Василий Фёдоров. Рождение истин

            * РОЖДЕНИЕ  ИСТИН  *


О присуждении Государственной премии СССР 1979 года —за произведения последних лет (лирические стихи и поэмы)

  ...Премия в сущности, не только итог, но и аванс. Ведь как повышает народное признание личную ответственность поэта! Если в других областях деятельности можно спрятаться за широкую спину коллектива, то в поэзии, в творчестве надо всегда отвечать самому — и за успех, и за просчёт.
Поэт не может прикинуться ни мудрым, ни благородным, ни влюблённым. Он должен быть честным.
И ежели ты сел за письменный стол в желании славы, а не добра, то дело твое плохо.
 ...Не считаю, что чувство поэзии, однажды данное, остаётся на всю жизнь.
Его можно развить, а можно утратить. Плох мастер, который перестаёт быть учеником.
Надо делать что-то новое, а новое не приходит само, его надо подглядеть у многих и во множестве.

Кого считает своими учителями.

    Я принимаю те традиции, которые приводят меня к человеку, и отвергаю те, которые уводят меня от него.
    А кто сейчас первый поэт?
Первый по-прежнему Пушкин. Для остальных счёт уже не имеет значения.
   Из современников учитель, безусловно, А.Твардовский.
   Очень ценю лирический опыт А.Прокофьева.
   А ещё, — хотя, может быть, эта мысль  кому то и покажется странной, — учусь у своих стихов.
Творчество всегда обоюдно: поэт творит стихи — стихи творят поэта.
    В стихах мне хочется следить за рождением истин.
Кто-то сказал о поэзии, что это желание юной души быть мудрой.
И первостепенное качество поэта — способность изумляться.
В юности оно есть у каждого,
но только люди поэтического склада проносят его через всю жизнь.
   У поэта-лирика есть странная привилегия — во всеуслышание кричать о своих переживаниях, о сокровенных мыслях, о любви.
Никому иному это не придёт в голову.
Поэту же все сходит с рук. Что даёт ему право так обнажать себя? Дело вот в чём: поэт субъективен, но ищет-то он объективную истину....

Чем объясняется тяга к поэме как к жанру.  Предпочитается ли она стихотворному циклу.

   Циклы стихов не пишу специально. Стихи невольно объединяются, ведь у каждого времени своя окраска, свой круг мыслей.
Но главное — и это едино для любого поэтического жанра — в произведениях должны быть не рупоры идей и тенденций,
а живые люди, с плотью и кровью, со всей изменчивостью души.
Значит — человек, через него, к нему!
   А в поэме привлекает ёмкость жанра, возможность объединить социальное и личное, возможность столкновения проблем, объёмности характеров.
Характер ведёт, он диктует не только поступки, но и язык. И это как в прозе.
Но в поэме есть ритм — пульс, по которому живёт этот организм.
А это должен быть единый организм в отличие от цикла стихов.
И каждый раз, задумывая поэму, ищешь форму, только ей присущую.
  Долго не мог найти подходящую форму для поэмы “Женитьба Дон-Жуана”,
пока не нашёл свою октаву, именно ту, что позволила мне свободно вести разговор и менять интонацию.
    Последние стихи “Боткинский лист”, “Видение, бывшее мне в метро “Маяковская” написаны терцинами.
Так же пишется и новая работа — “Завоеватель и мастер”. Вы скажете — архаично?
А ведь этой формой пользовался не только Данте, но и Блок, и она оказалась довольно ёмкой и вполне пригодной для современной темы.
Но она требует более строгого словесного отбора, чёткости мысли, более определённых красок, чертёжности, графичности.
     В будущем, думаю, разные по сюжетам вещи сложатся в одну поэтическую сюиту.

О прозе “Сны поэта” в последних номерах журнала “Москва”.

   Я замышлял немало прозаических произведений, но пока обдумывал, их идейное ядро успевало вылиться стихами.
“Сны поэта” — нечто другое. Скорее это одна из форм того же поэтического мышления.
И материал тот же — жизнь, всё передуманное над стихами, но не вошедшее в стихи.
  Думаю, что это будет параллельная работа на всю жизнь рядом с поэзией.

 (“Литературная газета”, 14 ноября 1979 года.)