Ильин день, или лошадиная симфония

У причала
забытого
чалая
лошадёнка копытом
по корыту
стучала.
Музыкальная стерва!
Да вот хворостиной
мужичок нервный
обласкал скотину.
Отошла. Гривой
встряхнула. Раскланялась.
От обиды криво
сквозь слезу осклабилась.
Взглядом укорила.
И уже под занавес
деланно игриво
приосанилась...
А глаза печальные
с поволокою
смотрят с бабьим чаяньем
в даль глубокую,
целясь наугад
в муть начальную –
прямо никуда.
Что там, чалая?..
Пусто в небе блёклом —
ни точечки.
Хоть бы жеребёнком
дождь тощенький
принесла тишком туча
пегая
Где там! Сушь докучная.
Пекло!
За грехи — и то б
чересчур,
лучше б уж потоп...
Чу!
Из тупого зноя —
перебранка вялая.
На пароме Ноевом —
бурёнка яловая,
бык рьяный,
кот пьяный,
гусь кальяном,
овод окаянный,
паромщик багряный
в поту пряном.
По курсу прямо —
крутояр бурьянный
одиноко высится.
Как на нём высадиться?!
Подают сходни —
помогли угодники!
Выгрузка-погрузка,
перегруз — утруска.
Будем живы — не помрём!
Вспять отправился паром —
напролом по жиже
и застыл недвижим
у косы песчаной.
— Гей, односельчане,
прыгай в воду —
брод не брод,
с бородами - без бород —
дайте ходу!
Вот народ! -
прёт паром, как самоход,
да по мелководью
тупым рылом водит —
чудо-рыба —
сом не сом —
эка глыба! —
сон не сон.
Чудеса в решете,
ещё те!
— Ешьте —
                вот вам и уха!
День полмира отмахал —
даже не заметили
за делами этими...
Хорошо на свете —
                                весело!
Рыбачки сети
                      развесили,
как паруса
                обветшалые.
Ветер,
             повеса
                шалый,
налетел-припожаловал,
обласкал моложавую,
взметнул юбки -
солёные шутки.
Таньки да Любки,
Тоньки да Машутки
Не тонкИ, не хрупки,
Не тОнки, да чутки —
покривили губки.
Эх, мои голубки!..
У хмельной халупки
на дырявой шлюпке
люд дрейфует хлюпкий,
головами вертит,
как на липкой ленте
мухи в лазарете.
— На слово поверьте...
— Сирому налейте!
Молит Лазарь третий:
— А не то — убейте!
Вывеска: «Пейте
Пиво и Воды»...
Гудок парохода —
по синему плёсу
бежит на колёсах
прошлый век беленький.
Две старухи веники
возле баньки вяжут,
разговоров пряжу
прядут, путая, —
память смутная
шалью кутает,
сны аукает...
На мостках перекошенных —
ох и шуму — сброшены
кружева роскошные —
радостью непрошеной
горожанки млечные
напоказ плещутся,
хошь — смотри — ух, женщины!
Не мерещатся ль?..
Мужичок усомнился,
сбил кепчонку набок,
чертыхнулся и смылся —
обнаглели бабы!
И опять дошлая
по корыту цокает.
На ветру истошная
песня рвётся, окает —
пьяная, с подскоками,
одинокая.
От тоски ль, от радости ль
в ней надрыв? Догадывайтесь...
В небе для парадности —
то летит, то складывается —
новый стяг полощется.
А под ним, на площади,
баба заполошная,
рдяная и мощная,
голосит да ойкает —
свадьба ли, попойка ли,
проводы ль покойника,
увели ль поклонника —
и обида горькая
на судьбину торкнула,
покатилась комом,
раскатилась громом,
выгнала из дому —
поманила в омут
грусть-тоска исконная,
маята оскоминная...
А внутри истома
и гитары стоны -
зарыдает, тронь-ка.
Эх, кабы на тройке!..
У застывшей стройки
торг идёт бойкий:
семечки калёные,
огурцы солёные,
яблоки мочёные,
и лещи копчёные,
да ещё картошка,
и грибов лукошко.
Чешуя, шелуха.
Чепуха.
Одурь.
Всё — как бы поодаль,
прикоснётся вскользь —
и пройдёт насквозь,
поведёт, закружит,
вывернет наружу,
танком проутюжит,
вознесёт — и в лужу...
А над всем этим суетным
                миром
                мерно,
                привольно,
отстранённо, на фоне
лошадиною болью
льётся симфония,
увлажняя глаза…
И не пьяный, вроде бы, —
ослепила слеза —
всхлипнул, чисто юродивый,
при честном народе —
оступился в броде —
перекрыл ток плотиной —
растопился льдиной —
вширь пошёл половодьем —
пробежал по угодьям,
как скакун молоденький,
лошадиной мелодией
преисполнен до оды,
словно вешними водами, —
затопил деревни,
городишко древний;
как по нотам,
потопом
докатил до столицы —
и на берег скалистый
валом вздыбленным двинул,
захлестнул — да и вымыл;
пенясь, с мусором схлынул;
душу облаком вынул —
и над твердью из глины
восклубился — и сгинул...

В синем небе точечка —
я вернусь дождичком,
надо будет — и ливнем,
на Ильи именины,
подгадаю, чтоб в четверг —
обещаний через верх.
Но единым росчерком
сбудутся пророчества:
бросит мытарь мыто,
станет мир умытым;
свет сойдёт по радуге —
милостью порадует:
с каждого — по дару,
всем — всего... и пару,
а с иных — по творчеству,
им - построчно почести;
лошадёнке чалой —
песню величальную
за глаза печальные,
да за муть начальную,
и ещё — за музыку,
что поила мускулы
светлого предчувствия
и, переча умствованиям,
нас звала к причалу —
начинать сначала,
вопреки отчаянью.
Всё,
         конец,
                отчаливаем!..