Ночь. Синева. В подголовье - в черни овчина...

Ночь. Синева. В подголовье – в черни овчина.
Скрипнет изба да заохает тёсами в ночь.
Вошь-комарей, будто в заспанном сердце кручину,
Шапкой гоню, запуская ей до ветру прочь.

Немо почти синий глянец за окнами лунный
Ляжет тоскливо по кровлям, по окнам хором.
Знаешь, бывает, что поблеск Венеры латунный
Теплит и греет, как топленый рубленый дом.

Знаешь, бывает, что по воду сходишь, истопишь
Мазанку-печь и сварганишь поужинать щей,
Ляжешь на сон… А душа обернётся – и спросишь,
Глядя в упор, почему виноват перед ней?..

Вот ты родился. Окреп. Пообтёрся и ладно.
Вот погудел, поженился, детьми пооброс…
Рук не жалел да и, вроде, хозяйствовал складно –
Но отчего же я к жизни душой не прирос?

В ночь над деревней моей что-то дышит с тоскою,
Кружит с тоскою, огромное, в звёздной тиши!
Толи душа моя?.. Толи не спит за рекою
Ветер ночной, завернувшись с росой в камыши?

Ночи бегут и стоялое сердце не будят.
Строки диктует упрямо былого нарост,
Будто торопит и, кажется, жилы остудит,
Тело под белую песнь позовёт на погост.

Немо однажды за сердцем душа обернётся,
Тихо застонет и тихо отправится прочь…
Люди схоронят. Забудут. В пожаре займётся,
Скрипнет изба да заохает тёсами в ночь.