Дед - наброски к биографии

                Моему деду Александру Долину

Шашка, планшет, портсигар – вот и все, что осталось от деда.
Шашка, планшет, портсигар да стопка написанных книг.
Не отпускала война, пораженьем грозила победа,
Холодом смерти сквозил беспощадный  блокадный дневник.

Где-то в провале времен вздымается конная лава,
Тускло сверкают клинки на перепутьях степных.
Голову кружит, пьянит в боях обретенная слава.
Кровью сочится закат в предвестье сражений иных.

Вот перед строем бойцов, щеголяя осанкой борцовской,
В звании новом комбриг, а недавно лихой атаман,
Шашку за храбрость тебе вручает Григорий Котовский.
По бессарабским полям струится вечерний туман.

Вот под копыта коней ложится брусчатка Одессы.
Ослабевают бои,  спешит в Петроград эшелон,
И о свободе трубит победителям красная пресса,
Но к самодержцам иным все скоро пойдут на поклон.
               
                *

В осатаневшей стране, творящей кровавых кумиров,
В жарком тифозном бреду, в агонии жертвенных мук,
В мертвенном сне наяву, где царствуют Сталин и Киров,
Ты пробивал себе путь в глубинные недра наук.

Для озверевшей страны найти вознамерясь вакцину,
В лабораторной тиши пластая бродячих собак,
Шашку и маузер сняв, ты ушел с головой в медицину,
Но навсегда затвердил и науку  бывалых рубак.

Харкала кровью страна, неистово билась в падучей,
Связана,  приструнена, стонала и выла, хрипя.
От лагерей и от пуль хранили Везенье и Случай,
Павловской школы печать на время прикрыла тебя.

Рос и ветвился Гулаг, крестьян загоняли в колхозы,
И жировала в Кремле орда тонкошеих вождей.
Ты же у Фрейда искал раздел «Групповые психозы»
И выявлял тот инстинкт, что  звереть заставляет людей.

                *

Вновь громыхнула война, запылали российские сёла,
И под железной пятой обращаются в прах города.
Будет ли место в строю для профессора павловской школы,
Чью шевелюру давно посеребрили года?

Шашка, планшет, портсигар, затянутая портупея –
Город навстречу врагу шагает в терновом венце.
Может быть, ты уже знал, что больше никто не сумеет
Жизнь Ленинграда продлить в смертельном блокадном кольце...

Черные тени легли на проспекты имперской столицы.
Болью и кровью полны армейские госпиталя.
Много ли значат они, генеральские ромбы в петлице,
Если телами детей и женщин покрыта земля?

Много ли чести, что ты за всю медицину в ответе?
Раненых можно спасти, можно выходить тяжко больных,
Но много лет по ночам будут сниться замерзшие дети –
Кто в безответной стране потомкам ответит за них?

Две бесконечных зимы:  обстрелы, и голод, и холод.
И вереница потерь, и трупы на каждом шагу.
Смерть никого не щадит, не ведает, стар или молод –
Но Ленинград устоит, не сдастся на милость врагу!

Звезды погон на плечах вместо ромбов в петлицах шинели.
После блокады – в огонь, и так еще несколько лет.
Многих теряли в пути, но все же к победе поспели –
И в отдаленье блеснул обманчивый, призрачный свет.

                *
Из обгоревших руин страна поднималась, калека,
И миллионы смертей вошли в искареженный быт.
Будто бы так суждено, завещано было от века:
В каждой российской семье кто-то ранен, а кто-то убит.

В послевоенной страде ты трудишься вместе со всеми:
Кафедра возрождена, и Павлова дело живет.
Не охладел интерес к психозам, излюбленной теме.
Эксперименты идут, наука выходит на взлёт.

Но вновь над притихшей страной сгущаются черные тучи.
Ширится новый психоз - достаточно только начать.
Вновь от сумы и тюрьмы спасут лишь Везенье и Случай,
Не ордена, не труды, не павловской школы печать.

                *

К счастью, тиран околел, и в московском университете
Ты до конца своих дней был на хорошем счету:
Преподавал и писал обо всем, что творится на свете,
Разум и совесть ценил, умел замечать красоту,

Правду от лжи отличал, чурался значительной позы,
Помнил  о тех, кого нет, кто ушел навсегда в лагеря.
Трубку с махоркой курил, изучал групповые психозы,
Новых речистых вождей не кляня и не благодаря.

Ты до конца своих дней оставался российским ученым,
Павловской школы столпом, наставником и мудрецом,
Автором книг и статей,  на долгую жизнь обреченным,
Кавалеристом,  стрелком, испытанным в битвах бойцом.

Шашка, планшет, портсигар – вот и все, что досталoсь от деда.
Выцветший фотоальбом да стопка написанных книг.
Не отпускала война, пораженьем грозила победа...
Этот мятущийся дух и в нас незаметно проник.

                19.05. 2010