О том, каким он стал

Он был в отчаяние - его сила угасала, утекала сквозь пальцы, впитывалась в землю... Никакие заговоры, никакие просьбы, никакие таблетки... ничто не могло вернуть ему его способность. С каждой минутой грамм ценности улетал в бесконечность, заставляя его слабеть под тяжестью неба. Дождь... Простите за банальность, но как много в этом слове. Капли воды, которые стремятся умереть, разбившись о холодный зеркальный асфальт. Подобно женщинам-смертницам, капли летели в никуда, в безжизненную даль, в "горизонтальную восьмерку". Но потом обретали себя, поднимаясь на лучах последождевого солнца вверх. Странное ощущение раздавленности... И к нему сила вернется, когда наконец-то обретет себя. Им обоим трудно - он не может обуздать то, что выше его, - она не может подчиниться человеку. Они друг друга стоят. Искры раздражения рождались тогда, когда он ненавистно точил об камень ритуальный нож. Это оружие заставило его пролить кровь, чтобы стать сильным, могущественным, необычным... Безукоризненно неповторимым. Не жалким глупцом, каким сделала его жизнь, нет, - теперь он не гнался за разменной монетой, чтобы купить их всех. Каждую. По отдельности... наслаждаясь вопиющим чувством покровительства. Он стал ценить то, с какой легкостью они ему отдавались - он ценил свое обаяние. Но именно это утекало сквозь пальцы в грешную землю... в вечный поток жизни и смерти. Именно это... Теперь шрам, который он специально поставил себе на лице, не доставлял ему удовольствия. Он выглядит обиженным. Конец слишком сильно заострился у внешнего угла правого глаза. А начало было затупленным и гнилым - прямо у губ - как будто он рисовал зловещую улыбку клоуна. Глубокая светлая линия, извилистая и заметная, теперь уже уродовала загорелое и соблазнительное лицо. Он поднял нож, в надежде, что оставшаяся сила сокрушится, пугаясь его намерений, и поддастся ему. Вернется. Он закрыл глаза, пытаясь почувствовать былое возбуждение, идущее ввысь, но этого не произошло. Разгневанный, отчаянный - он вонзил в упругую кожу лица острие кинжала. Сталь прошла с хрустом. У бедной девушки, что лежала рядом, перекосилось лицо - теперь она его точно не хотела ни за какие деньги. Он подавил внутри себя бурный толчок отвращения и тошноты. Кровь стекала по щеке на мускулистую грудь, затем капала на белую простыню, делая ее невообразимо красной и отвратительной. Он освободил рану - теперь из его ноздри тек ручей... Он... порвал перегородку, освобождая свое закоптелое дыхание, делая себя уродом. Внутри него что-то рухнуло... Он осознал, что со всей вытекшей кровью ушла его сила. Жалкий прокуренный сутенер. Девушка выбежала с визгом из сарая. Одиночество окружило его. Он разгневался и стал полосовать руки тем самым ножом. Кровь на лице уже запеклась - но он все равно продолжал издеваться над собой. Месть, месть, месть... Но кому? Неужели самому себе?