рассказ. Части II и III

Часть II
Мост

ГОЛОС: “Я медленно схожу с ума. Нет, не пугайтесь, это состояние появилось у Меня давно, с тех пор как Я умер год назад. И вот  теперь Я особенно остро ощущаю, как всё вокруг для Меня начинает меняться. Люди называют это сумасшествием, поэтому Я сижу один в своей обклеенной обоями камере и медленно схожу  с ума. В Моей камере есть окно, открыта форточка и дверь, Я могу выйти на улицу, пойти погулять. Люди называют такие камеры квартирами. Но едва Я выхожу на улицу, как начинаю задыхаться. Я пробовал уже несколько раз, и всё время возвращался сюда, только здесь Мне спокойно и Я чувствую себя защищённым от мира. В первый раз Я сам отвернулся от людей, раньше только они отворачивались от Меня. Но эти люди перестали соответствовать Моим меркам честности и порядочности, и Я отвернулся от них. Если в прошлом году, когда Я умирал, но ещё был жив, Мне было хотя бы с кем поговорить и кому позвонить, то сейчас Я абсолютно одинок. Инстинктивно Я протягиваю руку к телефону, но пальцы вязнут в диске, а другая рука обжигается о телефонную трубку. Я кричу, но даже сам не слышу свой крик, - стены предусмотрительно съедают звук, не позволяя ему рождаться. Некоторое время сижу и думаю, как вытащить из диска расплавленные пальцы, потом крохотной пилкой, которую достаю из стола, отпиливаю их. Тут Мне приходит мысль о том, как же Я буду играть на гитаре без пальцев правой руки?… Я беру инструмент, зажимаю аккорд и начинаю дёргать за струны зубами. Через некоторое время выплёвываю обломки передних зубов. Не соображая, что делаю, разбиваю гитару и изжёвываю деку с грифом в опилки. Несколько минут сижу и жду, когда до Меня доберётся горькая мысль, приготовившаяся к прыжку в тёмном углу камеры. Огненной струёй она проходит сквозь Моё тело, добирается до желудка, и в этот момент невидимая сила начинает кидать Меня от стены к стене, катать по полу, больно бить головой о батареи.
Когда глаза снова начинают различать брезжащий свет, Я нахожу в себе силы доползти до стола и до боли впиваюсь в него зубами  и ногтями. Стол ворчит старым прокуренным басом, но он не в силах совладать со Мной! Я взнуздываю его шнуром от лампы и запрыгиваю на него верхом. Он поначалу пытается Меня сбросить, но потом, покорившись моей воле, начинает скакать по старому дому, по клавишам открытого  пианино… Всё это происходит в абсолютной тишине, то есть Я чувствую, что предметы издают звуки, но предусмотрительные мудрые старые стены пожирают их, не позволяя разрушить Мой смертельный покой. Как это я раньше не замечал, что стены сближаются, причём с  каждой минутой всё быстрей, оставив Мне теперь совсем узкое пространство…вот Я уже чувствую, как они начинают сжимать Меня: сначала туловище, потом голову…как же больно они давят на виски!
Неожиданно Меня оглушает резкий звук. Всё мгновенно возвращается по своим местам. Это телефон. Вот он звонит ещё ещё …и ещё. Из последних сил Я ковыляю к нему. Боясь снова обжечься, Я беру тряпку и только потом снимаю трубку и подношу её к голове. В этот момент совершено беззвучно, Я только чувствую, как у Меня рвётся кожа, лопаются глаза и вены, раздаётся вспышка ослепительно яркого небесного света…”: ГОЛОС….




Часть III
Приют
Открыв глаза, я увидел, что очутился в сказке, да, она пригласила меня по телефону в сказку. Мне стало вдруг так легко, как раньше никогда не было. В этой сказке жили только одни дети, и отношения у них были детские, и если они ссорились, то это было как-то по-детски, ненадолго, и всё то они друг другу прощали. Весь город стал сказочным, пространство расширилось и всё вокруг засверкало.
И жили в этой сказке только мы двое, все остальные были маловажными сказочными персонажами. А потом вдруг ей понадобилось уехать, но ненадолго, на-быстро-так. Я же увидел, что сказка уехала вместе с ней, и осталась жизнь ещё более серая и сумасводящая, чем была. Опять я вернулся в свою комнату, опять стал задыхаться, когда выходил из неё, но я верил, что она вернётся и привезёт с собой новую сказку, ещё лучше прежней.
И она действительно приехала скоро и привезла эту сказку, в которой всё было выкрашено в зелёные, хрустящие тона, да только не было меня в этой сказке. Так мы и продолжали жить – думали, что живём вместе, а жили в разных сказках и всё надеялись, что поймём друг друга. А недавно я начал замечать, что моё жизненное пространство всё больше и больше сужается. Когда я хотел увидеть её, я долго-долго ехал, шёл, а всё не мог де неё добраться, не получалось… У меня получалось добраться до всех, кроме неё. Я разговаривал со многими людьми, находил это интересным, но всё время скучал о ней и думал, когда же я поговорю с ней наконец. Постепенно другие люди тоже стали делаться недосягаемыми, я всё пытался дойти до них или они до меня, но у нас не получалось. И так я очутился в городе иллюзий. Я бросался от одного места к другому, от одного друга к другому, но мне не удавалось их достать и поговорить, я всё время чуть-чуть не доезжал до них, а они, видимо забыв, где я живу, всё время проходили мимо моего дома. Я стучал в окно, кричал, но они не обращали внимания. Тогда я научился жить ощущениями: я помнил, как доехать до того или иного человека, садился в автобус, и пока ехал, представлял мысленно, как я с ним поговорю, какие эмоции, мысли и чувства я переживу за этот период, и, как водится, не добравшись до него, я ехал домой, вполне довольный собой и своим приятелем. Что самое плохое во всём в этом – это то, что я испытывал все старые чувства и проворачивал в мозгу все старые разговоры, ничего нового не приходило, и не могло прийти. Скоро я понял, что устал от самого себя не в своей роли  и перестал к кому-либо ездить. Это, конечно, ещё более сузило моё пространство. Единственной, с кем я не устал общаться – была она. Я ездил и ездил к ней, естественно, никогда не попадая туда, куда хотел, но воображение не уставало подбрасывать мне всё новые и новые иллюзии. Тогда я понял, что можно вообще никуда не ходить, а сидеть дома и переживать всё то же самое. Телефон давно умер: все знали мой номер, конечно, но никто не мог до меня дозвониться, также, впрочем, как и я до них. Я мог дозвониться лишь до тех, что хотели, чтобы я на них работал, ни о чём другом они разговаривать не желали. Но как же привычка?
Ведь я же привык…куда же всё это делось сейчас? Я не мог смириться с тем, что мне приходится только сидеть дома перед телевизором. И мне стало интересно, можно ли по другому жить… Нет, все живут в разных сказках – у каждого она своя. Счастливы те, кто является персонажами одной и той же сказки, у которого хоть что-то совпало.
На седьмой день я не выдержал. Я сделал большой плакат: «Я не могу больше жить один», прикрепил его на грудь, вышел на балкон и повесился. Это было несложно сделать – ведь я уже давно умер и мне было всё-равно. Моё  тело с плакатом болталось на декабрьском ветру и пугало своей чудовищной тенью прохожих. Но, видя, что никто не обращает на меня особого внимания, я перерезал верёвку и упал в сугроб перед подъездом (естественно, плакатом вверх). Видя, что и на это мало кто смотрит, я пролежал там до вечера, а ночью плюнул, выбросил плакат и пошёл гулять. Чудом я наткнулся на бродяг, которые жгли костёр, они спросили у меня сигарет, я присел к огню и в первый раз нормально отогрелся….