Алексею Клишину на Граффити

в общественном парижском туалете
есть надписи на русском языке.
Париж всегда был Меккой для Паэтов,
от Франции живущих вдалеке.
когда хандра корявыми когтями
Паэтова касается нутра,
вселившийся в беднягу Гаутама
его - как лошадь - сводит со двора,
дразня понурый разум переменой,
суля с нуля всё заново начать
и вознестись над веком и Вселенной,
и воссиять как лампа Ильича.
- отринь, Паэт, худое и былое, -
вещает принц как птица Гамаюн, -
ведь ты одной ногой пред аналоем,
вино и страсть терзают жизнь твою!
она живет с шестым по счету мужем,
пошли ужо, какого, блин, рожна?!
твоя Поэзия ей больше не нужна,
и сам ты ей ни капельки не нужен.
иди за мной! в деревню, в глушь, в Саратов…
куда, пострел?! у нас не пошалишь…
назвался груздем – полезай к собратьям,
я разве обещал тебе Париж?...
Паэты, особливо с перепою,
страшны во гневе – им не суперечь,
пророки, испытавшие такое,
с берсерками не ищут новых встреч.
и вот боец - коряво, сикось –накось,
не прекратив процесса пития –
парижскую воспроизводит надпись
на мраморном фасаде бытия.
он просветлен, и пишет он, как дышит
(я, типа, вам не кенарь, я – Паэт):
- нет в жызне щастя, нет ево и выше,
все мрак и тлен, и фуэте фуэт.(с)

покачиваясь, кружится Земля,
вздыхает Гаутама: - voila