Сказка обо всем и о многом другом

                В сундучок Кузе

If a man could pass through Paradise in a dream,
and have a flower presented to him as a pledge
that his soul had really been there,
and if he found that flower in his hand when he awake
— Aye, what then?
                Samuel Taylor Coleridge

I

Татьяна, русская душою,
французу отдана была –
соседи шепчут меж собою,
да сплетням верить ведь нельзя!
Но сказка вовсе не об этом,
а совершенно об ином,
пускай рассказчик хоть с приветом
поведать хочет Вам о том,
как в Антарктиде два пингвина,
высоко головы задрав,
так небо ясно лучше видно,
вот чушь промолвил, но сказав,
продолжу начатую глупость:
открыт им вид каких картин?
Увы, но только красок скупость,
ведь всё вокруг бело-белым,
но чу! вот мчится рядом с ними,
почти как Артур Гордон Пим,
огромный, страшный, и вестимо,
что как Титаник недвижим.
Не парусник, не теплоходик,
не пароход, чёрт знает что!
Быть может это Петра ботик?
Ох, бред… Сейчас скажу ещё!
Король то снежный и могучий,
гроза пингвинов и слонов,
морских конечно. Он всех круче
среди замерзших вечно льдов!
Рассказ начавшись заблудился,
пора ему так не вилять:
монарх наш снежный очутился
там, где дано ему мечтать.
Однажды в год? Да нет, в столетье
бывает лишь такое с ним,
что, впрочем, при его бессмертьи
довольно много, чёрт возьми!

II

Сей сказ один пингвин поведал –
о короле среди снегов,
вторым же кто-то пообедал –
наш мир, увы, весьма суров.
Осталась нам в залог легенда,
древнейший и пингвиний миф,
культ личности, конечно, вредно,
но раз один остался жив,
его в стихах увековечим
героем храбрым на коне!
Что было дальше после встречи?
Увы, не всё известно мне.
Присочиню чего не знаю,
привру, конечно, господа,
пускай во сне хоть полетаю,
быть может там услышу "да"...
Но стоп! Король в снегах мечтает,
ему безумно скучно тут,
никто его не понимает,
сбежал последний даже шут!

III

А короля играет свита,
без оной голый он король,
и снега скушав целый литр,
промолвил ниже на бемоль:
Пора в дорогу собираться,
пора вам, други, со двора,
пора, пингвины мои, братцы,
пора, пора, пора, пора!
(с народом рад он пообщаться,
как настоящий демократ,
но как за дело надо браться,
тут равноправью сразу мат!)
Мне нужен шут или шутиха!
Я так сказал, я так хочу!
И будет всем вам только лихо,
пока сего не получу!
Сказал и словно бы отрезал,
пингвины в страхе поклялись
на ломаном листе железа –
когда-то тот стремился ввысь,
а ныне служит им для дела,
как беспристрастнейший судья –
все выполнить и точно сделать,
исполнить волю короля.
Тот удалился, всем довольный,
в свой замок сказочный весьма,
сфероид страшно n-угольный,
ведь там всегда были зима,
и лед, и снег, и даже иней,
и залы полные снежков,
о нем не ведал даже Плиний
во тьме ушедших вглубь веков.
Король здесь проживал едино,
без слуг, дворян и без рабов,
простите, что выходит длинно,
но наконец поход готов!

IV

Пингвины собрались за море,
на льдине, мудрецы, поплыть,
ох, чувствую, вот будет горе,
про их судьбу мне говорить.
Тюлени льдину оттолкали,
неплохо получилось вдруг,
причалить как им не сказали…
Чу! Бац! Плоту пришел каюк!
Пингвины выбрались на сушу,
числом волшебным - тридцать три,
о них еще скажу, послушай,
все на подбор - богатыри!
Смешались странно сказки в кучу,
простите, вовсе не со зла,
на небе не видать ни тучи,
и закусивши удила,
метафорически конечно,
отряд наш бросился в кусты,
дождавшись темноты кромешной
пошли искать, где здесь шуты.

V

Мы ненадолго их оставим,
заглянем на чердак один,
где за окошечком с цветами
живёт известный господин.
Писец он, холост и писатель,
про амазонку сочинял,
врагов любых ниспровергатель
во снах под парой одеял,
людей панически боится,
живёт он только в мире книг,
ему б в пустыню удалиться
и там бы встретить лучший миг!
А может просто бы напиться,
забросить всё, к чему привык,
но нет, увы, судьбы готовит
ему иной совсем удел,
его пингвины шустро ловят,
хотя он вовсе не хотел
им на дороге попадаться,
но замечтавшись не успел
свернуть. "Поймали, братцы!"
Пингвины радостной толпой
влекут его теперь с собой!

VI

Я знаю, ждали Вы другого,
положен в сказке быть герой,
и чтобы даже до алькова
добрались бы слова порой,
или хотя бы чтоб принцесса
и злая мачеха была,
или Емеля, ох, повеса,
удрал на печке со двора,
чтоб волки вслух заговорили,
протухли вовсе пирожки,
а Бабы-Ежки полюбили
сажать всех путников в горшки,
Кощей Бессмертный поневоле
никак не мог бы умереть,
эх, будь на то моя бы воля,
я в терем смог бы запереть...
Но нет! Теперь мне не до ножек,
про них пусть Пушкин говорит,
сегодня же денек погожий,
на небе солнышко горит,
огромный айсберг ждёт команду,
тюлени жаждут плыть домой,
и заплативши сотню рандов,
спустились на воду гурьбой
пингвины тесным братским строем,
их ветер быстро мчит назад,
вернулись массовым героем
и ждали царственных наград!

VII

Не угадали. Так бывает,
монархов дурь известна всем,
с какой ноги встаёт не знает,
но коль с утра не вкусен джем
из снега лучшего и льдинок,
то будет гневаться король,
запустит он в шута ботинок,
и увернуться не изволь!
Но новый шут без подготовки,
таких манер не понял он,
поймал снаряд без тренировки,
король был страшно возмущен!
«Казнить! Сто залпов дать снежками!»
Его величество орало.
Сказать по правде между нами,
в нём злобности совсем ведь мало,
но книжки в детстве он читал,
как управлять, монархом быть,
а там король всегда кричал,
чтобы никто не мог забыть
монаршей воли, преступить
через приказ. Но сам король
легко его мог отменить,
чуть-чуть подумав головой:
Вернуть шута! Он нужен мне!
Пусть веселит, пусть говорит,
расскажет сказку при луне,
про електроны разъяснит!
Монарх совсем ведь не дурак,
хоть самодур, сатрап, тиран,
хоть в королевстве и бардак,
в науках малость понимал.

VIII

Так шут наш стал Шахерезадой
при снежном старом короле,
пингвины были очень рады,
плясали даже на столе.
Под сказ о спящей королевне
и о семи богатырях,
под список кораблей столь древний,
что в новость был он в тех краях,
под мифы греческих сказаний –
Геракл, Гектор, Зевс, Ахилл –
под драмы нравственных терзаний –
тут Фауст сразу воцарил,
но сказки королю милее,
коль сам из сказки родом он,
фантазии приятно греют,
попеременно он влюблён
то в Белоснежку, то в русалку,
то снится Золушка ему,
солдатика безумно жалко,
да только скучно одному.
Шутом доволен очень-очень,
начитанный попался шут,
всегда корректен, в слове точен
и не считает ведь за труд
потешить сказкою монарха,
наоборот, совместно рад,
повеселить он патриарха
и стал тому почти как брат.

IX

И вот однажды, после бала
(пингвины любят танцевать),
когда король уже устало
собрался сразу лечь в кровать,
среди снегов вдруг прозвучала
история о вечных льдах…
Мне б тут закончить, без финала,
убог так в правильных словах!
Но совесть требует закончить,
рассказ логично завершить:
король докушал снежный пончик,
велел шуту договорить
о королеве, Кае, Герде.
Он весь рассказ спокоен был,
да только вдруг притихли ветры,
и страшный снег как повалил!
Рассказ закончился, тревожно
повисла тишина. Король
молчит. Шут осторожно
подводит мысль исподволь,
что шар земной велик, огромен,
что полюса разделены,
что снег на солнце таять склонен,
что… Аргументы не важны,
король решил, знать так и будет!

Морали в этой сказке нет,
коль прочитали, так забудьте
про сий словесный винегрет!