Франция

 (18-й год наших Штатов)

Великое время и место,

Резкий, пронзительный крик новорожденного! который так волнует материнское сердце.

 

Я бродил по берегу Атлантического океана

И услышал над волнами детский голос,

Я увидел чудесного младенца, он проснулся с жалобным плачем от рева пушек, от криков, проклятий, грохота рушимых зданий.

Но я не устрашился ни крови, струящейся по канавам, ни трупов, то брошенных, то собранных в кучи, то увозимых в телегах,

Не отчаялся при виде разгула смерти, не убоялся ни ружейной пальбы, ни канонады.

 

Бледный, в суровом молчании, что мог я сказать об этом взрыве давнего гнева?

Мог я желать, чтоб человек был иным?

Мог я желать, чтоб народ был из дерева или из камня?

Чтобы не было справедливого воздаяния времен и судьбы?

 

О Свобода! Подруга моя! Здесь тоже патроны, картечь и топор припрятаны до грядущего часа,

Здесь тоже долго подавляемое нельзя задушить,

Здесь тоже могут восстать наконец, убивая и руша,

Здесь тоже могут собрать недоимки возмездья.

 

Потому я шлю этот привет через море

И не отрекаюсь от этих страшных родов и кровавых крестин,

Но, вспомнив тоненький плач над волнами, буду ждать терпеливо, с надеждой,

И отныне, задумчивый, но убежденный, я сохраню это великое наследство для всех стран мира.

С любовью обращаю эти слова к Парижу,

Где, надеюсь, найдутся певцы, что поймут их,

Ведь должна быть жива во Франции музыка тех лет.

О, я слышу, как настраивают инструменты, скоро звук их заглушит враждебные голоса,

Я надеюсь, что ветер с востока принесет к нам торжественный марш свободы.

Он достигнет сюда, и, от радости обезумев,

Я побегу перелагать его в слова, воздать ему славу,—

И еще пропою тебе песню, подруга моя.