Этап

Наши мамы в слезах
Мамы все нам простили….
Отбывает состав
Стыки рельс зачастили.

Я парнишку спросил:
Что ты братец наделал,
Жизнь свою оборвал,
Словно плод недоспелый?

 
Ты меня не жалей,
Я виновен стократно.
Из поездки моей
Не вернуться обратно.

Я теперь буду вор.
Или вор - или крышка.
Вот такой разговор.
Так случилось. Так вышло.

Отчего? Почему?
Объяснятся, не буду,
Я лелею мечту,
Будто все позабуду.

Все, что было моим,
Все, что сердце ласкало,
Все исчезнет как  дым,
Над избой моей старой.

Отпущу свою жизнь,
Как шальную подругу.
Стану лаять и грызть,
Да молиться на вьюгу.

Мне теперь прибывать
В озлоблении пёсьем…
Я не буду считать,
Сколько зим, сколько вёсен.

Суд меня поделил -
До того и на после.
Прежний пыл остудил,
Присудил - будет осень.

Паренек замолчал,
Ночь в окно моросила.
В беспроглядную мглу,
Уносилась Россия.

Возвращение

Я вернулся домой из бараков чумных и  зловонных
Я по городу шел, город был как безликий пустырь,
Колокольни церквей разливали окрест перезвоны,
Я молился, как мог, человек, не читавший псалтырь.

Я заглядывал в лица, но серые лица скрывались,
А пустые глазницы выражали брезгливость и страх.
Я вернулся домой, только все от меня отрекались,
Обходя стороной вдруг откуда-то взявшийся прах.

Милицейский сержант, посмотрев мою мятую ксиву,
Усмехнулся в лицо – Видно бог тебя парень послал,
Здесь, не так далеко, бомбанули сегодня квартиру,
Так что руки вперед, ты, похоже, обратно попал.

Я ему объяснял, я просил – Дай увидится с братом,
Я ведь восемь годков… я еще ничего не видал.
Он ударил меня, обложил непристойнишим матом,
Провоцировал гад, только я ни кому не спускал.

В придорожную пыль, я макал это жалкое тело,
Что недавно парило, на крыльях ментовских погон.
Я мутузил его, а внутри меня все онемело…
Вот и кончилась жизнь, как мелькнувший в окне перегон.
 
На краю

Я на краю, мне хочется рыдать,
Пусть тот, кто судит – судит меня строго,
За то, что я умею воровать,
И не умею клянчить - ради  Бога!

За то, что смолоду досталась мне тюрьма,
Что  люди в ней не лучше и не хуже.
За то, что в доме не собрал добра,
За то, что не был ни кому по жизни нужен.

Я не ропщу, мне не на что пенять,
Оплакивать надежды и сомненья.
За всех людей меня любила мать,
И за грехи мои молила их прощенья.

Но призирала гордая родня,
И целый мир бросал в меня каменья.
А я боялся наступленья дня,
Я жаждал часа светопреставленья.

И все равно, мне страшно уходить,
Как примет мою душу злое небо?
Я не привык, но хочется просить:
Бог сделай так, чтоб никогда я больше не был.