Имя твоё 92

ИМЯ ТВОЁ 92
/продолжение/

            Глава-IXXX               

«Живём ли – для Господа живём;
Умираем ли – для Господа умираем»
/Рим. 14:8/

«Хотим или нет, но величит нас, Бог…»
/иер. Василий/

Раннее Пасхальное утро.
Комната кельи наполнялась тусклым светом, который падал на образа стоявшие на столике в углу кельи…
Крепкий сон Фомы, после ночного Пасхального бдения, уводил его в прошлые дальние странствия… Иногда, он высказывал невнятные слова на непонятном языке, сквозь еле слышный стон утомлённого путника, которого кто-то мог нечаянно побеспокоить…
- Фомушка, родной, вставай… - Голос о. Олега был тревожен, но и его сильное беспокойство не могло сразу подействовать на сон Фомы…
Фома сел на кровать, неуклюже свесив ноги, и сонными глазами уставился на старца. Он пытался сообразить: где он находится, и какое это время?
- Родной, Фомушка, беда у нас случилась…
Эти слова моментально подействовали отрезвляюще на сон Фомы. Он почему-то быстро стал одеваться, не слезая с кровати, с тревогой озираясь на старца…
- Я щас, о. Олег… Ещё секундочку.
- Да ты не суетись.
- А что случилось?
- Как тебе сказать…
Твоих братьев, товарищей твоих, постигла нечестивая рука садиста…
- Кто? Кого? Что случилось? – Фома только после этих слов мог переключиться на реальность, что явно виделась в беспокойных глазах старца…
- В этот Божественный день, пасхальная утреня унесла жизни новых великомучеников.
Они достойно приняли свой венец, находясь на послушании…
- Кто они?..
- Ты их хорошо знаешь. Это убиенные: иеромонах Василий, инок Феропонт и инок Трофим.
- Как это всё случилось? Фома в тревоге и в отчаянии ещё не мог поверить этой нечеловеческой трагедии…
Ведь одного из них он очень хорошо знал.
Нельзя сказать что это была тесная и продолжительная дружба. Но в плане общих интересов, иеромонах Василий был очень близок ему. Их отношения всегда были тёплыми и доброжелательными.
И в этих общениях Фома всегда находил немалый духовный интерес, хотя их объединяло много общего из прошлой мирской жизни.
И внешне и по натуре, они были очень похожи, словно родные братья.
Для них сложилась   добрая традиция, прогуливаться по аллее Старцев, где они могли часто встречаться и обмениваться своими творческими мыслями (оба писали стихи и песни).
И обмен стихами и песнями для них, принял такую своеобразную традицию.
Фома помнит, как на одно стихотворение брата, он написал песню, которую пели под гитару…

***

«Когда уйдёт дневной житейский страх,
И вечер тишиною приголубит,
Сижу на лавке по уши в мечтах,
И вижу только осень золотую…

И вечером не меркнет блеск у ней –
Всё кажется при лунном ярком свете:
Берёзы набросали у камней
Злаченые шуршащие монеты…

И чтобы, не нагрянул ветер злой,
Не кинул их на лужи грязным сором,
Медведица, как пёс сторожевой
Застыла над детсадовским забором…
И к сердцу тишина меня ведёт,
А ночь к неизъяснимому началу…
И вижу, как без солнца и без звёзд,
Земля, когда-то мрачная стонала…

И видится день первый бытия,
Земля была безвинной и пустою…
И с бездной различалась только тьма,
И дух один носился над водою…

Земля не потому была темней,
Что не было тогда ни дня, ни ночи.
А просто, не желтел ещё на ней,
Берёзовый узорчатый листочек…

***

Эту песню они любили петь у костра, сидя на берегу реки.
Это был отклик души Василия (в миру – Игорь), как когда-то, в древности, открывалась душа Царя Давида…
И Фома невольно воображал, что ему было позволено общаться с одной и той же душой… С чистой и светлой, обладающей сильным духом.
Игорь был добр и смел, мудр и отзывчив. Он был начитан и строг в отношении Писания.
Игорь никогда не боялся смерти! Чтобы ужасного о ней не говорили.
Он говорил: «В христианском понимании, смерть – это прежде всего духовное явление можно быть мёртвым, живя на земле, и быть непричастным смерти, лёжа в могиле.
Смерть - это отдалённость от Бога».
Его манера уважать своих собеседников покоряла, и взывала к откровению. Ибо он никогда не навязывал своего мнения, как бы он не считал его правильным. Своим друзьям и собеседникам, как впрочем и любой пастве, он позволял сделать свой выбор, уважая самоанализ каждого, и не осуждая чьего-то мнения.
За этот характер, иеромонаха Василия все уважали.
Хотя Фома и высказывал несколько отличительные понимания жизнеутверждающих явлений, но к спорам это не приводило.