о всяких речках

Всё так. Река Каторжанка
проснётся в четыре тридцать,
будто глаз не сомкнула.
Спала сто лет.
Что снилось-то? Жалко, жарко.
До дна? – она удивится.
Что тебе там сверкнуло?
Не удивится, нет.
Ей на сто лет вокруг не видать ни зги.
Выйди из подневолья, в подполье тошно,
Сбегу ли - сбеги, сбеги, не смогу – смоги.
Как бы пробить окошко, взорвать окошко?
Она его прогрызает,
сдирает присохший лёд,
бинты разрезает
над раной водной.
Сдвинула берег вровь и течёт как кровь,
свободно.
Как бы разбить окошко? Тогда потоп.
На обрыве кто-то
смотрит в него, как в лупу, как в телескоп -
смотрит, как она рвёт и кидает воду.
Кто-то вполоборота в неё глядит,
он из другой юдоли, в другой печали,
внутрь ей смотрит,
а там – отвернись - иприт,
ржавые иглы и ледяные чары.
Кататься тебе мотаться и волком выть,
и это с себя не смоешь.
Всё так. Но ведь я могу это скрыть.
А что убежала, это уже не скроешь.