О стихах Андрея Вознесенского

(Потерянная во времени, рецензия на книгу Андрея Вознесенского: Дубовый лист виолончельный.  Избранные стихотворения и поэмы. М.: Художественная литература, 1975. 604 с.)

   Во всю широту своего политически зрелого мировоззрения поэт Вознесенский воспел советскую Русь со всеми ее непростыми взаимоотношениями с природой и обществом человекообразных существ, проживающих на ее территории. С удивительной социальной пронзительностью поэт пишет:

   Прозрейте, товарищ зрячий,
   у озера в стоке вод.
   Вы слышите – оно плачет?
   А вы говорите - цветет.

   Не надо быть с семью прядями на роскошном от избытка пространства лбу, чтобы понять о каком стоке каких вод ведет свою зажигательную, поистине публицистическую речь поэт. Это, несомненно, полноводный сток промышленно развитых на основе современных нанотехнологий канализационных вод, к сожалению, не первой и, увы, даже не последней свежести. Но политически выдержанное и морально устойчивое озеро не бросилось прочь от проклятого современной действительностью места, оно просто, как-то по-бабьи, плачет. И читатель явно слышит его горькие рыдания, потому что озеро не в состоянии сдержать бурный натиск непрерывно, по десять процентов от внутреннего валового продукта в год, растущих промышленных вод. И отбросив ложную скромность и осознав гордость за сопричастие к большим делам с их огромным доходом в пользу частных лиц советского экономического пространства, озеро сквозь слезы цветет и пахнет. Это великолепный апофеоз державности Руси. При всей яркой и не забываемой картине стихотворного образа, поэт не забывает и о самокритике, об одном из трех китов, на которых держится современное индустриальное общество с его трещащими по швам банками. Поэт сравнивает себя с сиплой каракатицей и смачно плюет на свою кожаную куртку явно турецкого происхождения, а звук своего стиха он называет наглым и лживым. Здесь товарищ Вознесенский хватил через край, потому что мы убеждены, что в своих стихах этот поэт абсолютно правдив и даже галантен, несмотря на то, что стихи ему приходится слагать натощак, а это, согласитесь, исключительное геройство, если учесть, что в холодильнике лежит, сладостно благоухая чесноком, одесская колбаска. Но нашему поэту воли не занимать, он скушает этот советский деликатес только после завершения стихотворения. И когда этот мясной продукт затрещит на крепких зубах поэта, по всей стране пробежит мощное эхо заводских гудков, зовущих наш народ на трудовую вахту во имя ежеминутного приближения коммунистического рая, потому что “небом единым жив человек”. Аналогия рая с небом у поэта не случайна. Он убежден, что небо происходит “из породы репейников”  “с названьем кратким”, как сказал бы поэт совершенно другой ориентации в пространстве и времени, василек. Если другие отсталые страны Европы и прочих недоразвитых континентов любуются на своих тучных полях хлебными злаками, то на Руси издревле любовались на полях васильками и другими сорными достоинствами местной флоры. При советской власти это любование сорной растительностью стало доброй и надежной традицией современного земледелия. Не отстал от этой традиции и наш поэт:

   Твои сорняки всемирно красивы,
   хоть экспортируй их, сорняки.

   Поэт не просто констатирует наличие у василька всемирно известной красоты, но вносит деловое предложение партии и правительству единой Руси: экспортировать сорняки на Запад, чтобы дополнительной валютной выручкой неуклонно наращивать свою валютную заначку. У поэта Вознесенского наметанный глаз, натренированный на архитектурных эскизах прошлых лет. Он видит широчайшие возможности для расширенного производства сорняков на полях Руси и единая партия уже готова была поддержать это идущее из народной глубинки начинание, если бы не села за стол торжественного обеда, чтобы отдать должное очередному герою партийных будней. Выпив первый тост своего красного партийного генералиссимуса, партия бросилась закусывать, но вместо привычного хлеба осоловело узрела вазы с васильками. Крикам негодования не было ни числа, ни времени! Какими неподобающими для их сана эпитетами наградили они бедного поэта! Но наш поэт не скуксился и не расплакался, как воспетое им озеро, он просто мужественно взял свое предложение обратно и больше его уже никому не предлагал. Вот почему до сих пор на столах граждан Европы стоят тарелки с хлебом и отсутствуют вазы с васильками. Это привело к тому, что кареглазость у граждан Европы за последние годы сильно повысилась. Мимолетом считаю необходимым разъяснить происхождение и значение глагола “осоловеть”, чтобы у любителей интеллигентного чтива не сложилось превратное представление об иностранных застольях. Кстати, эта западная публика распивает на подобных мероприятиях минеральные воды и фруктовые соки, чтобы всегда быть в форме и во время отразить красную агрессию с востока. Глагол “осоловеть” имеет своим истоком мелкую, сильно невзрачную, но задушевно певчую птичку соловья. Можно смело сказать, кто не слышал пенья соловья, тот не жил на нашей прекрасной планете. Слушая это восторженное пение, человек осоловевает, то есть он становится как бы соловьем, у него кружится голова от успехов перед публикой, глаза покрываются маслянистой поволокой, он непроизвольно распахивает рот, чтобы усилить восприятия чудесного пенья. Сторонний наблюдатель про такого человека всегда скажет: осоловел, то есть полностью отдался созерцанию и восприятию искусства. Мы озаботились этой этимологией, потому что наш поэт тоже не обошел своим лирическим вниманием эту маленькую, но знаменитую пташку. Он не побоялся поставить себя на одну доску с этим природным чудом:

Поэты и соловьи
поэтому и священны,
как органы очищенья,
а стало быть, и любви!

   В этих строчках поэт раскрывает перед нами свою маленькую тайну: в юности он мечтал стать врачом по кишечной части и даже проводил кое-какие опыты с пургеном, который окрашивает раствор соды, столь спасительной при изжоге, в приятный малиновый цвет, но однажды засмотрелся на красоты собора Василия Блаженного и пошел по архитектурной части, где и преуспел в ее поэтическом отделе. Как здесь не воскликнешь: и какой же русский не возмечтает о любви после высокоскоростного очищения!

   Мы тоже получили истинное наслаждение, прочитав книгу стихов Андрея Вознесенского. О чем только не пролил он на голову благосклонного читателя из огромной бадьи пронзительного лиризма! О многом пролил и, как истинный джентльмен, ласково осушил слезы восторга на раскрасневшихся щеках читателей белоснежным сопливчиком. Не обошел поэт своим вниманием и обязательную составную часть каждой человеческой личности, называемую в быту душой. Многие иностранцы путают это полное смысла слово с затрапезным душем. Русейский обыватель, не избалованный местными достижениями нанотехнологий, никогда не спутает эти два совершенно различных слова. Когда он читает строчки поэта “душа побывает босой”, он понимает, что это совсем не означает, что чья-то душа пошла в душ, чтобы смыть недельную грязь трудовых будней, он понимает, что душа шлепает босыми ножками по темной, ночной прихожей в туалет, и вместе с поэтом он скорбит о том, что:

Душа - совмещенный санузел,
где прах и озноб душевой.

   В этих пронзительных строчках слились в единый жизненный узел проблем бытовая неустроенность поэта, когда пурген уже выпит, а в ванной совмещенного санузла с веселым хохотом и гиканьем полощется его любовная отрада сегодняшнего вечера, жгучая брюнетка первого канала теленовостей. Вот уж, действительно, “омылась душа, опросталась”! Сидит она там взаперти и знает, что “любовь – это самодержавье” и что “шумная жизнь” без нее “не имеет уже содержанья.” “Несказаемо хорошо! А задуматься – было ужасно.” Вот какое раздвоение сознания может случиться – и хорошо, и ужасно одновременно – с любым человеком, если он имеет квартиру с совмещенным санузлом. Но поэт не останавливается на достигнутом и в следующем стихотворении он подозрительно размышляет:

Черный он, и яички беленькие,
даже, может быть, побелей…

   А у читателя от таких размышлений волосы дыбом встают: уж не забрел ли в квартиру поэта иностранец африканского происхождения? А ведь этот контингент известен своим скоростным стихосложением. И читатель радуется за поэта, который уже приготовил ручку и стопку бумаги и нетерпеливо ждет возле заветной двери выхода незваного гостя, чтобы крепко обнять его и, еще не просохшего от восторга и прочей деятельности, доволочить до стола и усадить за рифмовку новой поэмы с потрясающим названием “Черное и белое”.

   Лирический герой поэта очень динамичен. Он трудолюбив до умопомрачения. Например, герой без устали и малейшей передышки на перекур “вскрывал, пролетая, гроба в предрассветную пору” и из красной “крылатки”, украшенной неувядаемыми золотистыми серпом и молотом “рассевал споры” благородных грибов, которые обязаны помочь сорнякам в конкурентной борьбе с пшеницей за рынки Западного сбыта. Этого звездного часа своей деятельности герой “ждал в хрустальных гробах, как в стручках”. Какой зримый образ! Летит над страной лирический герой, а за ним и впереди него летит караван таких же хрустальных гробов с охраной, партийными и советскими деятелями, вождями основных Союзов страны восходящего коммунизма: писателей, кинематографистов и журналистов. Не забыл он прихватить с собой и литературных консультантов для решения мимолетных проблем с ускользающей рифмой из числа ведущих профессоров Литературного института. И это понятно, потому что лирический герой не желает оставаться “в дураках”, когда цветущая вокруг “жизнь такая короткая!”

   Однажды лирический герой поэта втюрился в топ-модель, популярность которой в народе была так велика, что:

будет люд тебе в раме служить,
на тебя молясь, на паскуду.

Поэт не брезгует народным диалектом, он просто сливается с ним, приобретая широкий круг своих почитателей. Его герою приятно лицезреть, как предмет его страсти, стройная, потому что гнется “как дерзкая зверь” и красивая, потому что имеет “голубой позвоночник”, “от ненависти хорошея” втрескалась в него, по своей сути явного “изувера” интимных отношений, по самые уши, о красотах которых поэт скромно умолчал. И совершенно напрасно, потому что уши этой модели достойны масштабной поэмы, написанной мастером в голубых тонах, чтобы сохранить верность социалистическому реализму в искусстве.

   “Скука создавала Кука” – какая великолепная игра слов! Какая глубокая, внутренняя рифма! А если в “скуке” проигнорировать никчемное первое “к”, то получится не менее великолепный второй, подводный смысл этой строки! Вот почему Кук, когда “край любезнейший” “опротивеет, как сука”, отправится на поиски новых земель, чтобы развеять скуку лишнего человека своей эпохи и повысить благосостояние своего народа, который под руководством коммунистической партии короля уже в те времена строил коммунизм, о котором автору приходилось только мечтать. Поэт мастерски описывает характер Кука:

Ах, какой ты был гурман!

   Куку всегда и везде хотелось “хохмой вывернуть тоску” и спросить заблудившуюся в чужих краях кукушку:

   - Кто мое “откусит ухо”?

   На это вечно бездетная мать отвечала кратко: “Ку-ку!” К сожалению, этот древний астролог из касты пернатых ошибался. Аборигены съели Кука гораздо раньше. Они нашли его достаточно упитанным, чтобы утолить свой голод. Об этом трагическом апофеозе славного морехода поэт Владимир Высоцкий написал прекрасное стихотворение. Источником вдохновения для скромного труда народного барда, без сомнения, послужило стихотворение Вознесенского “Скука”, потому что именно это многогранное и много обещающее слово хорошо рифмуется с Куком. Конечно, нельзя не согласиться с автором, что “скучно, свиснув с потолка, не достать паркет ногою”, когда ты не имеешь возможности прочесть чудесную историю, написанную в искрометных стихах, о том, что именно скука является главным двигателем научно-технического прогресса, и тебе только предстоит написать ее, а у тебя сгорела лампочка, и ты висишь на своей единственной люстре вниз головой и обдумываешь замысловатый сюжет для своего нового шедевра.

   Любой настоящий поэт в стихах раскрывает перед читателем всю свою жизнь. Например, днем “поэт, затосковав, ходит праздно на проспект”. Ему “нечего терять”, а приобрел он, по случаю, платье. В рекламной паузе уличной жизни поэт яростно выкрикивает:

Сдохли б Вены и Парижи
от такого платьица!

   Его тотчас окружают столичные модницы. Платье идет нарасхват. Надо срочно строить швейную фабрику, но нет постановления партии и правительства, потому что они заняты разгоном оппозиционно настроенных граждан своей страны от роскошных дверей иностранных посольств, за которым скрываются все беды нашего народа. Неудивительно, что у молодой, потенциальной покупательницы “тело запотело”, хотя на этом теле “ни черта” нет. А в руках у поэта платьице “золотое как пыльца”, легкое как кружева и по цене в валютном исчислении вполне достойно для любой модницы, а если “вам нечего надеть”, то оно вам очень подойдет. Если у вас есть валюта, вам нечего терять: покупайте! Вот такую славную дилерскую предтечу поведал нам поэт в простеньком стихотворении про платье, которое некому было надеть, чтобы отдаться герою и, говоря современным рыночным языком, оттянуться по полной программе с привлечением центральных телевизионных каналов.

   Автор этой, без преувеличения, высоко рейтинговой книги стихов, несмотря на то, что в ее названии упомянут некий “дуб”, из которого поэт пожелал, видимо, сделать для личного пользования благозвучную виолончель, отличается высокой способностью к объективной оценке своих способностей в области литературы и прочего искусства. Он так и заявляет: “я - талант”. “Чего же более, мир решил, что этот парень очень мил” – сказал бы Пушкин, если бы ему удалось дожить до эпохи развитого социализма с его абсолютной несвободой духа, потому что только материально-техническая база коммунизма дает настоящую пищу каждому члену этого суверенного со всех сторон общества. Он даже похлопал бы нашего автора по плечу: “Я рад, Андрюша, что ты не боишься стреляться “из-за бабы”, прости мне, пожалуйста, это плебейское словцо. Однако мне страшно за тебя. Я боюсь, как бы ты своей “соловьиною пулей” не убил “наповал” министра культуры госпожу Фурцеву, или, может быть, ты забыл, что она тоже женщина, и поэтому не прочь провести с тобою ночь? Прости, пожалуйста, за банальную рифму. На фоне твоих “изувер-зверь, друга-духа, около-ёкнуло” – это бледно и невыразительно, и мне за нее искренне стыдно”. На это наш поэт, наверное, ответил:

   - Нищтяк, Санька, поступай ко мне учеником, будем витражи ляпать, и между делом я тебя таким рифмам обучу, что голова твоя пойдет кругом!

   Лирический герой поэта, как, впрочем, и он сам, любит красиво приодеться, но он убежден, что “галстук, завязанный фигой, искусства не заменитель”, потому что “должны быть бессмертными рукописи”, иначе “кто купит” их? Вот центральный вопрос рыночной эпохи! Именно в эту свободную от любой морали и нравственности эпоху наша “монархия” не “уступает республике”, не тоскует “о милых устоях”, потому что у нее нет ни времени, ни подходящих средств “для демократических забот” о справедливых выборах, она “жестяной лопатою дворничьей” расчищает “снежок до ворот” своей резиденции. “Монархия” может и “ледок на крылечке оббить”, тем более что под крылечком у ней спрятана вся государственная заначка.

   Всему миру хорошо известно, что в советской стране разврат отсутствует полностью. Нет в ней места и порнографии. А вот порнография духа – явление в нашей стране достаточно распространенное. Как и все материальное на нашей территории, она не возникла на пустом месте, ее занесли к нам западные спецслужбы. Да, есть еще у нас  “порнография духа” – горестно констатирует поэт в одноименном стихотворении. Есть еще у нас идейно невыдержанные женщины, которые позволяют себе “при народе” отплясывать гопака “с поклонником голым”. “Ликуй, порнография плоти!” – восклицает эта зарвавшаяся дама, которую не далее, как вчера с треском выгнали из комсомола, а до партийного кандидатства ей не добраться даже ползком, даже если она будет ползти вдоль иностранных посольств. А ведь ее голого поклонника, как тонко и однозначно отмечает поэт, “постеснялась бы любая парижская шлюха”. Наблюдателям из народа показалось несправедливым, что с голым мужчиной танцует одетая женщина, и они “танцовщицу раздели”. И вот эта парочка уже голышом радостно кружится “по панели”. И это хорошо, потому в таких случаях с порнографией духа нашего народа все в порядке. Она исчезает, вытесненная реальностью. А в это самое время на весь прогнивший Запад “ревет порнография духа”. Так им и надо, будут знать, как безнаказанно кушать вкусные котлетки из настоящего мяса! “Как вы вообще это смеете!” Делиться надо с соседями, товарищи западники. Понятно, что от вкусной и здоровой пищи западному люду становится жарко, и он раздевается. Но уж если ты разделся, то сиди голым дома, в кругу своей семьи. Так ведь нет, лезут, почти, в чем мать родила на телеэкраны! Вот поэт и негодует:

Клеймите стриптизы экранные,
Венерам закутайте брюхо.
Но все-таки дух – это главное.
Долой порнографию духа!

   В советском общепите есть еще отдельные недостатки, и поэт ярко и образно обостряет их, чтобы население лучше разглядело их и яростно набросилось на борьбу с ними. Ведь это мимо народа проносят “остатки дичи” с западного стола. Мы с ужасом смотрим, как “в углу” советского ресторана отечественный “драматург рубает противозачаточные таблетки”, потому что ему нечего больше кушать. А ведь ему еще предстоит всю ночь писать драму “Красные жернова: культ убийства”. Конечно, “чем больше пропустишь в брюхо” противозачаточных таблеток, “тем в животе пустей!”. Вот такая “голодуха, брат, голодуха” – апофеозит поэт на страницах своей книги. Он не понаслышке знает, из чего делаются советские котлетки в нашей солнечной стране. Он лично участвовал в общественных рейдах по общественным столовым, кафе и ресторанам, и всюду они выволакивали на свет божий поваров, которые при проверке паспортного режима оказывались агентами американских спецслужб и их западных прихлебателей. Но не иссекаем источник буржуазных шпионов, потому что хорошее питание способствует их быстрому, прогрессивному размножению. Только что прочистили учреждения общественного питания от этой иностранной мерзости, а глядишь, снова агент иностранной разведки тащит из столовой в свою норку здоровенный кусок общественного мяса. Не пора ли объявить мировую войну Западному миру? Но пока это невозможно, потому что в нашей стране “время на ремонте”, а без этого мощного оружия наша армия крайне не боеспособна. Конечно, и здесь не обошлось без английской разведки, и об этом нам прозрачно намекает поэт: время “поджеймсбондили”. “Куда смотрит наша разведка!” – раздраженно вскликнет читатель, и он абсолютно прав, потому наша разведка тоже “на ремонте”. Но не переживайте так сильно, у нашей разведки это просто военная хитрость. На самом деле они давно уже нашли тайный глазок в мировом пространстве и давно внимательно созерцают всю подноготную Западного общества, а о жизни их спецслужб им известно больше, чем о своих собственных.
 
   Как далеко вперед видел поэт Вознесенский будущее России! Отбросив подальше всякие замысловатые штучки про лирических героев, он сам, лично, обращается к будущему поколению советских людей, некоторые из которых уже сегодня живут при коммунизме. Он говорит: “Владимир Владимирович, разрешите представиться! Я занимаюсь биологией стиха”. Нынешнему поколению советских людей нетрудно догадаться, кто такой Владимир Владимирович. Менее ясно, зачем он к нему обращается и уже совершенно непонятно, что такое биология стиха? Кто и зачем приделал ноги к строчкам, рифмам и строфам? Куда и к кому направят свои стопы создаваемые им стихи? И здесь поэт ставит перед собой задачи “более пьедестальные”, чем может себе представить самое воспаленное воображение читателя. Конечно, у “поэтов дел по горло”, и поэтому они “мыслят задом”. “Среди идиотств” современности “поэт одиозен”, поэтому, вооружившись “содокладом” о главных путях выхода из мирового экономического кризиса, он с высоко поднятой головой шагает “к священной жертве” низких цен на нефть, называемой правительством. “Колоссальнейшая эпоха!” В правительство “ходят” “как в душ Шарко”, и никому пока что не стало жарко. Вот она – великая сила искусства! Наш поэт лично научит правительство, как правильно тратить народные деньги. Может быть, он отправит его в отставку. Но, увы, члены правительства подсели на свои ошибки и принципиально заявили, что “мы не уйдем – как бы кто ни надеялся! - мы будем драться за молодняк”. Они считают, что “научили свистать пол-России”. Чем гордитесь, господа? От этого свиста деньги из народной заначки тают быстрее, чем хвастливые заявления правительства о высоких темпах экономического роста, которые сегодня переросли в точные прогнозы о том, что кризис бесконечен, и народу необходимо самостоятельно искать для себя более перспективное государство, чтобы очистить страну от собственных потребностей.

   Шагая по столичному базару со своей бряцающей лирой, поэт не обходит стороной мировую матушку-природу. Он почетный член общества защиты природы и ее обитателей, включая и человека. Он негодует по поводу наличия на рынке торговки свободолюбивыми птицами. Он принципиально кричит на нее:

   - Эй, ты, “продавщица” с “прыщами”, “синь шебутная”, “деньги на ветер!” “Выпусти птицу!”

   Продавщица отвечает ему в высшей степени архитектурными оскорблениями, напоминая поэту о горьких часах, проведенных над страницами “Геометрии” товарища “Киселева”, досконально изучив которую он намеревался сдать полный курс начертательной геометрии, чтобы наметанным глазом специалиста точно рассчитать биссектрису угла, образованного поверхностью родной земли и струей мочи, выпущенной ее вольным гражданином, давно сомлевшим от своих протестных ощущений. Ситуация усугубляется тем, что это не просто продавщица, это еще и “деваха”. Это в корне меняет дело, и поэт миролюбиво заявляет этой даме:

  - Эй “ты дефективная де-факто”! Ты “де-юро чудо-дура!” Мы с тобой пойдем в кабак, но сначала “выпусти птицу!”

   Поэт уже явно симпатизирует продавщице и уже возжаждал перевоспитать ее. Главной площадкой для этого процесса в Советской стране всегда был кабак, в котором торговали исключительно красным вином, потому что только в этом божественном напитке открывалась вся бездна современного мироздания со всеми его темными углами. “Мужская доля” при развитом социализме вести даму в кабак, а “женская доля выпустить птицу”.

   Маленькая четырех строчная миниатюра дает исчерпывающее представление о поэтической кухне и не требует никаких комментарий:

“Стихи не” сразу получаются,
когда восход или “закат”,
ведь “дама треф”, их “соучастница”,
поэту показала зад.

   На всякий случай позволим себе заметить, что выражение “показать зад” на Руси известно издревле. Оно берет свои истоки из бешено скачущей конницы воинов, каждому из которых впереди мчащийся соратник показывал не только свой зад, но и зад своей лошади. А сколько самых великолепных задов показывал крупный и не очень рогатый скот своим друзьям-пастухам! Впрочем, некоторые зады чрезвычайно зажигательны для молодого, но уже полностью взматеревшего организма, поэтому недаром поэт горько восклицает: “с ума бы не сойти!”  Не дай бог, если поэт Вознесенский сойдет с ума! Что же тогда мы, мирные меряне социалистического общества, будем читать на сон грядущий? Чтение поэтического полотнища товарища Чуковского о нашествии тараканов давно уже не возбуждает наш взыскательный ум.

   Да, о поэтических шедеврах дубового листа можно писать бесконечно и в самых хвалебных тонах. Понимает это и товарищ Вознесенский, и он обращается к читателю с вопросом: “ну что тебе надо еще от меня?” Не надеясь на своевременный ответ по каналу общественной почты, созданной народом с помощью штыковой лопаты и колючей проволоки, поэт, как человек в высшей степени интеллигентный, отвечает сам. Он предлагает читателю подарить “сантехнический озонатор”, который еще со времен Пастернака сильно напоминает ему  песню, которую поет “переделкинский соловей!”  Этим он заинтриговал читателя, который до сих пор мучается ответом на простой вопрос: в кого конкретно переделан соловей? Или может быть во что? Не его ли “музыкальные коготки” вонзились в тонкую стенку дачного домика поэта, чтобы соловей имел право выразить свое отношение к действительности: “люблю сквозь ладонь подглядывать в дырочку от гвоздя”. Пока он будет смотреть в эту неординарную амбразуру нашей многогранной жизни, вы, дорогой читатель, “пляшите, пьяны в дым: шагадам, магадам, скрымтымным!” Это восклицание на языке современных архитекторов означает: молитесь чаще, молитесь больше, молитесь всегда, чтобы дом, в котором вы проживаете свое первое и последнее счастье, не рухнул на грубую почву быта в ваше отсутствие. Дай бог, чтобы вы богатым присутствовали при этой катастрофе, потому что только “нищий любит сберкнижки коллекционировать!’’ А богатый всегда хранит свои сбережения за границей, в труднодоступных для катастроф местах. На этой блаженной для каждого любителя настоящей поэзии ноте мы и закончим наш экскурс в образные дебри великого поэта прошлой эпохи. Молодежь, обдумывающая свою жизнь, с кого бы снять четкий скальп ее плана, делайте ее с настоящих поэтов прошлого!