В режиме реального времени. Глава XI

Глава 11. Бжик.
- Красивые серьги, правильно сделала что взяла,  - мы сидели в лабе и обсуждали годовой план работ, - тебе очень идут, очень. Ты довольна?
- Да, - засмеялась Люська, - я уже неделю ношу их не снимая, и что удивительно, меня совершенно не мучает совесть, вот совершенно. Одно чистое наслаждение.
Я расхохоталась:
- Значит, ты наслаждаешься жизнью?
- Да, ты знаешь, да! Я счастливый человек у меня всё есть, и мои желания и возможности наконец-то совпали.
- И что? Больше ни о чем не мечтается? Совсем?
- Нет, - простодушно ответила Люська, - ни о чем, я ж говорю, у меня все есть, ну вот в отпуск на море хочу недели на две. Ну, это ж так, не глобально. Соберу денег, да поедем. Знаешь, это так удивительно – мало работать.
- Люсь! Ты в своем уме? Как это мало работать? На тебе дом, ребенок, дача, родители. Тебе мало?
- Так и на всех остальных то же самое, ну вот на тебе, что? Меньше? А работа, у-у-у-у. Ты даже представить себе не можешь, как все изменилось, после того как я ушла на полставки. Знаешь, - Люська помолчала, - я очень, очень благодарна мужу, что он предоставил мне такую возможность.
- Да он заставил тебя фактически бросить любимое дело! Ты вспомни, как ты рыдала! Ты на докторскую могла выйти! И ты ему благодарна? Мог бы няньку нанять!
- Нет, ты не права. Конечно, я сейчас мало занимаюсь экспериментом, но это фигня, по сравнению с возможностью больше времени проводить с ребенком. И всех денег все равно не заработаешь. А няня? Ты знаешь, наверно, если бы мне хотелось, я бы могла организовать всё с няней, но душа моя всё равно была бы не на месте. Так что прости Галюнь, но только полставки. 
- Ну ладно, - вздохнула я, - с мужем-то у тебя как дела обстоят?
- Да как у всех. Работает как проклятый. Когда кризис начался, вообще дошло до абсурда, - захихикала Люська,  - прикинь, у нас же новый дом, ну вот и всем квартирам выдали пожарные шланги, типо положено. Ну, я после работы забрала наши, прилетела в квартиру и звоню ему, мол, слушай, у меня  в руках два брандспо;йта, а он мне « я сейчас не могу говорить, у меня совещание», и трубку бросил, а через пять минут перезванивает и говорит «а ну отрапортоври, что у тебя там творится, почему в руках брандспо;йты?», так что он меня всё таки любит, - уже во весь голос рассмеялась она.
 - Ну, ну,  - вздохнула я, - поверить не могу, что ты такая домашняя курица.
- Я тоже не могла поверить, - продолжала веселиться  Люська, - думала это очень страшно – задвинуть «в угол» дело, на которое угробила двадцать лет жизни,  а оказалось очень даже приятно. Мне только тебя жаль, на тебя же все мои «хвосты» свалились. Хоть дадут кого-нибудь в помощь-то?
- Уже дали! Едет кавалер любезный, ждю!
- Да ну, а кто это? А откуда едет?
- Ой, да откуда, из-за  границы, да скоро познакомишься.
- Ты что? Из-за границы, к нам? А что мы теперь так хорошо живем, что даже заграница мечтает у нас повкалывать?
- Да прям! Докторант он, будущий Ph.D.  А к нам едет стажироваться.
- А к нам то зачем, он вообще откуда?
- Да из Сорбонны же.
- Из Парижа к нам?!! Мама дорогая, чё деется! Французы прут, впервые после 1812 года.
- О! Оживилась! До депа!
- Чего?
- Да анекдот есть, едет тетка в Киеве в трамвае, напротив неё сидит подвыпивший мужик, поворачивается к ней и говорит «до де па?» у тетки культурный шок, ох, ах, такой случай, француз в трамвае, это ее шанс, море, яхта, Ницца. Ну и надо же как то поддержать разговор, она ему Qu'est-ce? А он «до депа говорю трамвай идет? или нет?»
- Это ты к чему сейчас? – фыркая смехом, переспросила Люська.
- А к тому, что он едет из Сорбонны, а француз токмо на четверть.
- А ты откуда знаешь?
- Ой, да от Элички! Тетке надо в милиции работать.
- Ну и что она о нем узнала.
- Ой, ну ему двадцать девять, он вроде как не женат. Родился в Польше, отец у него поляк, потом переехал во Францию, к бабке по отцу.
- Бабка по отцу француженка что ли? А как он стал поляком?
- Да дедушка его поляк, женатый на француженке, допёрло?
- Да. А где тогда его мама?
- Мама? Ой, с мамой еще интереснее. Мама его дочь Марии Кирилловны, ну помнишь Марию Кирилловну? Мы ее  в прошлом году с помпой проводили на заслуженный отдых в связи с восьмидесятипятилетием.
- А так это та, что умерла три месяца назад?
- Ну да! Так вот когда-то, в фестивальные времена, Мария Кирилловна связалась тут в Москве с каким-то чехом, и родила от него дочку – Каролину, чех жениться не захотел, так что девочка воспитывалась здесь, а после восемнадцати слиняла к отцу. Ясно тебе?
- Да, примерно, т.е мать его слэчно1 – Каролина, а отец поляк при французской бабке? Ого, не повезло парню, как он с ними со всеми общается то?
- Ты про язык? Да он полиглот, знает семь языков, русский в том числе. Я подозреваю, что он не просто так едет стажироваться, поди с бабкиным наследством будет разбираться.
- А что? Она ему всё отписала?
- О, этого Эличка еще не знает, но я уверена, всё впереди. Мария Кирилловна жила где-то на Кропоткинской., в сталинке, так что там как минимум квартира на кону.
- А как хоть зовут-то этого француза польских кровей?
- Чеслав Бжижинский.
- Как? Бжи, что?
- Бжижинский! Ой, не парься! Язык сломаешь с его фамилией. Бжик он! Поняла?

***
Так сложилось, что Чеслава встречала я одна, Люська взяла неделю в счет отпуска, чтобы хорошо и весело встретить Новый год. Поляк оказался приятным парнем, примерно ста восьмидесяти сантиметров росту, смугловатым, кареглазым. У него был прямой нос и красиво очерченный жесткий подбородок. Разглядывая его в кабинете у шефа, я подумала, что наверно,  ему приходится бриться два раза в день, чтобы выглядеть, более менее, цивилизованно. «Хорошо, хоть без бороды, ненавижу бороды, просто терпеть не могу. И чего мужики в них находят. Ужас», - подумала я, на миг погрузившись в видение, вот  бородатый Бжик ест борщ, вот на его бороду из ложки вываливается капустный листочек…
- Галина Валерьевна, - голос шефа  вернул меня к реальности, - я полагаю, все основные вопросы мы с вами обсудили, теперь введите, пожалуйста, господина Бжижинского в курс дела и покажите ему его рабочее место. Да! И не забудьте решить вопрос с ключом и пропуском, г-н Бжижинский, наверно, начнет работу непосредственно со второго января.
- Второго января не получится,  Яков Алексеевич, - возмутилась я,  - у нас выходные до десятого.
- Галина Валерьевна! Это у людей не занятых наукой выходные до десятого, а у людей окрыленных жаждой знаний выходных быть не должно.
- Отлично, Яков Алексеевич, значит, вы второго января и отдадите г-ну Бжижинскому ключ от нашей лаборатории.
- Галина Валерьевна!
- Яков Алексеевич!
- Ну не знаю, как быть! Ну, может быть, кто-то из ваших подруг передаст ему ключ, договоритесь уж как-нибудь.
«Хорошие дела, легко сказать да трудно сделать, вот кого найти на второе января? А? Да еще и трезвого?» - мрачно размышляла я, топая по коридору. Бжик, с любопытством озираясь вокруг, шел за мной.
- Садитесь, нам с вами предстоит долгий разговор. Вот наша лаборатория. Вы хорошо понимаете по-русски?
- Да, понимаю хорошо, но говорю не очень, - с легким акцентом ответил Чеслав.
- Отлично говорите, просто отлично! Ну, если что, переходите на английский.
- Хорошо. Почему это так неудобно, передавать мне ключ второго января?
- Потому что это праздник, и, кроме того, я уезжаю в командировку.
- Но может быть кто-то из ваших знакомых?
- Может быть, может быть… - пробормотала я, и начала набирать по мобильнику Люську, - Люся, Люсенька, Люсь, будь другом, тут Чеслав приехал, я тебе рассказывала, у тебя на второе что-нибудь запланировано? Нет? Люсенька,  передашь ему второго ключ? Да в том то и дело, что его завтра не будет, да, ну да, а послезавтра меня уже не будет, а я бы тебе завтра ключ передала, ну да, и вы бы встретились. Да зачем тебе ко мне-то тащиться? Можно и в городе где-нибудь, он подъедет, - упрашивала я Люську, Чеслав кивнул, соглашаясь, - Люсь, ну как, выручишь? Ты моя умница, выручи. Ну да, значит второго, в пять вечера на метро Театральная, в центре зала. Я ему на всякий случай твой мобильный дам. О’кей? Спасибо тебе.

***
Второго января было ужасно холодно, и шел снег. Собственно снег начался еще тридцать первого декабря, и к середине второго на улицах уже образовались большие снежные намёты. С великим трудом Люське, всё таки, удалось вовремя оказаться на Театральной. Пытаясь хоть как-то отдышаться, она мчалась по вестибюлю станции, стараясь узнать в проходящих мимо пассажирах Чеслава.
- Опа! Попались пани! – сильные мужские руки крепко ухватили ее за талию и выдернули из толпы. Капюшон норкового цвингера свалился Люське на глаза, поэтому мужчину она не видела, но голос… Голос был невероятен, с легким акцентом, глубокий бархатный, точно южная ночь он околдовывал своим теплом, и какой-то затаенной нерастраченной лаской. Люська запаниковала,  и задергалась, пытаясь как-то поднять капюшон, но вдруг он сам собой слетел с головы.
 - Привет, куклёнок, я Чеслав.
Люська поморщилась, она стояла посреди зала в обнимку с непонятным незнакомым мужчиной. Он был не особенно высок, но всё равно выше Люськи, хватку имел стальную, и достойно, и как бы между прочим, вырваться из кольца его объятий у Люськи не получалось. Вдруг, притянув ее к себе еще ближе, и, резко развернувшись, он прижал её спиной к стене, закрывая собой от толпы спешащих людей. Не ожидавшая такого маневра, Люська уткнулась носом в меховую оторочку воротника его куртки, и буквально выдохнула ему в шею:
- А ну немедленно выпустите меня!
Мужчина наклонил голову, пытаясь разобрать, что она бормочет ему в воротник. В облаке парфюма с запахом кедра, исходящем от него, Люське стало еще хуже. «Кедр», - подумала она, краснея от смущения и досады.
- Дубина! Отпусти меня, говорю! –  вытянув шею, и энергично мотая головой, она пыталась избавиться от этого наваждения.
- О, пани любит свободу! Она ее получит, за поцелуй!
- Я сейчас как съезжу тебе по роже, будет тебе поцелуй,  - зашипела Люська.
- По роже? А что такое рожа? – он заинтересованно уставился на неё, - А? А! Да, лицо, кажется лицо, так?  А разве можно съездить в лицо? Это же  не город?
Люська застонала:
- Отпусти меня, а? А то я буду кричать. Обещаю, – уже гораздо спокойнее произнесла она, стараясь смотреть  нахальному поляку прямо в лицо.
Мужчина рассмеялся, и, подхватив люськины руки, поцеловал сначала одну ладошку, потом другую.
- Пан так благодарен пани. Пани Люся его просто спасла.
- Пан Чеслав! – Люська решила, что пора положить этому конец,  - пан Чеслав! Что вы себе позволяете! Пан Чеслав! Я кандидат химических наук, я буду работать с вами  и Галиной Валерьевной в одной лаборатории, немедленно отпустите мои руки, и прекратите это шутовство. Пан Чеслав!
Кандидата наук Люська выдала ему скорее по привычке, в качестве теста «на вшивость», зная уже о том трагически-магическом впечатлении, которое это звание производило на мужчин. Дело в том, что, встретив Люську, и общаясь с ней, им даже в голову не приходило поставить такое страшное слово как «химия» рядом с люськиной физиономией. Обычно они принимали её за гуманитария, максимум за экономиста-бухгалтера, и, обнаружив правду, сразу впадали в депрессию, из которой, насколько было известно Люське, еще ни один не вышел. Сначала её это страшно расстраивало, но потом она уже получала удовольствие, специально впаривая им эту инфу, и злорадно наблюдая тягостное «умирание». Уважать мужчину, который так мало ценил собственные мозги, что пугался «кандидата наук», она уже не могла, а потому и никаких сожалений по поводу «потерянного» человека, не испытывала. 
- Пан Чеслав! Пан Чеслав! – снова громко повторила Люська, - Отпустите меня! А ну немедленно отпустите меня, я кому сказала! Вы меня слышите? Пан Чеслав?
- Конечно, я тебя слышу, - его губы шептали ей прямо в самое ухо, - не надо так кричать.
Опять этот «кедр», Люська энергично дернулась, и, вырвавшись, сразу отбежала на несколько шагов.
- Пани меня покидает?
- Да,  - выдохнула Люська,  - пани вас покидает, всего хорошего, и, выхватив из сумки ключ от лаба, она быстро передала его, еще не успевшему ничего сообразить поляку, - да, пани вас покидает.
- Пани не забудет, что у меня остался номер ее мобильного?
Люська его уже не слышала, уходя как можно дальше от того места, где они так странно встретились. «Слава Богу, я вырвалась!  Интересно, если бы я залепила ему коленом, он бы взвыл? Вот так и начинаются международные конфликты, - обрывки мыслей кружились в ее голове, невольно возвращая на  три зимы назад, когда вот так же вечером, она, вопреки всякой логике и здравому смыслу села в лифт с незнакомым мужчиной. - Кедр! Ха! От того здорового грузного в дрызг пьяного козла пахло перегаром и луком, Люську тошнило от запаха лука. Господи, какое счастье, что он был пьян, это  спасло ее, когда он вдруг вознамерился ее изнасиловать.  - Она до сих пор не понимала, каким чудом открылся лифт, и как ей удалось вытолкнуть его в двери, освобождая себе дорогу к свободе. Он споткнулся, и опрокинулся на спину, а она, пройдясь по «самому ценному» каблуками,  в ужасе понеслась по этажам, слыша вслед его поросячий визг. -  Люська мотнула головой, отгоняя от себя такую болезненно яркую картинку.  - Скотина, пьяная скотина! Хорошо, что пьяная, не успел ее раздеть. Как же это ей хватило мужества, выйти через пятнадцать минут из квартиры, и поехать в том же самом лифте вниз, забирать ребенка из детсада. А куда деваться?  - Люська притулилась к поручню в вагоне метро, глядя в темноту за окном.  - Да, а что же было потом… потом,  вечером, она напуганная до полусмерти, рассказала всё мужу:
- Как ты думаешь, он не вернется?
- Уверен, что не вернется, и тебе не о чем беспокоиться. Всё прошло, всё хорошо, что хорошо кончается. Ты должна была подумать, прежде чем сесть в этот лифт
«Да, конечно. Конечно! - Думалось Люське,  - конечно, я должна была подумать, но ведь не подумала же, пошла как сомнамбула…»
***
 Они с мужем встретили его через два дня, так же как и в прошлый раз, он стоял перед дверями лифта на первом этаже, правда, теперь уже абсолютно трезвый и одет поприличнее.
- Это он, он, тот самый, я говорила тебе!!! Это он!!! – заорала Люська, поддавшись первому порыву. В тот момент страх абсолютно покинул её, сжав кулаки, она наступала на мужика, еще немного и она бы вцепилась ему в лицо.
- Ты ошиблась, да что с тобой. Ты ошиблась! Перестань немедленно!  - Муж схватил её за руки. Пока Люська вырывалась, теперь уже из мужниных рук, мужик успел выскочить из подъезда.
- Почему ты дал ему уйти! Я уверена, что это тот самый! Уверена! Голову на отсечение даю!  - выла Люська.
- Прекрати немедленно! Тот самый, значит тот самый! Прекрати! Он уже достаточно перепуган и больше не вернется, скорее всего, он был мертвецки пьян и не соображал, что делает! Тебе нужен скандал»? - Люське не нужен был скандал, но и вот так вот дать уйти этому мерзавцу, так жестоко оскорбившему её… Люське это казалось неправильным, несправедливым.  Она не боялась его в будущем, понимая, что да, вероятно, он действительно был мертвецки пьян и вряд ли вернётся… Но отпустить! Вот так вот его отпустить и всё…С какой-то холодной отстранённостью, к ней пришло вдруг осознание, что случись что, муж не будет её искать. И в любых возникающих на ее пути ситуациях она теперь должна будет рассчитывать только на себя… Только на себя. В тот момент в её душе что-то умерло, разбившись на сотни ледяных осколков, которые своими острыми краями бередили рану до сих пор.