я полагаю, что расстояния нет

мурлычешь. глупая. он смотрит в меня и не дышит, смотрит и думает. эти ресницы.
нежность, которой осталось еще немного, копится под диафрагмой, и я становлюсь похожей на раздутый воздушный шарик. света нет ни в одной лампочке и кажется, все это происходит только ради того, чтобы показать: больнее всего, когда сквозь пальцы. твои письма и отпечатки звуков, я глотаю - чтобы остались внутри.

<...>
мне кажется, мы всегда существовали в этой ловушке, нарочно подставляя лапки бесчестным капканам времени, чтобы успеть раствориться до самой последней горошины. да, все выдумано, все наигранно, все втиснуто в одну-единственную милли-милли-миллисекунду. так скажи мне, что хочешь, уже можно, вот сейчас прямо скажи, скажи про виллу на несуществующих островах, про ребенка нерожденного, про неизбежный побег босиком прямиком по космической пыли, ты еще успеешь, нас не накрыло еще, не вывернуло наизнанку, не приковало к точке, не слило воедино со всем остальным, что не мы. я ведь помню, ворошу твою-свою память и, оказывается, знаю четко, что они на самом-то деле никогда не бывали в нашем стареющем доме.
<...>

руки, локти, ресницы, фотографии опять же, под бархатом. я соринка, чужие глаза слезятся и пока, ей богу, я не знаю, как к этой всей конструкции присобачить слово "буду". please, не будем больше, это все неживое и горло зажимающее, разговоры задом наперед, скрывающие центры тем, разлитые краски, текущие меж пальцев на стены домов, попытки украсить живыми цветами гнилую воду в вазах, противопоставление своих шагов течению рек по асфальту, стремление спрятаться за грозным "мы" вместо дрожащего на ветру "я". и было бы неплохо, наверное, если бы эти посиделки на подоконнике и безболезненное вшивание необходимости начала в кожу заканчивались задолго до рассвета, пожалуй, экспромты и плечи честнее всего.