***

* * *

Стояли тоже холода,
как и сейчас стоят в апреле.
Жизнь проходила еле-еле,
почти не нужная тогда.

И только краешек весны
в душе запрятывался где-то,
чтоб все же наступило лето.
И чтоб нашли друг друга мы.


НАЧАЛО ЛЕТА

Веселый май, прошедший лихорадочно:
две-три пощечины с утра,
хотя умыт, и выгляжу порядочно,
прихлопнув первого в сезоне комара.

Мой бежин луг, не выбросивший зелени,
в разливах архаических утоп,
но вечера мои, все сто - залежены,
и ставит лето верстовой свой столб.

И ребра хочется раздвинуть яростно,
чтоб прямо к сердцу – с неба благодать,
но жизнь моя, сугубо частная,
не хочет ничего мне отдавать.

* * *

Мой ум сомнительный устроен
началом лета, смертью дня.
Как знать, что я тебя достоин?
Как знать, достойна ль ты меня?

* * *

Ты мне роднее, чем родня.
Я брат тебе, любовник, автор,
а ты лукаво без меня
чтишь метафизику метафор.

Твой философский сладкий мозг, -
он убедит меня едва ли,
что надо – голым на мороз.
Как бы меня не убеждали,

но я – сторонник тех страстей,
которые почти без слова.
Я не готов, что ты готова
принять непрошеных гостей.

* * *

Вы говорите о каком-то счастье.
Я верю. Я влюблен. Я вторю Вам.
Плохую ткань на шторах рвут на части,
а я все предан жизни и стихам.

Вы мнима мне. Вы точно знаете,
что думает задумчивый дурак.
И вы футболку желтую снимаете,
чтобы на грудь поймать от солнца знак.

* * *

Я Вам пишу, и в интернете,
поверьте, мне известен адрес Ваш.
О жизни ли мы думаем, о смерти,
но хочется нам свежий паприкаш.

И с Вами мы сидим в кафе, и лица
людей вокруг приятны и чисты.
Зачем же мне так хочется напиться
и сжечь в печи те самые листы?

* * *

Бабочка жизни моей игриво взлетела,
и, переплыв через мой огород,
где-то в конце его, утомившись, присела.
Я провожал ее взглядом, который был горд.

Я ведь не вправе менять в исчезающей жизни
все, что любил, ненавидел, и чем я был горд.
Жизнь – отвращенье к любимой отчизне.
Бабочка снова летит через мой огород.

* * *

Жизнь разворачивается просто:
мне достается только жить,
быть не глупей твоих вопросов,
умней своих ответов быть.

А жизнь не делится на части,
в ней день и год почти родня.
Мне так хотелось, чтобы счастье
тебя достало, как меня.

Но я по-прежнему в сомненьях,
они – тюремщики мои.
Ты разбираешься в соленьях,
ты разбираешься в любви,

ты шелковица, я – твой кокон.
«Анкор, - кричу, - еще анкор!».
И высоко, или высоко
звучит твой праздничный аккорд.

* * *