***
К центру Земли
осыпаются стрелки песочных часов.
Ветер выводит мелодию песка,
стеклянные звуки — россыпью.
Будут долго водить по пустыне,
пока не полюбишь эти пески,
а как только полюбишь —
отнимут.
* * *
Солнечный залив, каменное плато... высоко улетает душа.
И тебе пели птицы, солнце глаза слепило.
Когда мне снится снег, летящий с неба, или ветер —
я думаю о тебе.
Этот день был нам обещан, уже слышны твои шаги,
когда придумаю себя, когда мои сны твоими станут,
настанет время нас.
* * *
Степные запахи захватывают дом,
когда возвращаешься из странствий.
На этой неоновой планете,
где фонари одуванчиками, одуванчики фонарями —
нет места счастливым,
с этого и надо бы начинать, честнее бы.
Неудержимой птицей сорвусь, на парусах
соломенного ветра отправлюсь в небеса,
а если затеряюсь — отзовись на тихий стон
и укажи на ближний странноприимный дом.
* * *
Сосны, звёзды в просветах хвои,
на этой брошенной планете нас двое.
Ветер сеет свет по озеру, под покровом неба — глубина.
Прикоснёшься к небу невзначай — горячо,
будто нарисованный очаг ожог пропечатал по коже...
* * *
Небо в твоей груди ищет новых слов.
Сегодня ничего не получится,
просто лежать и смотреть в облака.
Подует ветер, станешь водой стылой —
дрожь и солнце, солнце и ветер и больше ничего.
* * *
Это похоже на следы крыльев в облаках!
В каждой точке — точки, рассыпающиеся на точки —
серое на сером, белое на белом...
Я любила бы тебя, если бы ты был дождём.
* * *
Тихие, не различить в темноте, тонкие,
скользят вдоль берега — назови их следами,
а можешь и вовсе не называть.
Ассирийские боги любили своих царей,
даровали им шатры и золото
и красивых женщин даровали.
Женщины рисовали длинные глаза.
Тело пантеры и взгляд, источающий яд...
Чей голос звучит так льстиво,
кто прячется за маской смерти?
* * *
Сияние сквозь ветви, женщины, собирающие камни —
светятся силуэты. Они собираются вместе и поют,
голос один на всех — так их услышат.
* * *
Беззвучное время, будто говоришь в пустоту,
и она, чёрная, не возвращает звуки.
Тусклая лампа трепещет бабочкой, распускающей крылья
во все возможные направления,
миллионы световых бабочек, неисчислимое
количество бабочек мечется внутри гаснущей лампы...
Был бы спасением, если бы не был любовью.
* * *
Слегка раскоса, неулыбчива, стройна — гранит и ветер —
стою на площади, я — памятник себе.
ОДЕРЖИМОСТЬ
Не первый год занимаюсь вычислениями —
математический анализ чувств
по движению планет в твоих глазах,
сгоранию птиц в плотных слоях атмосферы.
Регистрируя каждый вздох, каждый взгляд,
вкладывая смысл в бессмысленное бормотание прохожих —
заговорщиков, тайных соглядатаев моего несчастья,
ищу свет к тебе.
* * *
Ни птиц, ни рыб в твоих глазах не видела, только небо.
Если бы только не этот сезон дождей,
если бы дни становились чуть длиннее.
Привычка вставать до восхода солнца делит день надвое.
Медовое время послеполуденного сна, прорехи в памяти:
«кто я?», растерянность — как жить дальше
и ещё темнее к вечеру... как не жить.
* * *
в моих глазах всегда найдётся ветер для тебя
снег за окном
кокон снега комом... так тепло внутри!
эхо катится — покатое такое эхо
свет, свет в уши и больно думать о чём-то
кроме тебя никто не слышит мой снег
венские стулья, герань на окне, часики тикают — так-так
в самом центре пустой комнаты ты и пустота
* * *
Говорит: «Ах, какая скука эти ваши слова о любви!»,
смотрит туманными глазами на далёкие облака и тает, тает.
Вот уже и сама — облачко пара над чашкой горячего шоколада.
Ну, что за счастье!
* * *
Травинкой в лучах солнца танцует,
дождь вплетается в её волосы.
Заклинатели змей, пожиратели огня твердят:
она — лучшая, мы учимся у неё счастью.
* * *
Яблоки рассыпаны по полу, дверцы закрытые хлопают...
Она
ведёт себя так, будто собирается жить:
ходить по грязным улицам, целовать нерожденного ребёнка,
водить несуществующие поезда.
Она
отвечает на звонки, ищет бога, находит-убивает бога
и говорит, говорит, а потом вдруг затихает и делает вид, что её нет.
* * *
Зачем это ветер опять прилетал?
«Пой, лунная дева!» — пою и танцую,
звёздная пыль под ногами, твой взгляд мне наградой.
«О, царь мой! глаза твои — улыбка бога.
Твой народ ждёт тебя — толпы волнуются,
воины в нетерпении. Который век длится эта ночь?
Рассвет только грезится нам, утро всегда далеко.
Ты — мой пленник, моими глазами видишь,
моим дыханием ладони согреваешь...
Зачем мне утро, если не для кого петь,
зачем крылья, если некуда лететь».
* * *
Так свистят киты в океане, но где океан и где ты.
Ветер раскачивает конусные лампы,
свет мечется в поисках лица,
которое можно изменить, оживить страхом...
Он думал о том, что начинается сезон
и нужно готовить сети, нужно готовиться к свету —
с наступлением света наступает темнота
и уже ничего не найти на берегу.
* * *
гадала на свечке, воск на воду лила
восковые пятна стали тучами, из туч молнии
а по ту сторону воды кикиморы
и плещутся над площадью флаги чёрные
кто в степи бродит, места себе не находит
кто стучит в ворота, хохочет?..
за спиной у него ведьма с белыми волосами
не буду гадать, воск на воду лить
не буду вглядываться в бездну чёрную
свечку брошу в печь
а на ворота – замок новый – кованый
не стучи, леший и ведьму свою уводи
а кикиморы сами рассеются
* * *
Рифма выламывается из ткани стиха,
она как торчащие наружу рёбра тощей коровы,
что пасётся на лугу чужих стихов.
Молоко — вот что нужно пить, а не есть корову,
не ешьте корову, пейте её молоко,
когда молоко закончится, и закончатся её дети —
закончатся дети, которых она может/могла бы рожать,
тогда и молоко закончится,
и тогда можно её резать и варить и говорить:
«Ах, какой шулюм наваристый из этой коровы получился,
а была она такой тощей и не рожала уже
и лишь молока капля изредка проступала на её сосках».
__________________
P. S.
Эля сказала: жаль, что я его прочитала, только на английском могу выразить это чувство, что-то вроде disturbing.
* * *
Выцветшие миражи, парусиновые облака...
Люди такие же птицы, такие же рыбы,
сонно скользящие между кораллами рифов,
если смотреть на людей сквозь прикрытые веки,
можно увидеть, что люди такие же рыбы.
* * *
Хирургическая оплошность — кто-то забыл во мне огонь.
Бог — он как ветер: пронизывает, нашёптывает листвой...
В безветренную погоду (см. — безбожную) сидит рядом,
листает твою газету.
* * *
Ни одного подорожника, молочай да пырей.
Кажется — ничего нет в окрестностях Иерусалима,
только ровный безбрежный свет — не пройти мимо.
* * *
Рубленые лица глазами к небу —
будто бы издревле, будто бы навсегда.
Они простили себя, разобрали своих стариков
и ушли в небо, бредут пыльной дорогой.
Свидетельство о публикации №110051307905