Падам-мадам

Падам-м, падам-м, падам-м…

На столе молчит бутылка,
благолепа и полна,
с этикеткой не горилки,
а игристого вина.
Поиграться мне в охотку –
погонять шары в мозгу.
Не могу смотреть на водку,
на шампанское – могу.

Знаем: если где-то в театре
на стене висит ружье,
то к концу 2-го акта
может выстрелить оно.
Здесь не театр, здесь работа –
каждый день одно кино,
но шампанскому за что-то
должно стрельнуть всё равно.

Может быть, на дне стакана
обнаружится тогда
то, что носят в океане
склянки в чреве иногда.
Если ж письмена в бутылках
отошли в глухую даль,
нужно просто лишь с улыбкой
посмотреть на календарь.

Гром победы, раздавайся!
Россиянин, торжествуй!
Если хочешь – раздевайся!
Если хочется – танцуй!
День рожденья, день рожденья!
У прохожих на виду!
Никакого сожаленья,
что бывает раз в году!

И пенящаяся влага
после залпа всем богам
изливается во благо
новорожденной мадам.
Гости после тостов здравных
ту бутылочку, допив,
крутят влево, вертят вправо
и, дыханье затаив,
отдаются поцелуям
без остатка, до конца!
Аллилуйя! Аллилуйя!
Линца-дрица, оп-ца-ца!

Это там. А здесь всё проще:
вот шампусик, пузыри.
Именинницу не просят
взглядом гостя одарить.
Пузырьки по пищеводу
устремляются наверх,
вышибают мысли сходу
и прощаются навек.

Мне сегодня здесь уютно.
Ничего, что я один:
каждый день ежеминутно
я тобою лишь храним.
Ничего, что встречный ветер,
ничего, что ничего,
потому как есть на свете
место счастья моего.

Летом там прохладой веет,
солнце плещется в ручьях,
а зимою вечер тлеет
на каминных угольках.
Это место – не твердыня,
это место – там, где ты,
будь то знойная пустыня
или снежные хребты.

Если этот полюс счастья
затеряется в ночи,
мой компас его обрящет,
мой маяк отдаст лучи.
Пузырек последний пшикнул.
Мысли ветром разнесло.
Месяц на карниз запрыгнул,
подарив желанный сон.

Это там. А здесь всё так ли? –
Нет, не сплю я по ночам.
Допиваю эти капли
за прекрасную мадам.
А мадам играет в фанты:
утро-дети-ночь-постель…
Ей плевать на круги Данте:
в сердце – вечная мамзель.

Падам-м, падам-м, падам-м…