать? Туда ходят общаться и кушать – это разница.
- А зачем мне, чтобы пообщаться с мужем идти в ресторан? А?
Чеслав достал платок и стал вытирать слезы, продолжая веселиться:
- Люся,   - забыв про «пани», продолжал он, - Люся, я тебя очень прошу, сходи со мной в ресторан, мне надо с тобой поговорить. Это тебя ни к чему не обязывает, даю слово. И… - коварно улыбнулся Бжижинский, - я отведу тебя в ресторан, где действительно вкусно готовят, и тебе уже не захочется считать, что по чем и сколько стоит.
- Не верю я твоему слову, ни на грош не верю, - хмуро ответила Люська, - но ладно, раз ты так просишь, пойду. Только так. Я за себя сама плачу, понял.
- Пани Люся! – теперь уже вытаращился Чеслав, - ну чему вас учили, сказать такое мужчине. Вы хотели меня обидеть?
- Странно, что ты так удивился, разве во Франции не принято два отдельных счета?
- Мы не во Франции, - выдвинул Бжик контраргумент.
- Угу, и мы не на базаре. Либо я плачу за себя сама, либо мы никуда не идем, выбирай.
- Пани Люся хочет меня скомпрометировать и это на глазах  у всего персонала моего любимого ресторанчика!
- Два отдельных счета! – рявкнула Люська.
- Ну, хорошо, - Чеслав театрально закатил глаза, - хорошо, неприступная, два отдельных счета, даю слово.