все. равно

памяти Сурова А.
14.06.2010 мне сказали, что ты умер не только на этих страницах.
18.09.09 было твоим последним днем рождения...
 
Ночь врывалась в комнату светом фар, лишь на мгновения задерживала взгляд на разбросанных вещах, быстро скользила по полуобнаженному силуэту и вновь оставляла наедине с мыслями и страхами. Которых сегодня, казалось, здесь было больше чем обычно. Она прижимала чашку остывающего кофе к губам, словно стараясь согреться этой влажной июньской ночью. Из открытого окна пахло свежим дождем и той большой лужей у подъезда, что не высыхает до самой зимы и покрывается коркой серого льда в сильные морозы. Закутавшись в полотенце, Аня сидела на подоконнике, всматриваясь в глубину отражавшегося в оконном стекле города. Уши резала тишина, но музыка сделала бы еще хуже, от нее в голове рождались новые мысли, которые, как и уже присутствующие, причиняли почти физическую боль. Девушка поставила кружку рядом и обхватила колени, прижав их к груди, густые русые волосы закрыли лицо. Изогнувшись, спина часто дышала и вздрагивала. Шум колес, крики, негромкие мелодии, разговоры соседей - сливались в какофонию суеты.
Первый раз это случилось шесть лет назад, когда умер ее единственный родной человек – восьмидесятилетняя бабушка, которая воспитывала Аню после гибели родителей. Пенсии всегда хватало с трудом, старушка нуждалась в лекарствах и хорошем уходе. Жили плохо, еле сводили концы с концами, а рядом не было никого, кто бы мог помочь. Бабушка часто говорила: «Есть только ты и я, и никому мы больше не нужны». От этой мысли всегда становилось так бесконечно страшно и до мурашек холодно. В тот день она вернулась с учебы раньше, в квартире было необычно тихо, казалось, даже старый холодильник убавил громкость, молчал почти постоянно работавший раньше черно-белый телевизор. Аня зашла в комнату и подошла к кровати, всматриваясь в черты морщинистого родного и доброго лица. Бабушка открыла глаза и улыбнулась уголками губ. Она так много хотела рассказать своей маленькой девочке, так много хотела показать ей, от много предостеречь, но времени оставалось все меньше. Минуты вязкой жижей сползали по обшарпанным обоям, размазывая жирными пятнами все то, что подумано, но не произнесено, в воздухе пахло заботой и булочками с маком, которые бабушка пекла на праздники. Как-то без слов девушке стало все понятно, упав на колени возле кровати и обхватив руками одеяло, согревавшее старушку, Аня тихо застонала, щеки мокли от слез. Уткнувшись лицом, она шептала эгоистичные «не оставляй меня», пугающие «я без тебя умру», лживые «ты не можешь». Бабушка только улыбалась своими вечно блестящими карими глазами, она очень любила внучку, но ушла, потому что больше не хотела оставаться. Аня долго не могла осознать произошедшее, рыдая на обездвиженном и бездыханном теле, она верила, хотела верить, что все сон, но туманная, залитая слезами реальность прагматично относилась к чудесам воскрешения и, как бы ни хотелось повернуть время вспять, оставалось лишь одно – принять и унять боль. С деньгами на похороны помогли соседи  и еще живые бабушкины подруги, после поминок квартира опустела, остался лишь шум в ушах и запах свежей выпечки.
Денег теперь не было, в кармане - пару сотен, а впереди – целая жизнь. На более-менее оплачиваемую работу без какого-либо опыта даже студентов не брали, пришлось согласиться на единственный пока доступный вариант – мыть полы в одном небольшом ресторане. Приходилось ездить в другой конец города по вечерам после учебы и возвращаться домой лишь ночью. Коллектив относился к ней нормально, но она старалась разговаривать с ними как можно меньше. В голове бабушкины слова изменились и теперь всегда были рядом: «У меня есть только я, и никому больше нет дела». В течение нескольких месяцев Аня каждый вечер мыла полы, помогала убирать посуду, стирала скатерти, брала всю грязную работу на себя. Платили немного, но из жалости повар иногда угощал ее булочками и чаем, а случалось, когда никого не было рядом, она доедала оставшееся на тарелках. А потом, по дороге домой, молча плакала, прислонившись лбом к холодному стеклу автобуса. Вечное недосыпание и голод уже стали привычными в ее жизни. Зарплаты хватало только на самое необходимое, а иногда меньше. Однажды в конце месяца ей пришлось мыть голову хозяйственным мылом и целую неделю есть только вареную картошку, запивая кипяченой водой, когда заварка тоже кончилась. Несмотря на все это, Анюта старалась не падать духом, улыбаться людям и никогда не показывать свои слезы.
Еще через пару месяцев ее усердную работу заметил старший администратор ресторана. Тогда же ей предложили попробовать себя в качестве официантки, конечно с испытательным сроком. Ей выдали форму и в двух словах объяснили обязанности, хотя она уже знала их лучше других. В первый же день клиенты оставили ей щедрые чаевые, которые девушка потратила на недорогой вкусно пахнущий шампунь и шоколадные конфеты в ярких обертках, именно те, что бабушка покупала по праздникам. В тот вечер, укутавшись в старый плед, она смотрела черно-белый телевизор, шурша фантиками, ела конфеты, и плакала. Теперь почти каждый день у нее были пару сотен в кармане, и она стала чувствовать себя увереннее, работа стала приносить удовольствие, коллеги проявляли к ней больший интерес, а она уже не отталкивала их, потому что ей нравилось чувствовать себя частью чего-то. Время шло, Аня уже оканчивала первый курс института, где ее учили, как стать детским психологом. На этот факультет она попала случайно, только туда приняли на бюджет. Работать с детьми она не хотела, но высшее образование было мечтой старой бабушки, поэтому даже думать о заочном отделении Аня себе не позволяла. Днем посещала лекции и семинары, вечером работала, ночами учила. Друзей, как и времени на них, не было. Она не знала о чем рассказывать, чем делиться, казалось глупым, что кому-то интересно, что происходит в ее жизни и что она чувствует.
 Как-то задержавшись на работе из-за важных клиентов, Аня опоздала на последний автобус. Отдавать деньги таксисту совсем не хотелось. Новый администратор предложил подвезти ее по пути домой. Ехали они быстро, салон был заполнен электронной музыкой, от которой шум в голове усиливался. На прощание они поболтали о каких-то несущественных глупостях, обсудили вечер и направились в разные стороны. На следующий день сценарий повторился и стал привычным на несколько недель. Все изменилось, когда, прощаясь, парень подался вперед и попытался поцеловать Аню, которая в испуге и от неожиданности резко вжалась в спинку сидения. «Ты что, не бойся» - прошептал он и притянул ее к себе. Они целовались в машине почти два часа. Он не обращал внимания на ее беспокойные «не надо» и продолжал настойчиво впиваться влажными губами в шею и с силой держать ее бедра. Девушка старалась оттолкнуть его, но это только заводило еще больше, и он с напором старался прижаться ближе. Сквозь басы шумной музыки, она пыталась крикнуть «перестань», после одной из таких попыток водитель отодвинулся, внимательно посмотрел на нее и, убавив музыку, с неподдельным удивлением спросил: «Ты разве не хочешь меня?». Аня просто отрицательно покачала головой. Парень продолжал: «А я тебя очень» - он приоткрыл окно и достал из пачки сигарету. «Знаешь, я привык получать желаемое» - небольшой огонек осветил салон и заполнил пространство запахом табака. Курящий смотрел перед собой, ночь густой пеленой укутывала окна машины: «Я могу заплатить». Последняя сотня в кармане почти кричала о согласии, но рассудок, чувство гордости, унаследованное от бабушки, и просто страх снова отвечали отрицательно. «Подумай, тебе ведь деньги не помешают» - водитель затянулся и выдохнул белый дым. «Одежду хоть себе нормальную купишь». Скользящий взгляд. Смешок. От растерянности Аня просто молчала и почти слышно хлопала длинными ресницами, перебирая в голове образы и удивляясь происходящему. «Ладно, черт с тобой, не хочешь если, не насиловать же тебя» - одним движением огонек скользнул в окно. «Но только попробуй что-нибудь на работе сболтнуть – сразу вылетишь на улицу» - теперь он смотрел на нее слишком пристально, Аня еще сильнее вжалась в кожу кресла. «Ты поняла?». В этот раз голова помахала утвердительно. Вырвавшись из плена душного салона, реальность закружилась от ударившего в сознание количества кислорода. Все было так странно и непонятно. Не включая свет в квартире, от страха увидеть свое отражение, полчаса Аня провела под душем, пытаясь отмыться от грубых прикосновений и влажных поцелуев, а еще от мыслей, которые теперь не давали покоя. Она не знала, сколько он хотел заплатить, само предложение застало ее врасплох, оно было недостойным и грубым, но он был прав - деньги ей не помешают.
Больше он не предлагал довезти ее, хотя Аня бы и не согласилась на это. Она старалась не смотреть в сторону администраторов и обходила разговоры с другими официантами. Через неделю ее уволили без объяснения причин. По дороге домой, она всматривалась в отражение холодного стекла и в глаза темного города, где была совсем одна. В течение недели девушка искала работу, но безрезультатно. Приближалось время летней сессии. Деньги, отложенные с зарплаты, заканчивались, в отличие от расходов, которые выстраивались в очередь и не давали покоя. Последние двести рублей лежали на тумбочке в коридоре. Трубка пошарканного мобильника черными пикселями на синем экране высвечивала имя и номер. Аня сделала выбор и нажала на кнопку «вызов».
Он приехал вечером с бутылкой «Советского» шампанского и плиткой горького шоколада. Постаравшись не думать о происходящем, хозяйка квартиры поспешила опрокинуть бокал в сознание и закусить горечью собственных страхов. Она не умела притворяться и изображать страсть, она не знала, что любят мужчины. Гость повалил ее на не расправленный диван и влажно целуя, начал стягивать одежду. Голая, в смущении, она ладошками прикрывала грудь, не моргая, смотрела в сторону чуть приоткрытого окна, с улицы пахло сосульками и ветром. Боли не было, тело переживало множество непонятных и ранее не испытанных ощущений, кожа влажная от его губ, замерзала мартовским сквозняком. Несколько минут он часто дышал ей в ухо, потом, тяжело набрав в легкие воздух, закрыл глаза, остановился и шумно лег рядом. Оба молчали. Почти сразу он встал, закурил, выпуская струи дыма в окно, оделся, не включая свет, потом достал из заднего кармана джинсов смятые купюры и положил их на подоконник. Закутавшись в простыню, она проводила до порога свое детство и закрыла за ним дверь. Больше часа девушка пыталась смыть с себя запах мужчины и, свернувшись калачиком, просила бабушку простить ее. У денег есть одно мерзкое свойство – кончаться. 
Второй раз, собирая волю и страхи в кулак, она нажала «вызов». Он сказал, что больше не хочет ее, бросил презрительный смешок, назвав глупенькой, и заставил слушать длинные противные гудки. Через пару минут мобильный завибрировал, высвечивая незнакомый номер, голос на том конце сообщил, что готов приехать вечером и заплатить больше. Она попросила взять шампанского и расправила диван. Его звали Роман. Слишком красивое имя для мужчины такой наружности: высокий, светловолосый, с грубыми, словно высеченными в камне чертами лица, он пах табаком и сыростью. Рома бесшумно открыл бутылку и наполнил кружку, Аня залпом выпила содержимое и начала раздеваться. «Стой, не спеши» - он слегка улыбнулся и придвинулся к ней, руки заскользили по молодому, дрожавшему телу, прикосновения оказались приятными и почти воздушными, девушка закрыла глаза, стараясь расслабиться. Роман был нежным и чутким, он не торопился, тихо шептал ей что делать. После предложил сигарету и выдохнул упругую струю белого дыма. На прощание он поцеловал ее в макушку и сказал, что позвонит на следующей неделе. Аня вылила остатки шампанского и положила деньги с тумбочки в кошелек. Он, как и обещал, черными символами высветился на экране телефона ровно через неделю. И снова выбор сделан, палец на затертой кнопке, хриплое «але» на том конце и ее несмелое «жду» в завершении недолгого разговора.
Пережиты уже тысячи ночей, выпиты литры шампанского, скурены метры сигарет, пролиты подушки слез, проглочены книги слов. И город все тот же, и она, с тем же именем и фамилией, клубничными губами, густыми, как облака, русыми волосами, длинными, бесконечными пальцами и чуть блестящими от грустного дождя глазами. По сути, что изменилось? Адрес, пейзаж за окном, вещи в шкафу и сам шкаф, места, где она бывает, люди, которые ее окружают. И почему-то, кажется, что и небо теперь по-другому свисает сверху, почему-то она больше не помнит запаха свежего хлеба. Теперь в ее квартире пахнет дорогими духами и розами в узорах ее любимого платья. Они дарят украшения, конфеты, цветы, водят по магазинам и ресторанам, берут в Париж и Дубай, говорят комплементы и клянутся в любви. Но всегда помнят, что она - пусть и скользящая, женственная, обаятельная,  элегантная, ухоженная, но все же - куртизанка. Безупречная мечта, которая не устраивает истерик и скандалов, не ревнует, не обрывает телефон, не болеет, не грустит, не заводит серьезных разговоров, просто дарит свою нежность и внимание, за вознаграждение, которое вместо тумбочки теперь лежит на ее банковском счету. Она появляется в их жизнях только тогда, когда они этого хотят, не врываясь без спроса, исполняет желания, иногда остается на ночь по тарифу, и без слез оставляет их в удобной и привычной реальности. Идеальная женщина, плечи которой отполированы мужскими взглядами, кожа пахнет ванилью и шелком, глаза наполнены темно-вишневыми обещаниями счастья. Ее любовь бесценна, но исчисляется в валюте. Они платят, но не покупают.
Сейчас она уже ни о чем не жалела, было слишком поздно, да и бессмысленно. Ее жизнь не похожа на историю золушки: у принца уже есть законная жена, ее белый «мерседес» на стоянке под окном не превращается в тыкву, туфли, после сумасшедшего дня рождения подруги, она старается больше не терять. Все слишком по-земному, слишком прозаично и даже избито. Если не считать запаха его дорогого парфюма, который так настойчиво запутанными воспоминаниями цепляется за каждый сантиметр ее кожи, пропитывает собой ее русые волосы и бесконечные мысли. В жизни этого мужчины все правильно. Работа, бизнес, достаток, богатые друзья, дорогие машины и дома, престижные хобби, жена с модельной внешностью, которая уже спит, когда он возвращается домой, семейные праздники, в которые он работает, и кот, который, как и хозяин, любит свободу, но сам себя одомашнил. Рожденный быть боссом, обреченный на dolce vita, добившись всего, он начал искать новый смысл. Одноразовые длинноногие малолетки с пухлыми губами, клубы, бары, вечеринки в разных концах планеты. Литры дубового цвета виски, ящики ароматных сигар и сотни граммов дурмана белой пыльцы с цветов иллюзорного и быстро таящего наслаждения: на кожаных сидениях дорогих авто, в туалетах фешенебельных ресторанов, на яхтах, в личных самолетах, пент-хаусах, президентских номерах. Только не останавливаться, не иметь времени задуматься, чтобы не ощутить безысходность и бессмысленность, чтобы не вдохнуть свое одиночество и страх, бежать от всего, что не имеет ценника или за что не заплатишь бумагой. Надменный, надуманный, строгий, порой слишком жестокий, с глазами волка и повадками льва, всегда чуть одурманенный и безупречно одетый – ее единственная любовь, с комплексами кризиса среднего возраста. Единственный мужчина, который не платил ей, последний, кто заставил улыбаться, первый, с кем она узнала вкус настоящего счастья, тот, кто не считал ее шлюхой.   
Сто восемьдесят дней безумной ванильной любви. Он дарил ей волшебные мгновения наслаждения, плюшевых медведей и карамельные поцелуи. Завтрак в Милане и ужин в Нью-Йорке, прогулки босиком в парке и красные дорожки мировых премьер. С ним жизнь казалась американскими горками. По его словам, Аня стала тем лекарством, которое он искал всю жизнь, смыслом открывать глаза по утрам, эликсиром и наркотиком. Их страсть не угасала ни на минуту, ей нравилось, когда он взглядом снимал ее вечернее платье, когда дразнил теплым шепотом или просто крепко сжимал в своей огромной руке ее хрупкие длинные пальцы. Он любил ее. Безумно, безмерно, безнадежно. Впервые за три брака и сорок лет жизни, он любил не только себя.   
 Теперь его нет рядом. И больше никогда не будет. Сегодня он ушел навсегда. Сам открыл дверь в неизвестность, которая, видимо, казалась ему привлекательней, этой влажной прогнившей реальности. Громким выстрелом чуть выше виска, превратив виски с колой в кровавую Мэри, он захлопнул мир, в котором у него было все, кроме того, что ему действительно было нужно. Жаль только он сам не знал, что же это. В правом углу стодолларовой банкноты, свернутой в трубочку, маленькими размазанными буквами плыло два слова: «Анют. Прости». Он оставил эти четыре слога с налетом кокаина, прокуренный пиджак, купленный на выходных, кажется где-то в Европе, платиновую visa на стекле стола, пару домов с гаражами на десять машин, и кота. Он забыл этот сводящий с ума запах дорогой жизни, свои теперь ничего не стоящие обещания и мечты, немного нежности в коробке из-под швейцарского шоколада и любовь, которая не помогла излечить больного с неутешительным диагнозом: «жизнь». Он не взял ее с собой и даже не попрощался. Теперь живая, по ту сторону реальности, она наедине со своими мыслями, воспоминаниями, образами, еще такими близкими и реальными прикосновениями. Был ли у нее шанс изменить конец их истории в пару страниц, всего в сто восемьдесят дней? После которых ей одной принадлежало все, что когда-то делили поровну, и еще то, чего он не знал: эти две полоски, делящие ее жизнь на «до» и «после». И если будет мальчик, Аня назовет его в честь отца, который поспешил уйти из места, где была она и куда он уже никогда не вернется.
Ночь тусклой полоской розового тумана как болезнью заражалась новым днем. Щеки сушил прохладный ветер влажного города. Одиночество, отражаясь в небе, смотрело на белый кусочек пластмассы, отмеченной посередине двумя светло-синими линиями. Как много сейчас хочется рассказать самому главному человеку в ее жизни, жаль, что он еще слишком мал, чтобы понять, почему все именно так, но когда-нибудь она обязательно скажет, что именно эти две черточки стали знаком «равно» в задаче, где ответ СМЫСЛ.